Не видишь разве ты? Там, она вдали... как призрак... бледный, а на белой шейке какой-то страшный убор... Как бы из тонкой ленты красной, из узкой ленточки, как след секиры страшной. К ней поспешим! Да, к ней, к ней скорее! Партия Фауста - «Фауст» Шарль Гунно Когда я думал, что сражаюсь в этой войне один, Ты оказывалась рядом, со мной, в первых рядах. Когда я думал, что сражаюсь бесцельно, Ты давала мне причины пытаться. Poets of the Fall – War Ты сыграла со мной злую шутку, заставив меня почувствовать любовь. Ты проявила бессердечие, позволив мне мечтать о тебе. Нет, я не хочу влюбляться в тебя... Chris Isaak - Wikced Game
В покоях всегда оплакивают самое любимое и сокровенное. Под каменной защитой пуховых одеял, люди льют слезы в измятые подушки. Тоска по драгоценному, и по какой-то роковой причине, недоступному, изливается в тишине уединенной ночи. Там же, люди трепетно играют гранями мечт, вертя в руках бриллиант надежд, выгадывая степени возможного счастья. Порой, одновременный поток боли и надежды связывается в тугой узел и рвет солнечное сплетение. Все хранится в кладовой глухой ночи; в спальнях. В последние дни, номер агента Купера в отеле утратил свои основные функции; отдых, сон, медитация, - и стал такой вот кладовой. Причина хоронилась в том, что в последние дни, душа агента Купера утратила свои надежные маяки: знание, вера, Одри. Вернулось только одно – знание. Остальное проглотила страшная сила, которая, в чем теперь уверен мужчина, выигрывает по мощи даже у жизни и любви. Разве нет? - Остановка дыхания за счет перевозбуждения и соответственно, последующего ступора дыхательного центра головного мозга… Странное дело, чтобы получить смертельную дозу героина, надо ввести очень много… Судмедэкспертиза теперь меняла ровным счетом ничего. Покойницей была Одри Хорн, а это как тупик, за которым вакуум черной дыры. - Небольшие гематомы на руках, выше локтей. Купер смотрел перед собой, и темные глаза блестели сильнее прежнего. Прежде, девушка забывала дышать, когда видела эти искры. Она даже смешно и по-детски приподнималась на носочках. Неосознанно, как зачарованная, Одри тянулась стрелой к нему. Агент Купер тактично и искренне делал вид что не замечает этого жара, для самой же девушки, хотя сам… «Не надо, Одри», даже в мыслях шептал он, пытаясь ментально убедить ее. И себя. Небольшие гематомы. Дэйл скупо кивнул, продолжая принимать приговор, вытянувшись в струну, а сам сжался в необыкновенно мерзком страхе. Он знает, что дальше - липкое и грязное, самое гадкое и постыдное, о чем одни не желают думать, а другие находят редкое извращенное наслаждение. - Но других следов насилия мы не нашли, - Альберт Розенфильд решил не уточнять о каком именно насилии идет речь. Снова сухой кивок и картинки, что кружили кошмарным хороводом в его голове последние дни, улеглись. Совсем недавно на этом железном алтаре торжества смерти лежала ее одноклассница, и по пустому телу бил нервный свет электрических глазниц. Совсем недавно, агент Купер молча дал клятву сделать все возможное, чтобы в этом дивном городке, ни одна девушка не потеряла свою чистую, светлую жизнь. Он держал слово, и впрямь рвал жилы; например, оттолкнул Одри. Оттолкнул прямиком в могилу. Девочка должна была верить что агент не следит за ее передвижениями вокруг да около, и осознанно, с уроном для женского тщеславия, принимать поражение. Ее мужчина мечты вежлив и добр с ней как и со всеми. Но на самом же деле, - кожа натянулась на костяшках, ногти впились в ладонь, - Дэйл не отпускал поводок, которой непонятно кто держал. Жар, разливался по спине и резко сгущался жжением по шее, до самого мозжечка, стоило Одри Хорн якобы случайно продефилировать мимо мужчины. Сам Дэйл уже знал, что она делала до этого и с обеспокоенностью, угадывал, что задумала кудрявая голова дальше. И где же он просчитался, когда и как потерял девочку, и за что. Пальцы заныли в желании тянуться к ее ладони, но многолетний панцирь сковал движение. Зато упустил спазм боли, что набатом теперь бесновался в грудной клетке. Мужчина быстрее чем обычно повернулся прочь, но типично странно замер, словно в одном из его откровений. Да только ясная улыбка, предвещающая новые повороты в деле, закономерно не оживляла окружающих. Не рассчитав, агент Купер случайно ухватил то, от чего бежал как прокаженный. Боковым зрением, мужчина видел неясное, но белоснежное нечто, завихренное пеленой… слез, но он еще этого не знал. И взгляд скользнул вниз, туда же последовала первая капля в море. Она не выглядела спящей или умиротворенной, мистические сказки о невинных невестах-покойницах лгут. Она была мертвой и несчастной, как и все другие, кого находил Дэйл. Как и все, кого он еще найдет. Глаза потерявшего, жадно бегали по ничего уже незначащим чертам, иррационально любуясь, в безмолвном отчаянии. Не такой ее надо запоминать. Я не хочу ее запоминать, - кричала рваная струна души. Такой любимый, красивый и родной, - каким Одри и любовалась им, - он замер в беспорядочной агонии над белым силуэтом еще минуту. И затем прочь, предлагать душу и жизнь кому угодно, лишь бы сказать своей ненаглядной