***
Он вошел, не постучав. Ленц все также сидел в кресле, где Кестер оставил его. Увидев Отто, отсалютовал ему стаканом. – Святой Моисей! – воскликнул он. – Произошло чудо! Ко мне явился мой друг. Он пришел, чтобы спасти меня из плена удушающего безмолвия, в котором я оказался в этот волшебный вечер. Спаси меня от безмолвия, Отто! А я спасу тебя от жажды! Отто молча посмотрел на него, сам взял стакан и налил себе рома. Некоторое время они просто сидели друг напротив друга. Кестер внимательно разглядывал Ленца, который как-то вдруг растерял все свое наигранное веселье и теперь угрюмо молчал. – Что с тобой, Готтфрид? – Зачем ты вернулся? Они сказали это одновременно, и Готтфрид расхохотался. Настроение его менялось ежеминутно. Кестер ответил ему нервной кривой ухмылкой. – Я пьян, Отто. И не ведаю, что творю. – Почему бы тебе не лечь спать? – А к черту! – Ленц махнул рукой. – Не хочу я спать. Отто поставил стакан рядом с креслом, поднялся, подошел к Готтфриду, присел перед ним и стал расшнуровывать его ботинки. – Что ты делаешь? – Собираюсь уложить тебя в постель. Готтфрид хрюкнул, отпивая из стакана, и чуть было не захлебнулся ромом. – Отличная идея. А ты со мной? Кестер посмотрел на него снизу вверх. – Что с тобой, Готтфрид? – снова спросил он. – Ничего, – ответил тот, вставая. Кестер тоже поднялся. Они стояли близко, лицом к лицу. Отто чувствовал запах рома, идущий от Ленца, слышал его сопение и мог разглядеть и сосчитать все его веснушки. – Ты поцеловал меня в шею. Там, на лестнице, – произнес Кестер. – Да ерунда. Просто принял тебя за другого… другую. Я ведь пьян был в стельку. Так тебе понравилось? Поэтому вернулся? – Ты не можешь быть настолько пьян, чтобы говорить это все. – Ошибаешься, детка. Я достаточно пьян, даже для того чтобы сделать вот это, – он качнулся вперед, и Кестер, боясь, что он упадет, схватил его за плечи. Но Готтфрид просто шагнул к нему и, положив руку Отто на талию, прижал его к себе. – Готтфрид, что ты делаешь? – спросил Кестер. – Черт его знает что. Я же в стельку пьян, – заявил Ленц и поцеловал его.***
Хмурое февральское солнце вставало над городом. Хмурый Кестер ехал домой. Поспать ему так и не удалось. Он всю ночь пролежал на спине, гоняя в голове свои невеселые мысли, и слушал дыхание Ленца, который безмятежно похрапывал ему в ухо и то и дело забрасывал на него свои длинные руки и ноги. Когда начало светать, Кестер осторожно снял с себя руку Ленца, оделся и отправился домой. Готтфрид не проснулся. Отто гнал «Карла» по улицам, распугивая утреннюю тишину ревом мотора. Все произошедшее не укладывалось в голове. Он переспал с Готтфридом. Дикость несусветная! Тот был пьян, а у Кестера какое оправдание? Хотя «переспал», пожалуй, слишком громкое слово. Сначала они обжимались, стоя у кресла, Ленц целовал его, а Отто не знал, что ему делать. Он чувствовал руки, гладящие его спину, вкус рома на языке Готтфрида у себя во рту. А в голове все крутился идиотский вопрос: «Готтфрид, что ты делаешь?» Но по счастью рот у Кестера был занят, так что он не смог его задать. И только когда Ленц нагло залез к нему в штаны, он с удивлением обнаружил, что вся эта возня возбудила его. Он мысленно махнул рукой на все идиотские вопросы в голове и расслабился. Готтфрид сразу уловил перемену и потянул его к постели. По дороге они задели столик и, кажется, уронили бутылку с ромом, но Ленц по-прежнему не отпускал Отто и все также не отрывался от его губ. - Ты, кажется, хотел уложить меня в постель, - шепнул