В сумрак вечной тьмы

— Так что случилось потом? Кэрол Денверс посмотрела на поля кукурузы над своей головой, а потом стряхнула оцепенение и опустила взгляд на свою маленькую соседку. — Потом, Кам? — Ну да! — запротестовала Камала. — Ты ведь не можешь закончить историю здесь. Мы не знаем, что случилось со Стивом. — Но она так и заканчивается. Он покинул нексус, — сказала Кэрол. — Вернулся к своей жизни. — Но к какой части своей жизни? — спросила Камала, топнув ногой. — Бета! — через забор позвала мать Камалы. — Не беспокой капитана Денверс. Ей еще вести корабль. — У меня выходной, миссис Хан, — сказала Кэрол, улыбнувшись. — Она меня не беспокоит. Три американских межзвездных ковчега — корабли «Марвел», «Провиденс» и «Галактус» — четвертого июня 2101-го года отправились в путь под командованием Кэрол С. Денверс, Натана Ч. Саммерса и Норрина С. Радда соответственно. Они в тишине отплыли от Земли, взяв на борт сады, землю, воду и людей, которые держались за руки и смотрели, как их коричнево-голубая планета, отдаляясь, становилась все меньше и меньше. Все корабли были построены непосредственно на орбите, иначе на Земле от своего собственного веса они бы развалилась на части. Каждый вмещал в себя триста тысяч людей. На время их отправления население США упало до одного миллиона. Они вовремя покинули Землю. «Марвел» состоял из двух цилиндров — один внутри другого, как в подзорной трубе. Пассажиры жили на внутренних стенках цилиндра, который был побольше — настолько, что изогнутая линия земли не имела значения для тех, кто там жил. Они воссоздали целые города, дороги и сады. У каждого был свой небольшой домик. А когда жители поднимали глаза, то видели внешние стенки меньшего цилиндра, парящего всего в миле от них. Они были покрыты полями кукурузы, пшеницы и ячменя — снова в избытке. Вместо голубого неба теперь были зеленые листья и коричневая земля. Шел 2103-й год, и уже через четыре недели они доберутся до червоточины. Кэрол и не заметила, как пролетели последние два года. После того, как она увидела на доске Брюса уравнение гравитации, время шло ужасно быстро. — Капитан Денверс! Кэрол моргнула, а затем улыбнулась Камале. — Прости, Кам. — Так что же случилось со Стивом Роджерсом? Кэрол слегка сдвинулась на своем самом настоящем шезлонге и прищурилась от света. Цилиндр был оснащен полупрозрачными секциями, которые позволяли на двенадцать часов проникать солнечному свету. А на следующие двенадцать часов они затемнялись. — А ты как думаешь? — спросила она. Камала задумалась. — Он… вернулся на войну, чтобы быть со всеми своими друзьями? — Он мог это сделать, да, — пробормотала Кэрол. — Я уверена, это было бы отличной идеей, но тогда ему пришлось бы пережить все заново, а я сомневаюсь, что он бы этого хотел. — Ты права, — Камала почесала нос. — Тогда он вернулся в «Лэндер»? Перед тем, как тот отлетел от черной дыры? Он ведь мог попасть туда. — Наверняка он думал об этом, — сказала Кэрол. — Но проблема в том… — она наклонилась вперед, — что Гаргантюа, как видишь, имеет невероятно большую сингулярность. Это значит, что притяжение очень и очень сильное. — Я знаю. — Хорошо, — ответила Кэрол. — Тогда что происходит, когда у нас очень большая сила притяжения? — Предметы становятся тяжелее? — Верно! — Камала засияла, и Кэрол улыбнулась. — Значит, «Лэндер» и два отсека были очень тяжелыми, так? И все люди внутри — тоже. А они уже вращались вокруг своей оси. — Она подняла с земли гироскоп Камалы и начала крутить. Камала смотрела на него, нахмурившись, и пыталась сосредоточиться. — Пассажирам очень повезло, что останки корабля были идеально сбалансированы. — (Точнее, подумала Кэрол, что там был Беннер, чтобы все посчитать.) — Что могло случиться, если бы кто-то вдруг добавил еще веса? Она дала бутылке пива упасть сверху на гироскоп. Целилась она в центральную ось, но игрушка потеряла равновесие и врезалась в ножку шезлонга. — Они бы упали в черную дыру, — грустно заключила Камала и, нахмурившись, посмотрела на Кэрол. — Но что он сделал? — Единственное, что мог, — тихо ответила Кэрол. — Вернулся домой. Она, замерев, смотрела на написанное на доске уравнение, как вдруг кто-то штормом влетел в аудиторию. — Кэрол. КЭРОЛ. — Что… что такое? Боже, глянь на… Ты не поверишь… — Стив Роджерс только что появился посреди коридора! Стив, БЛЯДЬ, РОДЖЕРС! — Что? Она бежала, шаги отдавались эхом в ушах, а сердце колотилось. — С ним кто-то есть? — Нет. Блядь, он все еще в скафандре. На нем даже чертов шлем! — Он говорил что-то? — Он ранен, Кэрол, он весь в ожогах, он истекает кровью, и… Люди разговаривали, кричали и шумели, протестовали, когда Кэрол локтями попадала им по ребрам. — А сейчас все назад! Дайте ему воздуха! Сейчас же, все назад! — Боже, боже, блядь, его жетоны вплавились ему в грудь. Господи. — На нем были жетоны во время отлета? — Просто соскребите их, вырежьте, не важно, нет другого способа, чтобы… Камала удовлетворена не была. — В смысле? Вернулся домой? Вернулся сюда, чтобы покинуть с нами Землю? — Когда Кэрол кивнула, девочка вновь запротестовала: — Он на борту «Марвела»? Но где он? Мы никогда его тут не видели. Кэрол замялась, но в итоге попыталась улыбнуться и ответила: — О, Кам… Не думаю, что ему хочется сейчас с кем-то