***
— Мама? Хенрик смотрит на окровавленные руки перед ним, слыша дьявольский смех. На родном, но одновременно таком чужом, лице, расцветает яркая улыбка. Женщина перед ним не скрывает ни клыков, ни сеточки вен под глазами и бешеный пустой взгляд. Под её ногами лежат тела местных жителей, нескольких вампиров и даже ведьм квартала, на которых застыли гримасы ужаса. — Мой дорогой сын. Почему твоё сердце так сильно бьется? Неужели ты боишься меня? Думаешь, я могу тебе навредить? Навредить своему ребенку? Эмоции меняются с чудовищной скоростью, пугая вампира до чертиков. Он отступает назад, но уже через мгновение оказывается в висячем положении. Шею сдавливают невидимые оковы, заставляющие кости хрустеть. — Ты в этом прав. Теперь я понимаю, почему отец отказался от своих детей и выбрал силу. Неужели не видишь, насколько мы могущественными можем стать, если ты присоединишься ко мне? — Что он сделал с тобой? — хрипит Майклсон. — Милый, — тело юноши опускается на землю, становясь на колени, которые тут же пачкаются. — Это я, и… Грудь первородной пронзает длинный деревянный прут, впечатывающий её в противоположную стену. Кашель срывается с уст вперемешку с яростью, испытываемой к появившимся противникам. Ключицы ломаются под натиском сплетенных жгутов из стали, давая напавшим шанс. Запястья сковывают кандалы. — Считаете, эти побрякушки меня остановят? — Вряд ли их магии хватит надолго, но они хотя бы остановят тебя на время, — мужчина смотрит на возлюбленную с жалостью и тоской. — Мы найдем способ вернуть твою человечность.***
— И что нам теперь с ней делать? Полнолуние через несколько дней, а мы понятия не имеем, как вернуть Элиз обратно. Филлип превратил её в монстра без жалости и сострадания, — Джиневра мерит шагами комнату, сжимая в ладони бокал с янтарной жидкостью. — Под стать себе, — грустно подмечает младший в огромном пространстве доме. Хенрик продолжает потирать места, где остались последствия его встречи с бесчеловечной стороной любимой матушки. Он никогда не видел в ней столько ненависти и злобы одновременно. Перед ним словно находился совершенно другой человек, который занял так удачно подвернувшееся тело и теперь забавлялся с новыми силами. — Вы ведь смогли обмануть Тристана, и не дать разорвать линии родословных Элайджи и Клауса. Так что нам нужно просто успокоиться, и подумать, — гневные взоры сразу же прожигают еретика, недоуменно оглядывающего всех присутствующих. — Успокоиться? ! Успокоиться? Я не могу даже выбросить из головы тот факт, что оставшись без человечности, мама едва меня не убила! А ты говоришь оставаться спокойным? Карл, ты вообще себя слышишь? — кареглазый подрывается с насиженного места, ровняясь со старым другом. — Милый, будь добр, выдохни спокойно и наберись терпения, — Эллия осторожно касается плеча внука. — Мы спасём ее. Обещаю. Иди и проведай свою маленькую кузину. Юноша опускает голову, сглатывая соленый ком в горле, и уходит прочь. — А теперь поговорим о нашей главной цели: «Вернуть мою дочь». Заклинание, наложенное на неё не продержится долго, а цепи просто разрушатся под действием ещё более могущественной магии. Кулон снять мы не можем, а Филлип уже идет, в этом я уверена. — Что насчет слов Деметрия? Он ведь просил отыскать кого-то? — Элайджа становится рядом с женщиной. — Я думала речь идет о нем, — ведьма указывает на Роузвуда. — Элизабет любила его намного больше, чем ты думаешь. И даже после смерти, он продолжал слышать, как она говорила с ним. Майклсон кидает заинтересованный взгляд в сторону колдуна. — Но тогда… кто ещё? Кто сыграл более важную роль в жизни Лиз, чем мы все? — Карл разрывает зрительный контакт с первородным, возвращаясь к Эллии. — Сначала был ты. Потом Марсель, Тристан, и я. Мы кого-то упустили? — Никто не знает, о чем ты мечтаешь, и по кому плачешь ночами под звездами. Обратись к своему сердцу, ибо оно всегда укажет верный путь, — серые глаза Дукейн распахиваются в изумлении. — Это стихи? Мило, конечно. Но почему сейчас? — Джейн, наконец-то, оставляет выпивку и подключается к разговору. — Это не стихи, Джиневра. Когда Элизабет была маленькой, она вечерами любила слушать одну и ту же историю. Каждый раз, снова и снова… — Так дело в сказке и детских воспоминаниях? Серьезно? — саркастично переспрашивает блондинка. — Нет. Дело в том, кто их читал. Малышка лет пяти продолжала слушать очередную рукопись, летящую с уст старшего брата перед сном. Мягкое одеяло скрывало почти все её личико, наполненное восторгом и легким испугом. Сказки всегда завлекали девочку. В столь юные годы, она уже умела читать, и иногда даже тащила у матери гримуар, чтобы научиться лечить бабочкам крылья. Насекомые часто попадались перед лугом у дома с повреждениями и травмами, а бедняжкам так хотелось помочь. Детские глазки вдруг перестают мигать, а уши словно вытягиваются вперед, к словам, стараясь запечатлеть конец в памяти. — И тогда злая ведьма сказала: «Однажды, когда мир погрузится во тьму, и ты начнешь тонуть в нем, как в пучине самого отвратного и грязного болота, — мальчик откладывает лист пергамента в сторону, продолжая рассказ. — Спасение явится тебе в то мгновение, едва ты утратишь веру и надежду в свет. Помни, сестра, что наш самый главный враг — это мы сами. Никто не знает нас лучше. Никто не знает, о чем ты мечтаешь, и по кому плачешь ночами под звездами. Обратись к своему сердцу, ибо оно всегда укажет верный путь». — А почему там написано, что ведьма злая? — тихо спрашивает девчушка, показываясь из своего укрытия. — Я не знаю, Элизабет. Я ведь ничего из этого сам не написал. И, кстати, тебе уже пора ложиться. Мама будет ругаться. — Кристиан? — Что? — Ты же меня никогда не бросишь? Ты же не уйдешь как папа? Мальчик забирается на большую постель, пока сестренка укладывается рядом с ним. — Никогда. Я клянусь.