Улыбка

Мягкая и мраморно-прохладная на ощупь, кожа Мисиль ничуть не изменилась с того самого дня, когда Сольвон наконец заслужил право дотрагиваться до неё. Он любил, когда сэджу звала его во время омовений, любил касаться её стройных ног, проводить ладонью по нежному бархату обнажённых плеч, чувствовать под пальцами быстрое и чёткое биение сердца. Волосы Мисиль, густые и тёмные, без малейшего намёка на седину, крупными прядями рассыпались по плечам, когда Сольвон распускал их. Он бережно проводил по ним гребнем: сто раз, после ещё сто и ещё — столько раз, сколько он сам решит, и Мисиль ни единым словом, ни малейшим жестом не выдавала своего нетерпения, не останавливала его, полностью отдавшись рукам мужчины, почитавшего её, как божество. Губы Мисиль — тёмный сладкий яд. Сольвон поцелуями стирал с них привычную нежнейшую улыбку-оружие. Сначала лёгкими и неторопливыми, потом всё более страстными и глубокими — ведь Мисиль огнём проникала в самое его естество, терпким вином усыпляла и подчиняла разум, заставляя раз за разом терять голову от счастья обладания ею. Каждая частичка Мисиль приносила одновременно небывалый восторг и острое, как меч палача, осознание того, что Сольвон так и не сумел стать единственным, кто познал это чудо — быть с ней. Она молчала, и Сольвон, даже не видя её лица, знал: в глазах Мисиль разгорался кошачий блеск, мерцающий желанием, предвкушением и превосходством. Её волосы пахли роскошью и амброй, и он медленно погружался в этот аромат, ощущая шелковистую тяжесть каждой пряди. Мисиль нравилось страстное преклонение, которое она видела в глазах давно покоренного ей мужчины. Она, Мисиль, властвовала здесь безраздельно, и в его сердце не оставалось места для кого-то или чего-то иного. Сольвон наконец отложил в сторону гребень и почти благоговейно прикоснулся губами к её волосам, затем, бережно отодвинув их в сторону, прижался лицом к изящной женской шее, всё глубже вдыхая тонкий запах её тела и окончательно отдаваясь во власть Мисиль. Руки Сольвона скользнули по её расслабленным плечам, коснулись небольшой округлой груди, и её соски тут же отвердели — она всё же устала ждать. Одним гибким движением Мисиль повернулась и подалась Сольвону навстречу, обвив руками его шею и разрушая их небольшой ритуал. Дыхание Сольвона стало горячим и нетерпеливым. Он порывисто и крепко обхватил сэджу, неудержимым вихрем подхватывая и увлекая в сторону постели. Мисиль ахнула, но её тёмные глаза только вспыхнули ярче. Одежда осталась на полу, а она улыбалась, наслаждаясь чужой неутолимой жаждой. Губы Мисиль обожгло поцелуем, крепким и жадным — так её целовал лишь Сольвон. Но, не смотря на это яростное вожделение, мужские пальцы оставались нежны. Он ласкал её, умело добиваясь того, чтобы Мисиль оказалась готовой поторопить его: Сольвон всегда стремился к этому, но она продолжала ждать, даже если его ласки доводили её до неистовства. Мисиль никогда не просила Сольвона овладеть ей — он всегда уступал своей страсти первым. Она почувствовала тот момент, когда мужское возбуждение достигло пика, и почти одновременно он, сдавшись, вошёл в неё. Ноги Мисиль обвились вокруг его бёдер, она подалась навстречу, поторапливая и задавая темп, помогая своему мужчине проникать всё глубже и глубже. Сольвон начал двигаться быстрее, зная, что она не отстанет и не уступит. Резкое и долгожданное удовольствие ослепило, и он сдавленно зарычал, стараясь не закричать в полный голос, а после удовлетворенно затих. Он знал, что увидит, когда наконец оторвёт голову от белоснежной женской груди — на губах Мисиль будет играть улыбка.