общаться. * На самом деле Стив вполне нормально общался с людьми. Просто никогда ничего не говорил. Однажды Кэрол с его разрешения пришла на одну из его терапий. — Как вы сегодня, Стив? — ободряюще спросил терапевт, привстав для рукопожатия. — Нормально, — ответил Стив. Он и выглядел нормально. Каждый день устраивал трехчасовую пробежку — у него был доступ к внутреннему цилиндру, поэтому он спокойно бегал в одиночестве среди зеленых полей кукурузы, листья которой касались его плеч. Небом для него стали дома, школы и люди, играющие в бейсбол. Когда он заканчивал, то заходил в лифт, чья ось соединяла между собой цилиндры. Он поднимался выше и выше, подальше от полей. Посреди подъема гравитация будто переворачивалась с ног на голову, и казалось, что лифт его опускает — ниже и ниже, на внутреннюю поверхность внешнего цилиндра. Странно, но она была похожа на какой-то пригород. Стив шел домой, принимал душ, одевался, ел, спал, а утром брился, как обычный, приспособленный к жизни человек. Вот только он являлся кем угодно, кроме этого. — А вы как? — в ответ спросил он. — Тоже нормально, спасибо. — Терапевт откинулся на спинку кресла. — Сегодня с нами Кэрол. Она бы очень хотела услышать о том, что случилось до черной дыры. Выражение лица Стива было совершенно бесстрастным. — Если вы не возражаете, — вежливо сказал он, — я бы предпочел об этом не говорить. — Но это может быть полезно. Поделиться с кем-то. — Я понимаю, — терпеливо ответил Стив. — Извините за неудобства. Мы можем сегодня поговорить о чем-нибудь другом? — Можем поговорить о ваших жетонах. Это жетоны Чехова, не так ли? — Вы и так уже об этом знаете, — спокойно заметил Стив. — Я могу еще чем-нибудь помочь? * Спустя час Стив ушел, и терапевт повернулся к Кэрол, сделав небольшой беспомощный жест. — Он всегда такой. Как пластик. — Пластик? — Да. Ровный, цельный, искусственный. — Терапевт барабанил пальцами по бедру. — В стиле Бартбли. Невозможно взломать. В тот же день, после терапии, Кэрол пошла со Стивом на пробежку. В уютной тишине они проехались в лифте с двойной гравитацией, а затем начали бежать через кукурузные поля. Он был быстрее, но ненамного — если она напряжется, то сможет быть с ним на одном уровне. Поведение Стива, которое во время пробежки она зеркалила, было одновременно и обезоруживающим, и почему-то знакомым. Он был хорошим солдатом, он рассказал о том, что случилось в черной дыре, и о том, что планета Чавеса, раз подтверждения пока не было, для обитания могла оказаться самой безопасной. Но он совершенно отказывался говорить обо… всем остальном. Кэрол была уверена, что уже наблюдала у людей такое поведение и, на самом-то деле, довольно часто. Но не на протяжении настолько длительного периода. Поэтому даже не знала, что и думать. На Стиве была белая майка, и Кэрол видела шрам между шеей и правым плечом. Она знала, что и жетоны Чехова тоже оставили след — прямоугольная рана на груди, возле сердца. Она задавалась вопросом, заживут ли все эти шрамы. Здоровье Стива вновь было на своем пике, но его тело больше не казалось безупречным. После постоянного использования в течение полутора столетий сыворотка Эрскина начинала терять силу. — Хорошо побегали, — сказала Кэрол, когда они вернулись к лифтам. — Хорошо побегали, — безучастно повторил Стив. В этом не было сомнений — он совершенно точно знал, как странно себя ведет. Это было даже не отрицанием — он с готовностью признавал, что с ним что-то случилось, просто не хотел ни с кем делиться. Это была не случайная травма на рабочем месте, а настоящее умышленное подавление. Он даже не был замкнутым. Черт, Чехов и то был менее общительным. Роджерс совершенно нормально функционировал. Но это единственное, что он делал. Функционировал. Словно поверхность, под которой ничего не было. — Стив, — сказала Кэрол, — чего ты ждешь? Она не хотела, чтобы фраза сорвалась с языка вот так. И вдруг вспомнила, почему его поведение казалось таким знакомым. Она делала то же самое, когда ее отец попал в автомобильную аварию. Она отказывалась паниковать, даже не собиралась лететь через всю страну, чтобы быть с ним рядом. Просто продолжала жить, пока ей не позвонили из госпиталя и не сказали, что он выжил. И лишь тогда она сдалась — дрожала часами напролет, пока не нашла силы затащить себя в душ и расплакаться от наступившего облегчения. Не то чтобы она не думала спросить Стива в лоб. Он вернулся целых три года назад. Ну, да, между кораблями и сборами выживших у нее было не особо много времени. Или, может, она просто боялась ответа. Потому что это Брюс должен был выслать результаты, а вернулся Стив, который категорически отказывался говорить о том, через что прошел. Он выглядел так, будто кто-то — кто-то, не что-то — пытался его убить. Кэрол помнила ночь перед вылетом «Эндюранса» — без ведома остальных ни она, ни Брюс не спали. Они остались в пустой столовой с чашками, наполовину заполненными синтетическим кофе, и смотрели на восход солнца; день тогда был исключительно безоблачным. — Мне жаль, — сказал он. — Я думал, что могу решить его. Честно. Брюс смотрел на свою чашку и казался ужасно уставшим. — Ты покидаешь нас именно для того, чтобы его решить, — мягко напомнила она. Он покачал головой. — Мне сто двадцать восемь