Ты мне ничего не должен

Тюрьмы Асгарда никогда не были похожи на курорт, ибо в них находились только самые опасные чудовища 9 миров или преступники, которым не было прощения. Кроме того, государственные изменники, коих было не так уж и много в живых, содержались в особенных условиях. Для таких вообще не было поощрений. Именно поэтому каменные стены обросли плесенью, ступени были разбиты, в общем, эстетика там никакая. Да и ценителей прекрасного было мало. Окон в камерах не было, только стены из жесткого камня. Не было и кроватей, считалось, что предатели должны радоваться тому, что живы до сих пор. Тор Одинсон медленно спускался по ступеням в коридор темницы. Она соответствовала названию, все камеры были темны. Лишь у самой дальней стены была отличная от других камера. Она светилась, потому что там был не камень, а магический барьер. В этой камере несколько лет назад томился Локи. Тор не забыл. Он смотрел на пустую сейчас камеру и будто наяву видел, как бог коварства и лжи сидит, прислонившись к стене спиной, а вокруг все разбито. Впрочем, сам Лафейсон тоже был разбит. Тогда он видел брата поверженным, и ему это доставляло удовольствие. А сейчас Тор не мог простить себе заключение Локи. Он должен был возразить, должен бы уговорить отца. Но он был ослеплен злобой и поддержал отца. А теперь пришло раскаяние. Возле камеры Джейн стояло 5 стражников, а на двери было наложено заклятье. В соседней камере были заключены ее спутники. Почему-то именно с Джейн Тор не хотел пересекаться вообще никоим образом. Но она знала больше, чем все остальные, поэтому он пошёл к ней. Пока снимали защитные руны, Тор обдумывал предстоящий разговор. Что он хочет спросить? Чего хотел Лафей? Так она и скажет. Но попытаться всё же стоило. Тор уже представлял, как она будет смеяться, видя его, мягко говоря, потрепанный вид. И как будет довольна, когда узнает, что Локи тяжело ранен. Как Тор и ожидал, Джейн была готова к разговору, вернее к безумному монологу. При виде его девушка засмеялась так, что по коже прошёл холодок. Но показать слабость, значит подвергнуть Локи еще большей опасности, а этого Одинсон никак не мог допустить. — Не могу сказать, что рад видеть тебя, Джейн Фостер. — произнёс Тор, желая показать, что ничто и никто не сможет выбить из колеи его самого и жизнь Асгарда в целом. — А я очень рада. Как говорится, награда нашла своего героя. — Джейн снова засмеялась, хотя это больше было похоже на вопль умирающего. — Я не понимаю тебя. Твоё поведение и действия для меня загадочны. Зачем всё это? — Ты посмотри, как интересно получается, ты бросил Локи ради меня, потом меня ради Локи, должна быть и третья сторона, например, я брошу Локи в бездну к любимому папочке. — Ты не сможешь. Не хочу тебя обидеть, но ты смертная, твои дни сочтены и здесь, и там. Тебе и тысячи лет бы не хватило, чтобы причинить вред Локи лично. А у тебя этой тысячи нет. Поэтому не стоит грозиться тем, что не сможешь осуществить. — О, ты так уверен, что стены дворца защитят его? Напрасно, хотя нет, продолжай верить. Посмотрим, что ты будешь говорить, рыдая над трупом собственного брата. Или не брата. — Локи мой брат с момента рождения и навсегда. Не столь важно, кто породил, гораздо важнее, кто воспитал. А уж Локи воспитан очень хорошо. — С каких пор ты так говоришь о нём? Когда мы были вместе, ты терпеть его не мог. Он отнял у тебя многое. Например, власть. — Ты не знаешь, о чем говоришь. Я был глуп. Поумнел достаточно поздно. А насчет власти… Думаю, нет ничего страшного в том, что я скажу тебе это. Локи отказался от правления, когда я вернулся. Он не ты, все эти годы он меня любил и был мне предан. Джейн перестала смеяться, её глаза расширились. Было видно, что