Паутина лжи

      — Так как, говоришь, тебя зовут? — криво ухмыльнувшись, задумчиво любопытствую я, не имея никакого опыта в правильном общении с детьми и наклоняясь немного ниже.       — Эндрю!       Голубоглазый мальчишка, с которым получилось завязать разговор при помощи его незамысловатого «а здесь правда есть карандаши?» и заинтересованных ноток в голосе, одаривает меня яркой улыбкой. Я чувствую на себе внимательные взгляды нескольких посетителей — по-моему, они, кажется, взволнованы, что какая-то незнакомая тетенька разговаривает с их родственником.       — Они тебе нравятся? — продолжаю беседу, разворачиваясь и указывая на сцену, но замечаю, как улыбка ребенка становится еще шире, отчего я несколько опешила.       — Конечно, — без раздумий отвечая он, — они лучшие. Особенно Бонни.       Вот как ни крути, а я и подумать не могла, что забегаловка с пиццей так сильно покорила сердца младшего поколения своей роботической техникой: все заглянувшие позавтракать с утра пораньше, все — все дети! — по открытию рабочего дня пришедшие вместе со своими родителями излучали слишком нескрываемое человеческое любопытство. В глазах Эндрю так и сверкает искорка радости, восторг с восхищением от увиденных объектов, не удивлюсь, если впоследствии он надумает после учебы точно также открыть в городе что-то такое же или помогать конструировать искусственный интеллект.       «Э-э, да, они лучшие, особенно пока стараешься не умереть».       Смех все-таки вырывается наружу, и в извинении за это, давя улыбку, я перекатываюсь с пятки на носок и приподнимаю руки вверх, а-ля «сдаюсь», почти сдерживая шальные мыслишки. Стоящий напротив ребенок хитро подмигивает и неуклюже пытается пародировать мои жесты.       …тем самым ввергая меня в удивление еще больше.       Если вспоминать неумолимо отсчитывающие время часы в зале, за которыми я внимательно следила одним глазом, искренне считая, что если действительно нахожусь во сне, когда-нибудь точно проснусь, окажусь в родном городе, проскальзывающее мимо работники заведения не обращали на незнакомую ненормальную, решившую «устроиться» ночным охранником в здание с вышедшими из строя животными с риском для жизни, ровным счетом никакого внимания. Интересно, они вообще знают, что за ерунда у них творится? Хорошо было бы разузнать. В общем, через где-то пятнадцать минут, когда на улице стало насколько светлее, в столовую стало вваливаться больше переговаривающихся кучек посетителей, как и, видимо, парочка опоздавших работников, еле успевших раскидать по столам цветные заламинированные картонки с меню — по количеству людей, честно говоря, выглядело так, будто бы иных мест для перекуса у них в городе попросту нет.       Занятый директор, к моему большому удивлению, любезно предложил не ушедшему домой работнику, то бишь мне, немного поесть за счет заведения («Вы, наверное, голодны, мисс? Вы какая-то бледная»), чему я, конечно, безумно обрадовалась. Хотя… Почему я чувствую себя слишком странно? Почему, если вдруг происходящее взаправду было каким-то осознанным сновидением, глупой шуткой, что, впрочем, невозможно было подтвердить от слова «совсем», от проснувшегося голода начинает тянуть живот, а глаза слипаются, словно я правда не спала буквально всю ночь. И ни черта это не смешно!       Почему по ощущениям как правда не выспавшаяся?       Рабочий (или почти) день, вроде, ничем еще не испорчен, и все шансы на то, что я успешно выберусь из этой западни, пока что актуальны, даже несмотря на нежданное перемещение в игрореальность Скотта, явно «немного» затянувшееся дольше положенного. Главное, чтобы уважаемая фортуна не подпортила мне все планы… Шесть часов — конец первой ночи и автоматическое начало второй, ей-Богу.       Вопросов много, ответов как всегда ноль и меньше. Можно было бы предположить, убедить себя, что все случившееся — шутка или неприкрытые игры сновидения, но не до такой же степени! Что я забыла в этом месте? Что могло так повлиять на сон? Почему повторяю все снова и снова?       Решила, что попала в игру! Что за глупости? Но действия Шмидта намекают на обратное.       