лет, Кэрол. Не то чтобы у меня не было времени. Она хотела дотронуться до него. Взять за руку, может. Но все было не так просто. Люди были так сосредоточены на том, каким мрачным всегда был Чехов, что совсем упустили тот факт, что тихий улыбчивый профессор Беннер был еще более замкнутым, чем Джеймс Чехов. Сейчас, правда, Брюс казался таким несчастным и маленьким, что она подумала, может… И вдруг он будто ощутил ее намерение — взял чашку обеими руками и откинулся на спинку стула — вне пределов ее досягаемости. Теперь он был потерян. Остался лишь Стив, а он ничего не скажет. Он находился в том промежуточном состоянии, когда был скорее похож на рояльную струну. Он боялся признать свои страхи, потому что боялся, что они подтвердятся. Вот только прошло уже три года, а останавливаться он явно не планировал. — В чем дело? — спросила она. — «Эндюранс» вернется? Ты их где-то должен встретить? Глаза Стива расширились. — Я… — начал он. Она не видела раньше, как он колеблется. Она будто смотрела на человека, стоящего на краю скалы. — Я не могу, — с силой выдавил Стив. Его руки слегка тряслись — и не из-за того, что они бегали в течение двух часов. Он отчаянно пытался сохранить беззаботную атмосферу, но его голос дрожал. — Правда, не могу. Долгую минуту, наполненную ощущением беспомощности, она просто смотрела на него. — Хочешь пойти в крио? — спросила она. Стив моргнул. — Я просто подумала, — продолжила она, — что, быть может, ты захочешь. Если так будет проще. Он открыл рот, но ничего не сказал — просто очень долго молчал. А когда тишина стала невыносимой, наконец ответил: — Нет. — И сглотнул. — Имею в виду… — сказал он, — да. Думаю, было бы проще. Но я не могу… — Его плечи явно напряглись. — Я больше не могу терять время. * — ...и, блядь, я иногда вообще задаюсь вопросом, он ли это! — сказала Кэрол. — Он был с Локи. Кто знает, что случилось? Что, если он узник своего собственного разума? Кричит о помощи, но никто не слышит? — Спокойно, сумасшедшая, — отозвался Майлз. — Мне другая теория больше нравится. Моралес был вторым пилотом. Последние четыре года провел в Щ.И.Т.е — тренировался. Единственная причина, по которой он не стал частью экспедиции с «Эндюрансом», заключалась в возрасте — на тот момент он был слишком молод. Но еще он был исключительно опытным и хорошо действовал на здравомыслие Кэрол. Иногда. Они вновь сидели на шезлонгах на ее «заднем дворе» и смотрели на парящие поля всего в полумиле над головой. Там был Стив, на нем были штаны цвета пыли и белая футболка. Было отчетливо видно, как он бежал между зелеными линиями кукурузы. Словно крыса в лабиринте. — Я им восхищаюсь, знаешь? — продолжил Майлз. — Я был немного в шоке от него с Чеховым, но мы все были в шоке! Я имею в виду, что… — он покачал головой. — Чертов Чехов. Я с этим парнем никогда и не разговаривал даже, а все равно скучаю по нему. И мы все скучаем по Беннеру. Но нас не было там с ними. — Он пожал плечами. — Думаю, у Роджерса есть право справляться с этим по-своему. — Но он не справляется, — сказала Кэрол. — В том и дело. Стив был под водой и задерживал дыхание, чтобы не утонуть. На сколько еще ему хватит воздуха? — Он воевал во Второй, блядь, мировой, — выразительно заметил Майлз. — А теперь он здесь. Конечно, он в себе закрылся. Люди сходили с ума и из-за меньшего. — Он на секунду остановился. — Он хотя бы пытается держаться. И это не благодаря терапии. Он чертовски сильно старается с самого первого дня. Значит, у него все еще есть ради чего жить. Он просто в… как ты там сказала… Стив над их головами все бежал и бежал, туда и обратно. — В режиме ожидания. * — Пассажиры, внимание. Говорит ваш капитан. Станция «Марвел» готовится пересечь червоточину возле Сатурна. Пожалуйста, во время процесса оставайтесь либо в лежачем, либо в сидячем положении. Могут возникнуть странные явления, но вы будете в безопасности. Кэрол задумалась, но потом все же мягко добавила: — Увидимся на другой стороне. Она выдохнула через нос, посмотрела на Майлза, сидящего в соседнем кресле, и улыбнулась. И они влетели…<div align="center"> в дыру, которая не была дырой. Но когда дыра — не дыра? Когда это ворота в темноту, в пространство, в свет и в сумрак вечной тьмы. Отец читал ей эту небольшую книжку с поэмами, забытую другим пациентом на тумбочке. Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы... Он читал это с широкой улыбкой на лице. Красиво, милая, правда? И теперь они были здесь, оставляли позади целую эпоху, оставляли свои дома, забыв обо всем, чтобы жить дальше. Они видели вспышки света и звуков, вся станция тряслась и дрожала, они слышали сюрреалистические звуки металла, вдруг высокий худой мужчина с длинными темными волосами и зловещей улыбкой помахал ей. Счастливого пути, Капитан. Затем они увидели еще более яркий свет. Ярче, ярче, ярче... Новые звезды и дисфорические созвездия. Новые звезды, новое небо, здесь не будет ни Зодиака, ни Луны, ни Млечного пути... Здесь вместо небес — монстр Гаргантюа, нам наступит конец. Действительно конец. Земли уже не было видно. Земли, коричневой, сморщенной, как испорченное яблоко, не было видно, прощай. Прощай. И звезды, звезды, звезды, звезды, звезды, в полосках, в горошинах, а потом… Далекие проблески, мерцающие