Он не любит его с января... наверное

— Ой, ой, Атобе… с каких пор ты на него так смотришь? — А-а-а? Тебя-то что не устраивает? — Кто я такой, конечно, чтобы вмешиваться в твои дела, но… — Ну что? — Ты не думаешь, что он несколько… юн и неопытен для тебя? — Ошитари… — Не подумай, я не говорю, что он совсем уж незавидная партия. Очень даже ничего. Но… — Ошитари. — Да? — Как насчет того, чтобы не вмешиваться в мои дела? — Но… — Ошитари. — Ладно, понял, молчу. — Вот и молчи. — Ну, я и молчу. Атобе наградил товарища по команде тяжелым взглядом, к которому тот вроде бы уже и привык за все их годы совместной учебы, но все равно испытал невольную дрожь. Чувствуя, что сделал все, что мог и не должен был — тоже, Ошитари благоразумно оставил капитана в одиночестве, ретируясь к ближайшей группе теннисистов. Пригубив шампанского из хрустального бокала, что все это время держал в руке, Атобе перевел взгляд обратно на стоявшего поодаль Эчизена. Окруженный толпой теннисистов, тот с прославившим его невозмутимым выражением лица что-то якобы слушал, наверняка половину речей пропуская мимо ушей, еле заметно морщился, когда кто-то от души хлопал его по плечу, поздравляя, и с трудом сдерживал обреченный вздох. Со своего места капитан Хетея видел, как острый взгляд золотых глаз осторожно изучал просторный зал, больше чем наполовину забитый теннисистами из разных школ, и тщательно искал пути отступления. «Мада мада дане, Эчизен?» — ухмыльнулся про себя Атобе, вновь пригубив шампанского, и, чуть сощурившись, неспешно скользнул взглядом по теннисисту. А посмотреть неожиданно было на что. Несколько вытянувшийся за последние два года, возмужавший, статный, юноша по-прежнему казался обманчиво хрупким и притягивал взгляды многих – что женщин, что мужчин. Гибкое натренированное тело было скрыто под черной футболкой, поверх которой была накинута легкая белая куртка, а привычные короткие шорты сменили низко сидящие темно-голубые джинсы, облепляющие длинные стройные ноги и упругий зад. На последнем взгляд Атобе невольно задержался чуть дольше, чем следовало, хотя, по идее, он там задерживаться не должен был в принципе. «Хорош», — поднявшись взглядом выше, останавливаясь на темноволосой макушке, признал капитан Хетея. В два глотка осушив бокал и поставив его на поднос проходившему слуге, юноша отвлекся буквально на мгновение-другое, а посмотрев снова на окружавшую Эчизена толпу, усмехнулся, не увидев среди них главного виновника. «Не сдаешься до последнего, а?»