В принципе, идти в хорроре все равно никуда и некуда, что я не раз упоминала, так что приходится твердо шагать по заведению, боясь потеряться в длиннющих коридорах и множественных комнатах ресторана, с интересом рассматривая всякие разнообразные штуки, которые вряд ли видно на камерах наблюдения в самой игре, точно не уверена, но все равно не отхожу слишком далеко от главной комнаты. Пока в какой-то момент меня не окликает более-менее настороженный голос.       — Лина, как прошла первая смена?       Когда неожиданно для себя я слышу позади голос уже частично запомнившегося дневного охранника, с которым однажды, этой ночью, столкнулась после пробуждения за столиком в кафе, моментально вздрагиваю и отрываюсь от рассматривания декораций в помещении столовой, резко оборачиваясь в сторону Шмидта, отчего несколько темных-темных прядей упало на лицо, а парень в свою очередь ожидает ответа.       — Эм, нормально, — сухо проговорила я и делаю несколько шагов к нему, чтобы не мешать проходящим мимо. — Просто встретила кое-какой редкий кадр на одной из камер…       Попытка выдавить максимально дружелюбную улыбочку, к счастью, увенчивается успехом, хотя снять въевшуюся маску чрезмерно вечных безразличия и холодности ко всему окружающему не сразу выходит. Особенно, если ты не очень общительный человек, о да.       — Что? — парень вопросительно вскидывает брови. — Что еще за «редкий кадр»? Что Вы говорите?       — Просто видела повернутые в сторону камеры наблюдения маски аниматроников, — тут же отвечаю. — Правда, не уверена в том, что это была лишь галлюцинация ночного охранника. Однако и Чика начала действовать быстрее, пройдя мимо своей «любимой» кухни, и Бонни перемещался слишком быстро для первой ночи. Наверное.       Наблюдать резко меняющиеся выражение лица Майка до жути забавно. Настолько забавно, что непродолжительную тишину между нами вдруг не прерывает мой тихий смешок, но секундная улыбка все равно расцветает на губах. Надо держать мысли под контролем.       — Как? Что за редкие кадры? Лина, откуда Вы знаете столько о поведении роботов в свою первую рабочую смену? — видно, как он нервничает и понятия не имеет, почему вдруг взявшаяся из ниоткуда в прямом смысле того слова девица скороговоркой проговаривает информацию о одержимых аниматрониках, с которыми столкнулась благодаря работе ночным сторожем, выжив всего лишь пока одну ночь и — с ума сойти! — с нервным срывом не уволившись. Боги, лучше бежала бы куда подальше, пока никто не увидел привидение с глазами-крестиками!       В сей момент я застываю на месте, серьезно задумываясь над ответом для объяснения сказанного буквально несколько секунд назад, вперившись взглядом в разноцветные воздушные шарики, развешанные по залу. По-моему, неплохо было бы рассказать о хоррор-игре, где в общем каноне просто запутаться, однако этот вариант может скорее считаться прямым билетом в ближайшую специализированную клинику. Не думаю, что мне поверят на все сто, а все-таки поведать о несуществующим для меня мире, в котором по неизвестной причине внезапно довелось оказаться, было бы проще простого — кажется, я тронулась умом. Наверное, было бы…       — Короче, давайте уже на «ты». Мы же теперь почти коллеги. Люди, пережившие хотя бы ночь в этом месте, не обязаны обращаться друг к другу на «вы», — уверенно заявляю я, неловко взмахнув руками.       — Ты откуда и кто вообще, Лина? Можешь рассказать о себе? — тут же усмехается Майк.       Раздражение комом застревает в горле, а говорить о себе чего-либо нет никакого желания. Обилие вопросов в ближайшие сменяющие друг друга события начинало порядком выводить из себя, с горечью разливаться по жилам, и что-то глубоко внутри подсказывало, что без ответа от всего не отделаться — следом еще больше вопросов и тупиков.       Вот теперь не помешает вкратце пересказать ему свою… эм… интересную и «захватывающую» историю. Ведь не каждый день встретишь попаданку, которая появилась неизвестно откуда и знает больше о маскотах, чем ты в своей реальности. Да еще наговорила несусветной чепухи про страшное, выдуманных персонажей и галлюцинации, полагаю, можно ведь распорядиться знаниями куда более выгодно и выдать ложную информацию. Если представить под другим углом, наверняка меня проще было принять за обычную сбрендившую бездомную, что вместо холодной скамейки заснула в каком-то строении общепита, не будь как раз на руку та самая пиццерия и, видно, вдоволь баек о ней (и Шмидт, но это такое). Да по мне точно клиника плачет с разнообразными горькими таблеточками и уколами. О чем вообще речь?       