горе-напарнице, что он ее нашел. Каждый шаг отмеривался светом ламп сверху. Где я просчитался, где, где… Удары туфель взымались ввысь и били в сплетения вен у висков. Где, где, где. Ты был таким красивым, - шелестело в коридорах, подгоняя мужчину, и Дэйл не знал, воспоминание ли, или летящая душа девушки лила звуки на его обветренные губы. После тусклых поворотов больницы, сосновый и студёный аромат ночи завлек мужчину дальше в черноту. Он остановился посреди перекрестка, достигнув никому ненужный светофор, что криво и опасно покачивался на проводах, полыхая красным. Кажется, что всегда. Почти сутки назад, Дэйл, задыхающийся и перепуганный, влетел в комнату, где прятали (хоронили) ее. Цепляясь взглядом за страшные детали; запрокинутые руки, жёсткая веревка, вьющаяся меж узких запястий к изголовью, широкая измятая кровать, - мужское сердце обрывалось и заходилось в злобе,бешенстве и непонимании. Невозможно даже в мыслях допустить, что к ней можно прикоснуться без трепета и ее богатого позволения. У агента Купера обмирало и терялось, где уже на подступах к горлу, сердце от щемящего предчувствия, что его отвергнутая красавица узнала худшее, что может случиться с женщиной. И все же, он нашел ее, он исправит все. Наконец-то, не счесть дней сколько он ждал этого, его ладонь накрыла изгиб ее шеи и поднялась выше. Дэйл украдкой крал и тут же дарил запрещённые им же признания взаимного чувства. Пусть, пока девочка спит, а сердце справедливо берет вверх, можно на минуты стать ее специальным агентом. Все сплетения в его теле рвались к ней, в желании стать одним целым, влить в нее жизнь, окутать теплом и баюкать, баюкать… Дэйл преступно близко склонился к безмятежности ореола, который по-видимому и берег девочку от страхов публичного дома. Одри, Одри… Мужчина не знал, что кричит в бездну. И теперь, бестелесный, налитый сухим, продувным ветром четырех дорог, агент Купер предлагал этому распутью всего себя. Ведь дальше… Мужчина опустился на колени. Он устал, по-человечески и очень просто. Льдистая дрожь пробивалась изнутри и кулаки сами скользнули вниз, в карманы, сводя полы пальто вместе. Дэйл покорно закивал головой, как если бы соглашался с тем, против чего долго бастовал. Попросилось простое желание; пусть рана откроется, пусть меня снова убьют, пусть я усну тут, под открытым небом. Он просто мужчина, страшно уставший и как оказалось, очень несчастный. Нелепо, коряво, как бездомный бродяга, он завалился набок, смятый своим горем и опустошающими слезами, под черным куполом, на жестком асфальте. Разве она не пришла бы к нему на помощь, если бы могла? Одри всегда таилась рядом, с благодарной подмогой. Рядом – за поворотом, в обрывках мыслей, случайно за соседним столиком кафе, в сердце. Тяжелый, как смертоносная лавина, сон сломил оболочку. Воздух загустел и алый свет сверху прекратил мигать, а плавно опустился на землю.***
Голубые глаза смотрели арктической стужей. Это были только догадки, но Дэйл уверен; она здесь богиня. Навечно прекрасная, потому что мертвая, навечно холодная, потому что измученная. Или просто нашедшая покой внутри этого алого куба, обвитого бархатом и тайнами. С последней встречи, казалось, не прошло и секунды. Они продолжали ту же беседу. Нет. Изменилось. Он был таким, каким сейчас лежал на дороге, в ожидании чего угодно, лишь бы оно решило бы его участь за него. Слова гирей сползли с губ, он не издал и звука. Дэйл обратил свои блестящие глаза вновь на нее, и она ждала этого. Лора Палмер стремительным движением дикого зверя приблизилась к (не)своему агенту и замерла в миллиметрах от. Дэйл пропадал в этом голубом безвременье. - Она просила передать. Замирая под потусторонней лаской, Дэйл закрыл глаза и тут же ощутил человеческое, живое тепло. Тщательно подобранная нежность губ опустилась в ямку у переносицы, в самый уголок глаза и медленно поцеловала дрожащие ресницы. Приникнув ближе, касаясь тонкой шеей теперь мужских горящих губ, девушка целовала широкие темные брови. Мягкие подушки кончиков пальцев нежили жар, что выдыхал агент Купер, едва задевая желанную пристань губ. Нежная и теплая щека прижалась к высокому лбу мужчины, навевая воспоминания о мечтах, где она встречает его после работы. Пальцы невесомо перебирали черные пряди, изредка опуская все те же целомудренные и легкие поцелуи. Пробитый струной реального, человеческого чувства, в этом запределье, Дэйл жадно и хаотично вбирал пятерней ее изгибы, продолжая слепо нежиться то у ее груди, плечей, тонкой шеи, и снова… - Одри… Задыхаясь и страшась, агент Купер держал в руках свою пропажу, баюкая на разные лады. Лишь бы не открыть глаза… - Одри… - Проснись.***
Светофор вобрал обратно в себя алый свет и нет такой меры для крошечного отрезка времени, который описал, сколько агент Купер отсутствовал в этом мире. Острые иголочки слипшихся от слез ресниц, чуть было не разомкнулись, но она будет с ним, пока он не распахнет глаза. Дэйл позволил себе абсолютно иррационально, нелогично и нелепо продолжать мерзнуть под открытым небом еще лишние минуты. Любимая, добрая и прекрасная улыбка, дрожью проступила на губах ее специального агента.