он и впился губами Кестеру в шею. Отто послушно стянул с него пиджак и принялся расстегивать рубашку. Потом, уже оба обнаженные, они лежали на кровати, и Ленц ласкал Кестера руками, не переставая целовать его шею, губы и грудь. Казалось, он совершенно забыл, где он и с кем. Он прижимался к Отто, будто пытаясь слиться с ним в одно целое, он был жадным и нежным, стонал и терся о Кестера и не стеснялся пользоваться его рукой. А тот лишь принимал все, что ему давали, ничему не противясь, но и не давая ничего в ответ. После Ленц моментально заснул. Кестер укрыл их одеялом и зачем-то пригладил растрепавшуюся соломенную гриву романтика. Волосы были влажными и оттого казались более темными. На полпути домой Кестер передумал и повернул в мастерскую. Сегодня воскресенье, там его никто не побеспокоит. Ему нужно было подумать, но проблема была в том, что думать об этом ему не хотелось. Сперва он сел за стол и одну за другой выпил три рюмки коньяка. Но мрачные мысли одолевали его, и коньяк не помогал. Тогда Отто решил повозиться с «Карлом». Это занятие никогда не надоедало и отлично прочищало голову. Время пролетело незаметно. Ближе к обеду он услышал скрип ворот и повернулся. К нему, размахивая пакетом, шел Готтфрид. - Салют, Отто! – крикнул он. – Так и знал что ты здесь. Кестер, поджав губы, следил за его приближением. Ленц остановился. - Я вчера здорово перебрал. Не думал, что со мной такое может быть. Плохо помню вчерашний вечер, но,по-моему, в нем был ты. Хотел спросить у тебя правда ли то, что я помню, но вот увидел твое лицо и…. Отто, я принес тебе обед. Он стал выкладывать на стол содержимое пакета. Кестер, терзаемый самыми противоречивыми чувствами, молча наблюдал за этим. Наконец, ему в голову пришла совершенно дурацкая мысль. Он вытер руки о комбинезон и подошел к Готтфриду. Ленц нахмурился, его большой нос дернулся, чуя подвох. Не давая себе времени на раздумья, Отто потянулся к нему и буднично чмокнул в губы. - Дорогая, прошлая ночь была восхитительна. Готтфрид стоял, как столб, с куском сыра в руке и молчал. - Черт, - сказал он, наконец. – Я уж думал, мне все приснилось. - Что будем делать, Готтфрид? - Не знаю, Отто. Тебе решать. Я вроде как люблю тебя. Давно. Черт знает, как это случилось, - он бросил сыр и плюхнулся на табурет. – Вот тебе и гроссмейстер любви, последний романтик…. Так вляпаться! Ты прости меня,Отто. Я никогда бы ничего подобного не выкинул, если б не напился до беспамятства. Будто совсем разум потерял. Кестер вдруг рассмеялся. - Лекарство от Отто, - сказал он. - Что? - Ты сказал вчера. Ром – это лекарство. От воспоминаний, от войны. Лекарство от Отто. Ленц засмеялся тоже. - Ром – плохое лекарство от Отто. У него обратный эффект. Я всего лишь хотел забыться, а что вышло? - Нужно было лучше учиться, - сказал Кестер, садясь на край стола напротив него. Он положил руку Готтфриду на шею, погладил большим пальцем нежную кожу за ухом. - Что теперь будет, Отто? Мы с тобой?..Как это все?.. Кестер еще никогда не видел Готтфрида таким косноязычным. Он почувствовал, как в душе поднимается волна нежности, и одернул себя. - Поживем увидим. Я умираю с голоду. Он развернулся к столу и стал потрошить разложенные на нем свертки. Потом, прихлебывая пиво и жуя сыр, Ленц вдруг хлопнул Кестера по колену. - Отец! У нашего ребеночка скоро день рождения. Тридцать лет – не шутки тебе! - Я помню, мать, помню. - Да. И я думаю, незачем ему знать, чем родители занимаются по ночам? - Само собой, Готтфрид. Само собой.