в темноте. Чувство в груди казалось болезненным, будто плачешь, и жгущим, как радость. На ее щеках были слезы, прощай, прощай, прощай, прощай, прощай, прощай, прощай, прощай…</div>* — Так значит, планета Чавеса подходит? — Да, — подтвердила Кэрол. — Только что пришли данные. Ее маяк все еще в рабочем состоянии. — Блядь, — мягко сказал Майлз. — Так и знал, что именно у Америки Чавес все получится. — Он облизнул губы. — Прошло много времени, но… думаешь, она еще жива? — Чавес? Не знаю. Надеюсь. Невероятные сведения со станции «Марвел» были невыносимо четкими: планета Квилла была шаром воды, а Дакена — шаром льда. Они оба, должно быть, мертвы. А планета Чавеса представляла собой сухой и жестокий мир, но его воздухом можно было дышать, и температура была сносной — от терраформации им больше ничего и не было нужно. — Сколько она пробыла там? — спросил Майлз. — У ее планеты относительно небольшой коэффициент искажения времени, — ответила Кэрол. — Когда планета находится за горизонтом событий, это как… будто девять наших лет равняются их месяцу?.. Но большая часть ее орбиты занимает пятнадцать лет, а в зону планета начинает входить только сейчас. Двенадцать астронавтов покинули Землю в 2091-ом году и прошли через червоточину в 2093-ем. Десять лет назад. И раз планета Чавеса только сейчас начинала рассинхронизацию времени с Землей… — То есть, она там пробыла все десять лет, — сказал Майлз. Наступила тишина. — Мы сначала пошлем туда сто человек, — пробормотала Кэрол, — чтобы установить все самое необходимое. — Роджерс пойдет? Секунду Кэрол молчала. — Я спрошу. * Стив Роджерс ничего не забыл из своей подготовки. Он терпеливо прошел каждую проверку безопасности, ловко надел и закрепил шлем и с легкостью пристегнул себя к сиденью. «МАРВЕЛ-01» вылетел с орбиты по спирали, словно семена липы. Безымянная планета оказалась равнинной и каменистой пустошью ослепительно яркого цвета слоновой кости. А на не совсем голубом небе не было ни облачка. Когда Кэрол сняла шлем, в нос ударил горячий и сухой воздух, по запаху напоминающий жареный миндаль. Они пришли в лагерь Чавес и увидели, как она сидела на камне и ела ланч. В день, когда она уехала, ее волосы были коротко обрезаны, но сейчас отросли и скорее походили на роскошную кудрявую гриву. В ее взгляде было что-то дикое и жестокое, а по возрасту она теперь совпадала с Кэрол. — Долго же вы, — сухо сказала она. Затем поднялась и подошла к ним; ее походка напоминала дикую кошку — уверенную и ничем в этой жизни не впечатленную. Но стоило ей обнять Кэрол, как у той чуть не сломались ребра — так сильно та цеплялась за нее. Когда они смеялись и плакали, когда все пытались похлопать Америку по спине, Стив оставался в стороне. Лишь бросил на Кэрол отсутствующий взгляд. На планете больше никого не было. * Они хотели назвать планету в честь ее первого исследователя, но та тряхнула длинными волосами и заявила, что, назвав планету Америкой, она бы саботировала терраформацию. Затем она глянула на их корабль и спросила: — А что насчет «Марвел»? * Пока планету делали пригодной для всех прилетевших с Земли десяти миллионов человек, корабли оставались на орбите. Нужно было понять экосистему, прежде чем строить города. Первопроходцы были не намерены повторять ошибки, совершенные на Земле. Они не окажутся в ловушке еще одного цикла. Когда Кэрол сказала об этом Стиву, у того печально дернулся уголок рта, но он согласился, стоило ей попросить его отвечать за процесс терраформации. Она сказала, что у Стива есть опыт ухаживать за землей — он ведь долгое время был фермером. На самом деле он быстро увлекся. Он никогда особо не интересовался своей работой — казалось, его мысли были сосредоточены на чем-то другом, но тем не менее он постоянно работал, будто отчаянно хотел сфокусироваться на чем-то. Он все так же ходил по краю, но Кэрол научилась больше ничего не спрашивать. «Марвел» только входил в зону искажения времени, но теперь это уже не играло никакой роли. Все корабли были на орбите одновременно, поэтому время для всех будет идти одинаково. Ночью в темноте ярко светилась Гаргантюа. Она была четкой, и, казалось, находилась невероятно близко — на месте Млечного Пути, который раньше скорее напоминал тропинку серебристого цвета. А звезды были видны лишь когда черная дыра опускалась за горизонт. У них займет еще пару лет, а то и десятилетие, чтобы позволить себе попытку изменить экосистему и при этом полностью все осознавать и контролировать. К счастью, казалось, на планете было некого тревожить, хоть на ней и происходили свои сложные процессы. Через несколько дней люди ощутили легкость, а через неделю осознали, что действительно стали легче — огромная сила притяжения Гаргантюа влияла и на гравитацию самого «Марвела». Через несколько недель люди смогли бросать предметы и прыгать на абсурдно длинные расстояния. А кто-то упал с большой высоты и не ушибся. Все были невероятно взволнованы мыслью, что, быть может, когда они достигнут ближайшей к черной дыре точки, они смогут даже парить в воздухе. После этого люди осознали, насколько непредсказуемым мог быть этот новый мир. Решили, что ни о какой колонизации и речи не может быть, пока планета не совершит полный оборот вокруг М-616. Следующие пятнадцать