Любовь и бедность навсегда Меня поймали в сети. Но мне и бедность не беда, Не будь любви на свете. Зачем разлучница-судьба — Всегда любви помеха? И почему любовь — раба Достатка и успеха? — Роберт Бёрнс
Ночь спокойна, а на душе — легко. Сегодня я совершил великое дело. И очень скоро сто тысяч окажутся у меня в кармане! И тогда я не буду больше играть на улицах. Показалось знакомое заведение. Глухо доносились звуки танцевальной музыки. Прямо внутрь вела красная ковровая дорожка, а возле дверей стоял грозного вида горилла. Вот и отлично. Сразу видно — для богатеньких место. Когда-нибудь я тоже попаду туда, прямо в самое сердце бара. Это обязательно произойдёт. Майк распаковал саксофон. Горилла ничего не сказал. Майк проиграл короткое вступление и вновь бросил взгляд на охранника. Нет, выгонять его тот не собирался. Майк проиграл пять песен. Но все мысли были заняты предстоящей репетицией и победой, а не музыкой. Он особо не выкладывался, свою душу не изливал, старался играть знаменитую музыку. Удивительно, но плоды это принесло — зазвенела пара монеток. Так не пойдёт. Следует стараться. Что напоминает мне эта музыка? Конец девятнадцатого века. Сыщик в кресле. Чёткий профиль, возможно какой-нибудь грызун. Или кот, или пёс. Пёс. Длинная изогнутая трубка, лупа, охотничья шляпа. Великолепный Шерлок Холмс, проживающий на Бейкер Стрит. Гениальный сыщик, может решить дело, не выходя из комнаты. Маленькая неприметная улочка, на которой живет гений… Майк увлёкся. Постепенно музыка переставала быть похожей на кавер знаменитой песни, все более и более приобретая особые, «Майковские» черты. Это уже была его песня. Музыка закручивалась, уносила куда-то. Закрыв глаза можно было и вправду увидеть знаменитого сыщика — элегантный, уверенный, изящный. Умный взгляд, трубка в зубах, тёплая, и вместе с тем немного ироничная улыбка… Майк лишь на секунду открыл глаза, потому что услышал шаги. И то, кого он увидел, заставило вдруг остановиться всю ту фантазию о Бейкер Стрит и раствориться где-то в воздухе. Гордой походкой мимо прошла мышка. Идеальные черты лица, блестящее платье, так хорошо подчёркивающее прекрасную фигуру. Она шла, словно королева, её взгляд был уверен, и в нем читался ум. Сердце Майка растаяло. Он сам не понял, что собственно случилось. Как-то сама собой вдруг заиграла романтичная музыка. Мышь даже не осознал, что именно он играет. Он быстро поравнялся с красавицей, стараясь показать все своё превосходство на инструменте. Она смеялась, но позволяла. Вдруг Майк почувствовал удар в живот, и мышь упал на что-то гладкое. Саксафон выпал из рук. Что за… А все оказалось очень просто — горилла, не пуская его в бар, перегородил ему дорогу ногой. — Эй, одну минуту, сэр… — произнёс Майк, все ещё пытаясь как-то преребраться через ботинок. — П-подожди! — крикнул он мышке. Она обернулась и вдруг улыбнулась. Её улыбка была чуть-чуть насмешлива и в то же время ласкова, а взгляд кокетливо говорил «Что ж, поймай меня». — Ох, ты только посмотри… — залюбовался было Майк, но его мысли прервал горилла, который вновь стряхнул Майка с ботинка. — Эй, я знаю Дерека, менеджера, он замолвит словечко, пусти! — крикнул обиженно Майк. — Эй, Марио! — послышался грубый голос. Навстречу шли три медведя весьма брутального вида. Не богачи, а гопники какие-то, отбросы общества в кожаных куртках и с рожами уголовников. Горилла тут же отошёл и трио, посмеиваясь, зашли в бар. — О, посмотри, а