Это же выдуманная вселенная, так что — развлекаемся!       Терять-то во сне просто нечего… не считая, наверное, миллионы, нет, миллиарды нервных клеток, если их таким образом как-то возможно потерять. Несомненно.       — Оу… Так откуда ты столько знаешь о аниматрониках, коллега? — выдергивая из глубоких раздумий, продолжает свой допрос парень       — Есть теории по этой игре. Так-то я чуть-чуть знаю тактику прохождения, но не уверена, что она полностью сработает, — с малой враждой в голове поспешно говорю я, прокручиваясь вокруг своей оси и оттого надеясь смириться с чушью, которую несу.       — Игре? В каком смысле?       — Нужны объяснения?       Если, разумеется, смогу. Черт побери! На встречный вопрос Шмидт только озадаченно кивает в знак согласия и на секунду отводит взгляд в сторону, точно морально готовясь к (не)подробным разъяснениям.       Думаю, на следующий рассказ уйдет гораздо больше времени, но стоит попытаться. Во время более-менее понятного разговора мне упорно кажется, что что-то не так, что история про компьютерную игру может показаться чистым воображением поехавшего умом человека, но мнение окружающих сейчас меня волнует меньше всего остального. Майк Шмидт смотрит на меня с нескрываемым удивлением, нет, даже более чем шокировано, но все равно продолжает слушать, изредка задая вопросы или вставляя какие-то свои реплики, но в то же время мне немного не по себе от осознания того, что действительно оказалась в самой настоящей компьютерной игре.       Впрочем, этот его взгляд мне отчасти понятен. Во время действия хоррора у них, вероятно, даже компьютерных игр не было. И что тогда наплела тут? Уроки истории не нужны.       В помутневшей от усталости голове ключом бьют несколько вопросов, на которые, наверное, я не смогу найти ответы, несмотря ни на что. Как вернуться обратно домой, когда первый уровень успешно пройден, а на часах уже не шесть утра? Сколько вот так вот стоять? Сколько смотреть на пейзаж и новых гостей в кофе, отмахиваясь от вопросов? Так, стоп, если я попала сюда заснув, то логично предположить, что когда-нибудь обязана проснуться, но только когда? В какой момент?       Лениво растягивающееся время отпугивало неизвестностью, и от этого становится только хуже: мне все больше казалось, что я остаюсь здесь совсем надолго и одна, что за ту последнюю ночь в городе со мной на самом деле произошло что-либо нехорошее, все больше думалось, что в настоящей жизни Фнаф — это на крайний случай наказание за неверный поступок.       Я НИЧЕГО НЕ КРАЛА, КАЮСЬ.       Невезение в квадрате.       Звуки выступления роботов, то бишь веселая, позитивная мелодия без слов, и громкий смех детей разносились эхом чуть ли не по всей пиццерии. Дети были поглощены радостью, взрослые о чем-то разговаривали между собой, общались. Трое механических роботов-животных поворачивались на сцене, дергано вертелись из стороны в сторону под какие-то абсолютно незнакомые мелодии и слегка пошатывались совсем не так, как двигалось бы любое живое существо. Не знаю как, но на блюдце Чики уже давно красовался розоватый робот-кекс с большими светлыми глазами и единственной свечой сверху.       — А кто вернул цыпленку кекс? — складывая руки на груди, по-прежнему продолжая смотреть на сцену в главном зале, вопрошаю я и поджимают губы, если честно даже не надеясь на ответ.       — Может, директор или кто-нибудь из персонала. Обычно эта розовая штуковина стоит в офисе, ну, практически в бункере.       — Ну-ну.       Так, Лина, и куда тебе идти? В любом случае, оставаться навсегда я совсем не хочу! Совсем. Не. Хотелось. Бы. Вопросы вихрем крутились в черепушке, еще больше переворачивали сумбурный порядок мыслей, возникали слишком часто и слишком неожиданно, отчего мне становилось несколько не по себе. Впрочем, в какую-то секунду, боковым зрением посмотрев на дневного охранника, я уловила на себе его непонимающий, ошарашенный взгляд. В недоумении — на что он смотрит?       — Эй! Что это с тобой? — звучит взволнованный голос Майка, и я лишь вопросительно вполоборота смотрю на него.       — Что?       — Коллега, ты… исчезаешь? Что это такое?       Выражение лица, кажется, за секунду из огромного удивления искажается в чистейший шок, а взгляд самовольно цепляется за мои руки, ладони, которые — абсолютная паранормальщина! — начинают буквально постепенно растворяться в воздухе, исчезать так, что сквозь собственную ладонь, словно через тонкое разноцветное стекло, я могу разглядеть сине-красный кафель на полу в главной столовой. И это, начистоту говоря, вызывает немалый испуг, разноцветной палитрой отражающийся на моем наверняка побледневшем лице, когда я, ошарашенно несколько раз моргая и считая, что все-таки просто кажется, замечаю, что не только руки, но и все тело с одеждой также размывается на глазах.       Черт! Черт! Черт!       Какого черта?!       Что это такое?       А через непонятное мгновение я начинаю отмечать в себе странные ощущения: голова легонько кружится, изображение раздваивается, покачиваясь, и как будто размазывается, а в голову прорезаются совершенно чужие голоса, однако, в панике не стараясь прислушаться к словам, я не хватаюсь за незнакомые нотки, не сосредотачиваясь на них со всей силой.       — Твою мать! — губы невольно начинают судорожно повторять слова, не отрывая взгляда от рук, не отводя его даже в сторону.       — Что?! — Шмидт показывает всю свою решительность и пытается дотронуться до рассыпающегося запястья: рука его остается без опоры, проходя насквозь.       — Уснув, я попала сюда, и…       Прилив адреналина будит, и затем клокочет в голове ровным голосом спокойное «проснись», сбившее с толку созданный спящей головой мирок. Спину в одно мгновение пронзает резкая, тупая боль, а в глазах окончательно темнеет, однако напоследок успеваю заметить напуганного Шмидта, смотрящего на меня с расширеными зрачками, и свои руки, ставшие прозрачными почти полностью. И через несколько несчастных секунд я резко распахиваю глаза и подрываюсь на месте, непонимающе глядя на светлый потолок своей комнаты в рассветных лучах проникающего через щель между шторами солнца.       — Что за?..       Впрочем, совсем скоро до разума все же доходит осознание того, что очнулась совсем не на матрасе под теплым одеялом, а на жестком, таком не очень-то и удобном полу. Быть может, упала во время своего «сна», отчего спина продолжает сохранять боль от удара, кажется, из-за не очень удачного преземления, так и крича «девочка, зачем так падать? Ты меня повредила!». Однако спустя несколько минут в голове начинают прокручиваться яркие воспоминания обо всем произошедшем, о приснившейся пиццерии с неприветливыми аниматрониками, в которой мне выдалось побывать, хотя не в реальной жизни, и теперь я не была уверена, на что списать все остальные ощущения.       О, какая ирония!       Я одним движением возвращая упавшее на пол одеяло, с трудом трудом выпрямляюсь, наконец возвращаясь в вертикальное положение, и начинаю судорожно тереть глаза, избавляясь от полупрозрачной, мутной пелены, искажающей реальность, а затем с неподдельным удивлением перевожу взгляд с комнаты на почему-то включенный компьютер, на мониторе которого мелькает главное меню из хоррор-игры про одержимых призраками робо-животных. До сознания упорно не желает доходить суть происходящего, и я не могу ничего понять, глядя на мелькающие на фоне нарисованных помех большие белые буквы с названием и медвежью голову Фредди Фазбера в вычурном черном цилиндре.       Обрывистые картинки дают возможность вспомнить и осознать, что ночью я действительно бесцеремонно выключила всю имеющуюся в комнате технику, как только со слипающимися веками пошла спать, а это значит, что никто, кроме родителей, не мог включить компьютер. Мама решила что-нибудь поискать на досуге вроде кулинарных рецептов? Зачем тогда открывать игру? Как-то на нее не похоже…       — Первая ночь пройдена? — практически шепотом произношу я, растерянно моргая и глядя в собственное взлохмаченные отрадкние. — Как такое возможно?