лет «Марвел» будет пустым, за исключением тысячи первых поселенцев и терраформеров; остальная часть населения будет наблюдать за ними с ковчегов. Стив — единственный, кто не радовался, как ребенок, новоприобретенной легкости. Когда Кэрол объяснила ему, что они стали легче благодаря притяжению Гаргантюа, он принял это и пошел дальше. Кэрол почти решилась сказать еще что-то, но Майлз переубедил ее. Но однажды она все-таки вытащила его посмотреть на звезды, хоть и под предлогом, что ей была нужна помощь найти новые созвездия. И в первый раз после возвращения он проявил хоть толику интереса в чем-то, кроме своих мыслей. Он долго в тишине смотрел на звезды, а потом образно провел линию в форме человеческого тела и сказал: — Солдат. * — Кэрол, — однажды тихо спросил ее Стив, — как думаешь, какой сейчас год? Кэрол была настолько сбита с толку вопросом, ведь Стив заговорил сам, что чуть не забыла ответить. — Какой год? Стив, сейчас все еще 2104-й. — Нет, я имею в виду… — его голос стал еще тише, — какой сейчас год по-настоящему. Там. — А. — Она быстро подсчитала в голове. — Мы находились в зоне чуть более пяти месяцев. Значит, сейчас примерно 2150-й или 2151-й. Стив кивнул, но ничего больше не сказал. * — Кэрол? Кэрол. — Майлз начал ее трясти. — Просыпайся. Инопланетяне. Она моргнула и в полусонном состоянии немного сдвинулась. — Что?.. — Ебаные инопланетяне, Кэрол! * — ...кто-то знает, откуда они? Что это вообще? — Оно слишком маленькое, чтобы быть с американских станций… — Ты связался с Т`Чаллой? У африканских кораблей отсеки не очень большие, может… — ...говорит, это не он… — Это метеорит? — Не думаю, что у метеорита есть двигатели. О, черт… черт! — Он загорелся! Он летит слишком быстро, он разобьется! Они летят слишком… — Может, в дюнах и с меньшей силой притяжении их падение будет более… — Блядь, идем! Люди, все на борт «МАРВЕЛ-01», сейчас же! * Крушение подняло красный песок вверх настолько высоко, что напомнило гейзер — его было видно с двух миль. Когда они подошли ближе, везде были разбросаны обломки металла. Они лежали в песке и горели белым пламенем; небо было безоблачным. Кэрол увидела оболочку корабля, а сбоку его название. И все поняла. Почерневшие остатки искромсанной руки отпали, когда они перекладывали на каталку то, что осталось от сержанта Джеймса Чехова. * — Не вижу смысла, — сказал медик. — Он уже мертв. Долгий вой кардиомонитора напоминал похоронный плач. Кэрол тихонько постучала в дверь. — Стив? Он поднял глаза с голографических диаграмм, над которыми работал. — Стив, мне нужно кое-что тебе сказать. * Не уходи смиренно, в сумрак вечной тьмы, Пусть тлеет бесконечность в яростном закате. Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир, Пусть мудрецы твердят, что прав лишь тьмы покой. И не разжечь уж тлеющий костер. Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы. — Блядь, — повторил Майлз, вытер ладонями слезы и выдохнул. — Я едва его знал. — Он был хорошим человеком, — сказала Кэрол, направив взгляд куда-то вперед себя. На Земле эти слова могли показаться пустыми, но здесь, в новом мире, их никогда еще не произносили. — Он был хорошим человеком. Глупец, побитый штормовой волной, Как в тихой бухте — рад, что в смерть упрятан... Встань против тьмы, сдавившей свет земной. Подлец, желавший солнце скрыть стеной, Скулит, когда приходит ночь расплаты. Не гасни, уходя во мрак ночной. — Думаешь, она бы ему понравилась? — спросил Майлз. — Поэма. — Она ему нравилась, — прошептала Кэрол. — Очень нравилась. И она хорошо подходит для хвалебной речи. Слепец прозреет в миг последний свой: Ведь были звёзды-радуги когда-то... Встань против тьмы, сдавившей свет земной. Отец, ты — перед чёрной крутизной. От слёз всё в мире солоно и свято. Не гасни, уходя во мрак ночной. Встань против тьмы, сдавившей свет земной. Стив произнес последнюю строку вполголоса, а затем убрал поэму, сошел с импровизированной платформы и отвернулся. Никто в небольшой толпе и не пытался его остановить. * — Не думала, что когда-нибудь похороню его, — негромко сказала Кэрол. — Все эти годы он совсем не старел. Я думала, он всегда будет здесь. Она выглянула в окно на инопланетное небо странного голубого цвета. С похорон прошло два дня. Ей казалось, словно время остановилось, и каждый день будет таким же, как и предыдущий, всегда. Факт того, что им нужно было исследовать совершенно новую планету, пока не помогал. Сейчас он лишь напоминал о всех вещах, которые они не смогут разделить. — Это так нечестно, — прошептала она. — Жаль, он не смог увидеть всего этого. — Он видел, — ответил кто-то слабым хриплым голосом. Она почти ничего не расслышала, но глаза подняла. — Джеймс? Он был таким же бледным и тихим, как и раньше, но сейчас рот был приоткрыт. — Мы видели, — повторил Чехов себе под нос. — Небо. Ваши корабли. Он медленно открыл неясные впалые глаза и повернул голову в сторону окна, выглядывая. Небо, осознала она, было такого же цвета, как и его радужка — светло-грифельного. Казалось, он весь состоял из острых углов и резких линий — еще чуть-чуть, и будто порежет пространство, в котором дышал. Без металлической руки он выглядел сломанным. Как игрушка, которую разорвали на части после стольких лет плохого обращения. Он