она хочет что-то сказать, но почему-то не говорит. По глазам было не очень понятно, о чем именно должна идти речь, но что бы это ни было, оно имело для него и Асгарда значение. — Джейн??? Может расскажешь, наконец? — Локи скоро исчезнет из этого мира. Ты не сможешь его вернуть. — взгляд снова стал равнодушным, даже немного злым. — Что ты имеешь ввиду? — Что говорю, то и подразумеваю. Лафей заберет его, а ты будешь стоять и смотреть. Ты мало знаешь о том, с кем рос. — Это наглая ложь. Локи не вернется к Лафею никогда. — А ты думаешь, Лафею нужно разрешение? Он зайдет и заберет всё, что хочет. А хочет он Локи. — На каких правах он войдет в моё царство и заберет МОЕГО брата?! — А ты не знаешь? — О чем не знаю? — Тор терял терпение. — Ты бы получше изучил братца. На его теле есть знак принадлежности Лафею. Он может его забрать. И сделает это. Тор вылетел из камеры Джейн, по дороге отдавая приказы охране, которая стремительно заблокировала за ним выход, и направился в свои покои, где сейчас находился Локи. Тор не понимал, как такое возможно. Когда Лафей успел отметить брата своим символом? Локи был совсем маленьким, когда его нашёл отец. Неужели в раннем детстве? Голову царя посетил и другой, не менее важный, вопрос: А знает ли Локи об этой метке? И если знает, то почему до сих пор ничего не предпринял? Он же искусный маг, убрать печать для него должно быть делом пяти минут. Навстречу Тору шла Сиф с каким-то большим свитком. Одинсон уже подозревал, что там не будет хороших новостей, но старался надеяться на лучшее, а готовился к худшему. В любом случае, ему не привыкать. — Леди Сиф?! — Тор, оставь это для пирушек. У меня для тебя не очень хорошие новости. — Ну естественно, с хорошими новостями в последнее время никто не приходит, только с плохими. Что там? — Это от Лафея. Он требует выдать ему его наследника или будет война. — Война, так война. Нам не привыкать… — Тор, может попытаться с ним поговорить? — О чём поговорить? Он ворвался в наше царство, ранил наших людей, а теперь он требует, чтобы ему как вещь отдали наследника царской семьи. Тебе не кажется, что лимит разговоров с ним исчерпан и уже давно? — А что скажет Локи? Это его отец. — А Локи ничего не скажет. Он по-прежнему без сознания, и неизвестно, проснется ли вообще. — Тор… — Не говори мне про веру и прочее. Я верю в то, что вижу. А сейчас я вижу, как мой брат погибает от рук человека, который, можно сказать, его породил. Если быть точнее, это моя вина. Я во всем виноват сам. Должен был защитить, но не смог. — Тор, иди — ка ты к Локи. Мы тут сами разберёмся. Иди, иди, нечего тут своим видом слуг пугать. Они скоро по коридорам ходить перестанут. Все боятся тебя встретить. — Да что же я — монстр? — Ты? Нет, что ты, ты гораздо хуже. Ты вроде идёшь в хорошем расположении духа, а потом как в голову стукнет, так начинаешь на всех орать. Слуги понимают ситуацию с Локи, всем тяжело, но никто не орёт, а ты даже слишком сильно. Всё, иди уже отсюда. — Если прибудет Лафей, немедленно мне доложить. Сразу же. — Уйди уже отсюда. Скройся. Оставшийся путь до своих покоев, в которых сейчас лечили Локи, Тор преодолел за пару минут. Почему именно у него в покоях? Они были самым безопасным местом во дворце. Даже комнаты Одина и сокровищница не могли соперничать с комнатами старшего принца. Да и так было удобнее приходить к Локи. У самого младшего всегда на дверях были руны, и чтобы Тору туда попасть, Локи должен был их снять. А он очень часто обижался на старшего, поэтому шансов зайти в покои Локи у него практически не было. Перед дверью в свои покои Тор остановился. А если он зайдет и узнает, что Локи совсем плохо? Хотя, ему бы доложили, если бы состояние брата ухудшилось. А