медведей, ты значит, пропускаешь! — воскликнул в сердцах Майк. Вновь толчок, и Марио нагло закрыл дверь. Майк от бессилия загудел в саксофон, вызвав отвратительно скрипящий звук, от которого у гориллы, должно быть, зубы свело. Майк, кипя от злости, бросил саксофон на асфальт и сел, скрестив руки на груди. Раз его не пускают, будет ждать. Назло всем будет сидеть и ждать! Музыки никакой они не получат. Он даже поднялся, положил саксофон в футляр и демонстративно захлопнул крышку. Будет ждать этого ангела неземного, если, конечно, она не была призраком. Все равно в доме делать нечего, не прорепетируешь уже — все соседи спят. «Хорошенько выспитесь», говорил этот Бастер Мун. Конечно, откуда же ему знать, что ему, Майку, приходится подрабатывать на улицах. И если за день не получается — пробовать ночью. Что руководит другими? У всех сто процентов каждый день желудок полный, да ещё три-пять раз за день пополняется. Проиграют — и вернутся к прежней жизни, ничего у них не изменится. А если Майк вернётся к прежней жизни, он долго не протянет. Слава, слава. А у самих таланты — даже рядом с мышиными не стояли. Майк чувствовал, что ему обязательна победа. И не только слава… Если ты из бродяг вырвался в принцы, ты можешь сказать всем своим бедам «прощай». Порой только в принцы вырваться и возможно. Сто тысяч — это ведь не миллион. Но хватит на дом, хватит на записи альбомов, а там уже деньги сами потекут. То, что я исполняю «старые» песни и пишу «слишком классические» может сыграть со мной злую шутку. Ведь у немногих зверей присутствует хоть какой-нибудь вкус музыки. У Майка затекли ноги и шея, но он все равно сидел. Он уже не злился, нет, он просто ждал. Майк облокотился об стену и закрыл глаза. Как хорошо. Не уснуть только бы. Темнота. Майк постепенно туда проваливался. Возникали причудливые образы — танцующий золотой свин, поющий паук, играющий сам по себе саксофон… И танцевальная, дикая музыка которая становилась все громче, громче, превращаясь в оглушительный грохот… Майк резко открыл глаза. Он все-таки заснул! Свернувшись клубочком и уткнувшись носом в землю! А дверь действительно открылась. Вышла та самая красавица-незнакомка. Она посмотрела на небо и вздохнув, пошла. Майк быстро встал, поправил пиджак и шерсть на голове, перекинул футляр через плечо и догнал её. — Приветствую, — поздоровался он, поравнявшись с ней. Она обернулась и её лицо украсила улыбка. Только она была немного… грустной? — Привет. А я уже ожидала, что вновь отправлюсь домой в одиночестве. — Неужели такая красотка, как вы, может быть одинокой? — усмехнулся Майк. — Может, — вздохнула она, и продолжила путь.— Как вас зовут? — Майк. А вас? — Нэнси. Вы хорошо играете на саксофоне, я бы сказала, талантливо. — Вы мне льстите,— уши Майка приобрели красный оттенок. — Это было вдохновением, вызванное вашей красотой, детка. Она захихикала. — Делать комплименты вы умеете, это правда. Только… Я наслышана о таком. — Я просто был бы рад узнать вас поближе. К тому же, вы одиноки. — С чего вы взяли? — Бар, вздыхания, а ещё вы мне сами об этом сказали, красотка. Я тоже одинок. — И тем не менее, отлично клеите девушек, — вздохнула она, и её лицо стало серьёзным. Я? Клею? Да как она… Ясно, значит, обжигалась. — Я бы не играл на улицах, не будь я одиноким, детка. Мне действительно нелегко. Я бы хотел немного скрасить вам вечер. Я ничего от вас не требую, если я вам не по вкусу, можете, кончено, плюнуть