бросил взгляд на Кэрол. — Выходит, я жив, да? — Да, — ответила она, пытаясь контролировать свой голос. — Да, Джеймс. Ты жив. Ты дома. Чехов смотрел на нее, а потом перевел взгляд на окно. Халк свернулся вокруг Чехова, приняв на себя — на свои кости и плоть — основной удар и защитив того от огня, образовавшегося от их резкого входа в атмосферу. Было невозможно оживить то огромное мертвое тело. Оно было сожжено дотла, а когда они попытались его переместить, оно в некоторых местах осыпалось пеплом. Этого было достаточно, чтобы на три дня уложить сержанта в кому. Но его упрямое тело вернуло его к живым. — Помнишь, что случилось? Чехов усмехнулся. — Прошло много времени с того момента, когда мне было позволено что-то забыть. — Он снова глянул на нее и прохрипел: — Беннер? Она покачала головой, ничего не сказав. Чехов поднял пустые глаза к потолку. — Хорошо. Ему был нужен отдых. Кэрол была настолько шокирована, что даже не знала, что и сказать. Через некоторое время Чехов вновь глянул на нее и закрыл глаза. — Слишком долгая жизнь, Денверс, — он облизнул потрескавшиеся губы и шумно сглотнул. — Ты не знаешь, каково это. — Он не хотел умирать, — прошептала она. Глаза Чехов все еще не открывал. — Знаешь наверняка? — спросил он хриплым полушепотом. Кэрол сглотнула и ничего не сказала. Чехов слегка вздохнул. — Может, он просто отпустил себя, а может, сделал это нарочно, — сказал он. — В любом случае, приятно знать, что эта сыворотка, блядь, не вечная. Наступила тишина. И вдруг с насмешкой, все еще не открывая глаза, он добавил: — Я чувствую, как ты на меня смотришь, Денверс. Не волнуйся. — Его голос казался резким от горя и ужасно усталым. — Я обещал Стиву жить, что бы ни случилось. Кэрол глянула на него. И начала понимать. Она еще не видела всю картину, но поняла, кого именно ждал Стив все эти годы, а еще поняла, что для Джеймса Чехова прошедшее время измерялось не в годах. — Надеюсь, ты назвала в его честь чертову планету, — сказал Чехов. — Это меньшее, что ты могла сделать. — Джеймс, — начала Кэрол. — Не называй меня так, — прервал он. — Не называй меня… — Баки, — послышался другой голос. Чехов распахнул глаза. Он огляделся вокруг измученным взглядом и остановил его на Стиве, который парил в дверях. Все три дня, что Джеймс провел в коме, тот спал в коридоре. Его волосы спутались, а под глазами были темные круги. Выглядел он ужасно — весь дрожал, руки тряслись. Видимо, годы сдерживания эмоций брали свое. — Ты проснулся, — прошептал Стив. На лице Джеймса был чистый ужас. — Нет, — пробормотал он и резко зажмурился, нахмурив брови. Он тяжело дышал и шептал себе: — Тебя здесь нет. Тебя здесь нет. Стив выглядел так, будто вот-вот умрет прямо на месте. Кэрол встала и схватила его за руку. — Сядь. Сядь, — повторяла она, усаживая его в кресло, пока он не рухнул на пол. Потом присела рядом с кроватью и взяла Джеймса за руку. — Джеймс? Посмотри на меня. Я здесь. Он резко покачал головой. — Я знаю, что ты здесь, — сказал он сквозь сжатые зубы. — Я не могу... — Как, — начала она с ним говорить, — я здесь оказалась? Он распахнул глаза и уставился на нее, вздрогнув, когда Стив начал умолять: — Баки... — Заткнись, — прошипела Кэрол. — Джеймс. Сосредоточься. Как я здесь оказалась? Это другая планета. Я жива. Как я здесь оказалась? Он облизнул губы. — Ты, эм... — начал он, дрожа, — ты решила уравнение. — Нет, не решила. Оно было нерешаемым, и ты это знаешь. Беннер не мог его решить, никто не мог. Его мне прислали. Его мне прислал Стив. — Она схватила его руку, когда тот начал отстраняться. — Ты видел корабли. Мы здесь. Мы все здесь. У нас все получилось. Стив отправил нам уравнение. Джеймс покачал головой с широко раскрытыми глазами. — Стив умер. — Как? — Черная дыра. — По его щекам покатились слезы. — Он упал в черную дыру. — Да. И оттуда прислал мне уравнение. Посмотри на меня. Я здесь. Он прислал нам уравнение. Джеймс моргнул; казалось, он был на грани. Он сглотнул, так сильно дрожа, что даже загремели ножки кровати. — Из черной дыры нельзя ничего прислать. — Именно, — сказала Кэрол. — Именно. Однако Стив прислал. Долгую мучительную минуту Джеймс просто смотрел на нее. Кэрол почти что видела, как его измученный мозг пытался разобраться во всем этом. Он не хотел верить, что Стив жив, не мог верить. Но перед ним были Кэрол, больница из наноматериалов, корабли и целая планета, которые говорили о другом и… может, лишь может… Джеймс поднял глаза на Стива. Стив смотрел на него широкими и безумными глазами; он казался жутко бледным. — Стив? — тихо спросил Джеймс. — Баки. — Стив соскользнул со стула и встал на колени рядом с кроватью. — Баки. — Он взял Баки за руку и прижался губами к его ладони. — Баки. Джеймс — Баки? — с ужасом смотрел на него. — Сколько… — прошептал он, — сколько прошло времени? — Три дня, — пробормотал Стив ему в ладонь. — Три дня. Они сказали, ты проснешься и… — Сколько прошло времени для тебя, — прервал Джеймс; по его щекам катились слезы. Стив закрыл глаза и выдохнул. А затем тихо признался: — Четыре года. Джеймс издал звук, словно ему было очень больно. Стив поднял глаза. — Все хорошо, — сказал он невероятно мягко. Он плакал, но впервые за эти четыре года улыбался. — Все хорошо. — Он закрыл глаза и уткнулся