если нет? Не последнее место занимала и мысль о символе. Откуда он? Как давно он на Локи? Знает ли о нём брат? И, если знает, почему ничего не предпринял? Неужели он хотел вернуться к отцу? Ну, а зачем тогда он пытался от него избавиться? Вопросов было много. Стоило Тору собраться и коснуться ручки двери рукой, как она открылась, И Беннер пригласил Тора внутрь. Он слишком громко шёл или слишком громко думал, раз Брюс открыл ему дверь. Локи лежал, не двигаясь. Но оно и было понятно, большое количество ран, кровопотеря. Рядом с ним сидел Хорун, он постоянно проверял, не началось ли новое кровотечение, не перестало ли действовать обезболивающее. — Как он? — прошептал Тор, не отрывая глаз от мерно вздымающейся груди. — Ему немного лучше. Но сам понимаешь, учитывая все предыдущие ранения, немного — это очень мало. Практически ничего. — Шансы? — спросил Громовержец, старательно сдерживая слёзы. Он боялся услышать приговор. — Мало. Шансов очень мало, но это не значит, что их нет. Всё возможно, Тор. Надо верить. — Верить? Во что я должен верить? Мой брат умирает. Я же вижу, что вы мне врёте. Я-то верю. Но боюсь, моей веры тут будет маловато. Тор опустился на колени рядом с кроватью, накрыл своей рукой руку брата и замер, слушая стук сердца Локи. В это же самое время Лафей ходил по своему дворцу, поглаживая перстень с изумрудным камнем и косясь на портрет единственного сына, который, как рассчитывал йотун, не должен был выжить в той битве. Для Лафея до сих пор было загадкой, почему Один, ненавидящий йотунов, не только не проткнул визжащего младенца своим мечом в первую же секунду, но ещё и взял под свою опеку и вырастил, считая собственным сыном. У Одина были причины убить любого йотуна, тем более маленького, но он опустил копьё перед малышом. Он не мог случайно принять его за аса, малыш выглядел как йотун. Отцовские чувства? Да ну. Игрушку своему сыну решил принести? Зачем тогда Фригг с ним так возилась? Ну да, она мать. Ее можно понять, но Тор?! Принц, первый и единственный наследник Асгарда. Почему он принял из ниоткуда взявшегося младшего брата, который даже будучи ребенком на Аса ну никак не походил. Почему сейчас носится с ним, как с сокровищем? Ответов у Лафея не было. Локи… Этот маленький паршивец загубил блестящий план уже трижды. Один не убил его в самый первый раз, хотя должен был. Иначе не могло быть. Но каким-то чудом случилось. Это крикливое несчастье должно было умереть ещё в младенчестве. Падение с радужного моста. Локи должны были разорвать за предательство и свои, и чужие. Но не разорвали. Опять вмешались Одинсоны. Опять спасли его и вернули к жизни. Даже властью наделили. Лафей не понимал, что с ними не так. И вот снова. Он почти убил его, Локи должен был прямо там истечь кровью. Но этот Тор Одинсон, сразу бросившийся к Локи, зажавший раны, смотрящий на йотуна с любовью и нежностью, успокаивающий его и умоляющий жить дальше. Что ж ему не сидится на месте? Почему он мешает Лафею убить щенка? Прилюбился? Зачем он ему? Лафей не верил в любовь. Он никогда никого не любил, кроме самого себя. А уж к сыну он теплых чувств и вовсе не испытывал. И сейчас главной его целью было вернуть Локи в Йотунхейм. Но не отцовские чувства в нём взыграли. Внезапно Лафей понял, что, получив Локи, он сможет потребовать всё, что взбредёт ему в голову. А гарантия выполнения его требований со стороны Асгарда будет сидеть у него в темнице и медленно умирать. Разумеется, Лафей будет говорить Одинсону, что вернет ему Локи. Но говорить и вернуть — разные вещи. Если Локи и вернется в Асгард, то только мертвым. Так решил для себя Лафей и потёр камень на перстне. В это самое время Локи выгнулся на кровати и пронзительно закричал.