на меня с высоты своего положения, но… Я вас не скоро забуду, Нэнси. Мышка вздохнула и вдруг посветлела. — Это может дико звучать, но я вам верю, — произнесла она. — То есть у вас нет денег? — Почему? Есть, — соврал Майк. — Просто я романтик. — Меня не проведёшь. Но допустим, и тут я вам верю. Деньги вам не нужны. — Мне? От вас? Увольте. Нэнси вытащила из сумочки ключи. — Сегодня такая чудесная ночь, — произнёс Майк. — Звезды светят необычайно ярко. Два одиночества идут на встречу друг другу, они раздарили всю свою любовь до вечера. Их глаза печальны, пока не прозвучит первое «привет». — Красиво говорите, — тихо ответила Нэнси. — Это не мои слова, — признался Майк. — Это слова песни. — Вы ведь меня ждали возле бара, так? Значит вам действительно было некуда пойти. Мы действительно два одиночества, — она грустно усмехнулась. — Вот и моя машина. — Красивый «Мерседес». Ничего лучше, конечно, придумать не мог. — Соглашусь, — она сделала шаг к машине. Майк остался стоять, улыбаясь. Нэнси подняла на него удивлённый взгляд. — И ничего не скажите, не предложите? — спросила она. Что я должен предложить?! — Мы могли бы встретиться как-нибудь. В среду, например. Пойти в кафе. Что скажешь, детка? Её ушки приподнялись. — Конечно! — воскликнула она неожиданно весёлым голосом. — Я с радостью. — Тогда спокойной ночи,— Майк учтиво снял шляпу. — Спокойной ночи. Вы мне очень нравитесь, — она подошла к нему и вдруг нежно обняла, прижавшись своей щекой к его. Майк оторопел и почувствовал, что внутри он весь будто горит ярким пламенем. — Вы очень добрый зверь. Спасибо, — она отпустила его. Заходя в машину, она ещё раз бросила на него ласковый взгляд и улыбнулась. Уезжая, она помахала ему рукой. Майк стоял на стоянке в одиночестве, прокручивая в голове все, что только что произошло. Как мои слова могли вызвать у неё такую реакцию? Но… Семиглавый король*, какая же она милая! Майк, все так же улыбаясь, и не чувствуя под собой земли от счастья, отправился домой. Про голод он позабыл, а деньги вдруг отошли на другой план. Он все воскрешал в мыслях её образ, и его сердце наполнялось песней. А так как сердце было молодое, песня вырвалась наружу.Незнакомцы в ночи, Обмениваться взглядами, Размышляют, Был ли у нас шанс разделить любовь, До того, как ночь ушла. Что-то в твоих глазах было такое приветливое, Что-то в твоих глазах было такое радостное, Что-то в моем сердце, Сказало, что я должен быть с тобой. Незнакомцы в ночи, две одинокий мыши — Мы были ночными незнакомцами, До того, как сказали первое «привет», Как могли мы знать, Что от любви разделял лишь взгляд, Лишь неловкий тёплый танец, и... С той ночи мы были вместе, Влюблённые с первого взгляда, Влюблённые навечно, Как удачно все закончилось Для двух ночных незнакомцев...
Некоторые открывали окна, высматривая того, кто мог бы обладать таким сильным голосом. Да ещё посреди ночи. А маленький, одинокий певец пел, не стесняясь, не обращая внимания на открывающиеся над головой окна. Майку хотелось танцевать, кружиться вокруг фонарей, закричать эту песню на весь мир. Чтобы весь свет его услышал и узнал, насколько ему сейчас хорошо. Все равно, что дома его никто не ждёт. Все равно, что он беден. Главное — он встретил любовь. Майк был уверен, что это любовь. Для такого одникого зверька, как Майк, чувство было новым, но оно было сладким, и оно называлось счастьем. Как удачно все закончилось для одинокой мыши среди ночи...