лицом обратно в ладонь Джеймса. — Была моя очередь ждать. * Это был долгий путь домой. Когда это случилось в первый раз, Кэрол не была готова. Джеймса на коляске завезли в хирургию — его протез был сломан при крушении, и нужно было избавиться от все еще прикрепленных к плечу искореженных кусков. Но стоило всем выйти в коридор, как он резко вырвал из руки капельницу и поспешил вылезти из постели, чтобы вернуться к Стиву, который чуть не убил парамедика, что пытался держать его в стороне от операционной. Операцию отложили, но когда ее время все-таки пришло, Стиву разрешили присутствовать. Весь процесс он крепко держал Джеймса за правую руку. Через неделю Джеймсу разрешили переместиться в казармы вместе со Стивом. Изначально им дали раздельные комнаты, но потом Кэрол поняла, что жили они оба в комнате Стива — теснились в его маленькой одноместной кровати. Койка Джеймса была холодной и нетронутой. В итоге Кэрол переместила их в двухместную комнату. Это было роскошью — мало кому среди поселенцев было разрешено иметь такую, их обычно отдавали лишь женатым парам. Но никто на этой земле не посмеет сказать, что Стив Роджерс и Джеймс Чехов не заслуживали этого. Она быстро осознала, что инцидент в больнице — не одноразовый случай. Стив и Джеймс были физически не в состоянии покинуть друг друга. Когда один терял второго из поля зрения, у него случалась полноценная паническая атака. Каждый раз, что их видела Кэрол, они поддерживали физический контакт — держались за руки, прикасались коленями, прижимались друг к другу ближе и ближе. Они скорее будут рядом и сядут на пол, чем на раздельные стулья. Именно поэтому, спустя десять дней после возвращения «Эндюранса», она так удивилась, увидев, как Стив в одиночестве гулял среди нанозданий. Было раннее утро, М-616 только начинала подниматься над горизонтом. — Стив? Он повернулся к ней, и выражение его лица напугало ее чуть ли не до смерти — оно было таким же испуганным и растерянным, когда Джеймс думал, что у него галлюцинации. Она попыталась подавить собственную панику. — Стив, — твердо начала она. — Что-то не так? — Нет, все нормально, — ответил он странным голосом. — Где Джеймс? Целых десять секунд Стив просто смотрел на нее. А затем повернулся и рванул к комнатам. Кэрол побежала за ним, уже ожидая худшего, и поэтому, когда остановилась у двери, была растеряна, увидев, как они в целости и сохранности обнимали друг друга. Но стоило ей услышать бесконечные извинения из уст Стива и увидеть, как сильно дрожал Джеймс, она поняла — Стив проснулся и подумал, что Джеймс не реален. Это продолжалось в течение нескольких мучительных недель. Стив с Джеймсом патологически не могли оставить друг друга — до момента, пока один из них не подумает, что другой — галлюцинация. Хоть Кэрол и чувствовала себя невероятно беспомощной, она видела в этом логику. Стив провел четыре года в ожидании того, что Джеймс вернется, даже не зная наверняка, случится ли это. А Джеймс видел, как тот упал в черную дыру, и был убежден, что Стива уже нет. Кэрол понятия не имела, какой ущерб этот шок нанес здравомыслию Джеймса и как у Стива получилось держаться столько времени. Она задавалась вопросом, с какими призраками они оба говорили, в каком аду побывали, что не могли поверить в то, что им все вернули. Каждый раз, чтобы вернуть их к реальности, это требовало ее вмешательства — в худшие дни это занимало часы уговоров и мольбы. Каждый раз, когда ее доводы срабатывали, они начинали неистово извиняться и обещать, что в этот раз запомнят. Лишь для того, чтобы через пару дней все повторилось. * Однажды, одним на удивление хорошим и редким днем, когда у Стива и Джеймса удавалось поверить в свое счастье и даже им наслаждаться, Кэрол зашла к ним и увидела, как они брили друг другу головы. Мирная сцена — они оба сидели в своей пустой комнате, залитой ярким инопланетным светом. Но первой инстинктивной реакцией Кэрол был страх. Стив заметил, как она застыла в дверях, и улыбнулся. — Привет, Кэрол, — сказал он, и Джеймс прошелся электрической бритвой по его голове. — Мы решили скопировать твою стрижку. Она лишь моргнула, и Стив решил объяснить: — Я не могу сделать ни тату, ни пирсинг. Баки — тоже. А калечить себя показалось немного излишним. Кэрол переглянулась между ними, ее начальный страх растворился, и она поняла. — Это напоминание? — Доказательство, — мягко поправил Джеймс, заканчивая работу. Он положил бритву и провел рукой по короткой стрижке Стива, улыбнувшись, когда понял, что ощущения немного другие. — В своей жизни мы много чего сделали, но никто из нас никогда так не стригся. Стив пробежал пальцами по бритой части головы Джеймса, а затем запустил руку в длинные волосы с другой. — Посмотрим, сработает ли, — нежно прошептал он. — А тебе идет, сопляк, — сказал Джеймс и поцеловал его. * Это не сработало. По крайней мере, не в том смысле — проблемы не решились. Но это помогало им распутать клубок из прошлого и настоящего. Каждый раз, когда они переживали шок от мысли, что все это может не быть реальностью, это помогало. Это стало чем-то вроде ритуала — каждое утро брить друг другу головы. Непривычный цвет неба, бледно-желтые здания из наноматериала и запах жареного миндаля в воздухе тоже помогали. Помогало все, что казалось инопланетным. Они провели столько времени, живя в прошлом, что теперь доказательств того, что у них все получилось, никогда не будет достаточно. Еще они нашли довольно мрачное, но все-таки облегчение в шрамах друг друга. Был особенно жаркий день, и Кэрол увидела, как они сидели на крыльце без рубашек. Джеймс пробегал пальцами по прямоугольным ранам на груди Стива, а Стив — по месту, где у Джеймса был протез. Они нуждались в доказательстве того, что все происходит здесь и сейчас. Они склонялись с закрытыми глазами, словно вдыхали друг друга. Кэрол пришлось отвести взгляд. Потом они начали писать друг у друга на коже. Стив делал продуманные скетчи на предплечье Джеймса, а Джеймс писал на бицепсах Стива их небольшие шутки, разные сообщения и непристойные намеки. Ночью они особо не спали — в казармах их комната находилась рядом с комнатой Кэрол, и она слышала, как ночью они поднимались и разговаривали, но из-за наноматериалов их разговор казался гулом, и она ничего не могла расслышать. Спали они днем, свернувшись в объятьях друг друга под теплым солнцем Марвел. Стива освободили от обязанностей терраформера, и Кэрол сказала, что они могут получить любую работу, если безделье станет невыносимым. Но пока что они были счастливы просто отдыхать. Она даже начала подозревать, что они вообще никогда не позволят себе находиться вдали друг от друга. Бывшему терапевту Стива дали специальное разрешение спускаться вниз с кораблей, находящихся на орбите, и каждую неделю встречаться с ним и Джеймсом. Они отказывались встречаться с ним чаще, хотя Стив все еще паниковал, стоило ему потерять Джеймса из виду, да и тот справлялся не лучше. Тактильный голод у них так и не пропал — каждый раз, когда выпадала возможность, они всячески прижимались друг к другу и переплетались пальцами. А в редких случаях, когда им нужно было стоять раздельно, они явно нервничали и ерзали, пока не могли снова дотронуться. Они с облегчением брали друг друга за руки, проводя большими пальцами по расцарапанным костяшкам. Но они не то чтобы собирались решать эту проблему. Казалось, они никогда и не соберутся. Стив сказал, что совершенно не видел в этом смысла. А Джеймс сказал, что они слишком стары для того, чтобы даже надеяться на такие радикальные изменения. Несколько людей с благими намерениями спрашивали, являлись ли такие отношения здоровыми. И, может, стоило заставить их взаимодействовать с большим количеством людей? На что получали в ответ недвусмысленное предложение отъебаться и оставить их в покое. После двухсот лет борьбы друг за друга сержант Барнс и капитан Роджерс наконец могли заслуженно позволить себе проявить толику абсолютного эгоизма. Они гуляли друг с другом, держась за руки, с разрисованными предплечьями и наполовину бритыми головами. Они, должно быть, казались влюбленными подростками. Хоть и выглядели на свой возраст — древними, уставшими от жизни и заинтересованными только друг в друге. Словно бесконечность в яростном закате. И Кэрол подумала, что, может, хотя бы ради себя, она должна попытаться принять это. Это уже было чудом, что они позволили себе столько всего забыть. * Первой основательной и долгосрочной конструкцией, возведенной на Марвел посреди зданий из наноматериалов, стал мемориал, высеченный из красного камня. На нем выгравировали шестнадцать имен исследователей, которые привели человечество к новому дому. Камень гравировали под наблюдением всех троих выживших — Стива, Джеймса и Америки. Когда делали гравировку имени Дакена Акихиро, Джеймс поджал губы, но ничего не сказал. Еще он мрачно смотрел на четыре буквы имени Локи, но тоже ничего не сказал. Единственное, что он упомянул — желание, чтобы его подписали как Джеймса Бьюкенена Барнса. (Тогда Кэрол узнала еще об одном кусочке их истории, хоть и упустила его. Прошло еще несколько лет, прежде чем она в полной мере узнала, через что они прошли.) Стив иногда немного разговаривал с Локи, выражая надежду на то, что он нашел свой путь. Но, в большинстве своем, все разговаривали с Брюсом. Рассказывали ему про цвет нового неба, про то, какие странные ощущения испытывали, когда их вес начал возвращаться в норму — они двигались в сторону от черной дыры. Про то, что никогда не перестанут его благодарить, и про то, что сильно скучают. Кэрол знала, что всем интересно, планировал ли Брюс свою смерть, и если да, то до какой степени. Но они никогда не узнают. Они лишь могли шептать слова сожаления и пытаться обеспечить мир. Когда Кэрол шла сама, она благодарила его еще больше и обещала, что позаботится обо всем, что он после себя оставил. Она рассказала ему о том, что Стив с Джеймсом пронесли через века. И рассказала, что воздух больше не пахнет железом. И всегда перед уходом желала ему доброй ночи. Жужжание электрической бритвы прекратилось. — Стив. Стив открыл глаза и поднял взгляд. — Да, Бак? Прикосновения пальцев Баки к его голове были легкими, а тело за спиной — теплым. Баки выдернул что-то с небритой части его головы, прислонился к плечу и вытянул руку вперед, чтобы показать. Стив откинул голову назад и нахмурился, а когда увидел, что это, то моргнул и встретился с глазами Баки, такими же потрясенными. — Вау, — сказал он мягко, чуть ли не благоговейно. Седой волос.