* * *

С тихим щелчком замка прикрыв за собой дверь, за которой вот уже несколько часов шла вечеринка в честь окончания турнира Канто, Эчизен облегченно вздохнул. «Наконец, отстанут», — подумал он и огляделся. Юноша оказался в полутемном, явно не предназначенном сегодня для посещений, коридоре, освещаемом лишь несколькими фонарями с террасы, чей теплый свет проникал в помещение сквозь панорамные окна. Отойдя от дверей, надежно ограждавших его от шума в приемном зале, Эчизен, не колеблясь, направился прямо по коридору. Опустив руки в карманы джинсов и неспешно шагая, он, наслаждаясь тишиной вокруг, изучал то висевшие по левой стороне коридора картины в золотых массивных рамах, то приятный вид за окном. «Ну и длинный же коридор, — теннисист чуть нахмурился, идя по нему вот уже минут пять. — Подозрительно. А если там тупик? С Обезьяньего короля станется, с его-то вкусом». Но, вопреки ожиданиям, в конце пути вскоре показалась витиеватая лестница. Эчизен остановился у подножия и, посмотрев наверх, задумался. «Идти или не идти? В зале делать все равно нечего, у меня уже голова разболелась ото всех разговоров. А тут так тихо». На втором этаже он вновь остановился — на этот раз в нерешительности. Снова полутемный коридор и ни намека на чье-либо присутствие, даже прислуги. Эчизен уже хотел было повернуть обратно, приговаривая, что нехорошо обследовать чужой дом без разрешения, даже если дом на самом деле огромный особняк и принадлежит он Обезьяньему королю, от которого с этих обследований не убудет. Но тут взгляд случайно зацепился за одну из дверей, единственную из всех оказавшуюся приоткрытой, и юноша не удержался от соблазна посмотреть, что же за ней находится. Не то, чтобы Эчизен был слишком любопытен, как тот же Кикумару, он мог бы и мимо пройти, но очень уж не хотелось возвращаться в душный зал. Приоткрыв дверь и заглядывая внутрь, юный теннисист удивленно вскинул брови. Хоть в комнате и было темно, но с его зрением он сумел различить, помимо прочей мебели, очертания большого стола в самом центре и несколько висевших над ним ламп. Догадаться, что это, было не сложно, и Эчизен, тихонько радуясь про себя своему маленькому открытию, смело вошел в помещение, поискал выключатель и, прикрыв за собой дверь, направился к своей цели. Книжные стеллажи, протянувшиеся вдоль стен, небольшой бар, несколько больших и явно удобных мягких кресел, парочка торшеров рядом с ними и аккуратный журнальный столик, тяжелые портьеры на окнах, препятствующие проникновению излишнего света, и, наконец, шикарный бильярдный стол – все наводило на мысль, что теннисист оказался в одном из кабинетов или малой библиотеке. Только сам юноша об этом не задумывался, больше прикидывая, как сильно обозлится Обезьяний король, если он тут немного похозяйничает в свое удовольствие. Пока Эчизен об этом думал, на губах у него промелькнула усмешка, а из шкафа тем временем уже был взят кий и набор шаров. Шла уже третья партия игры с самим собой, сколько времени при этом прошло – неизвестно, да и сам Рема об этом как-то не задумывался, полностью поглощенный неожиданным занятием. Играя в бильярд всего лишь второй раз в своей жизни, он внезапно понял, что ему это нравится. Не так, как игра в теннис, конечно, но тоже неплохо. Возможно, стоило бы иногда вот так проводить время. — Что я вижу, — рука дрогнула, и Эчизен промахнулся, скользнув кием по шару. — Неужели у равнодушного ко всему, кроме тенниса, новичка есть свое маленькое хобби? Этот насмешливый голос. Рема выпрямился, обернулся и смерил Атобе недовольным взглядом. Тот, стоя в дверях, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди, ответил ему не менее выразительным, полным собственного превосходства, взглядом. — Что ты здесь забыл? — проворчал Эчизен, отвернувшись и изучая новое положение шаров на столе. — А-а-а? Ты забываешься. Это вообще-то мой дом. А вот что ты здесь делаешь? Юноша только пожал плечами, прикидывая в уме, как бы ему сбить оставшиеся два шара за один удар. — Пользуюсь гостеприимством радушного хозяина. — Наглый, как и всегда, — ухмыльнулся Атобе и, наконец, отошел от двери. — И довольно невежливый. — Не понимаю, о чем ты. — А как же празднование третьей подряд победы Сейгаку на турнире Канто? — Я-то тут причем? — Из тебя вышел ужасный капитан, — покачав головой, усмехнулся хозяин особняка. — И как только ты привел свою команду к победе? — Но привел же, — невозмутимо заметил Эчизен. — Они должны сказать спасибо, что ты на посту капитана всего один год, первый и последний. — Эй, Обезьяний король, — отвлекаясь от игры и встретившись взглядом с Атобе, теннисист ухмыльнулся, — задетая гордость покоя не дает, что команда твоей средней школы проиграла нам? Извини, но побеждает сильнейший. — Всего лишь дело случая, — уверенно заметил тот, ухмыльнувшись в ответ. — Желаешь убедиться, насколько все было случайно? Отлично, всегда готов размазать тебя по корту. — Твои таланты распространяются только на корт? — с сочувствием протянул Атобе. — Какая жалость. — К чему ты клонишь? — нахмурился Эчизен. — А как насчет партии-другой в это? — и капитан старшей школы Хетея указал взглядом на бильярдный стол. — Идет, — недолго думая, согласился теннисист. — Только потом не жалуйся. — Кто еще будет жаловаться, — самоуверенно усмехнулся Эчизен. «Маленький паршивец», — ухмыльнулся Атобе, встречаясь взглядом с этими дерзко сияющими золотыми глазами, в которых только слепец не смог бы увидеть смелого вызова и полной уверенности в своих силах. Как ни хотелось признавать, но Атобе оказался неожиданно хорош. Эчизену пришлось постараться, чтобы выиграть вторую партию и тем самым свести счет к ничьей. Переходя к последней и решающей партии, юный теннисист поинтересовался: — А это нормально, что хозяин вечеринки оставил гостей? — А это нормально, что капитан оставил свою команду на растерзание другим школам? — в тон ему спросил Атобе. — Они бы не возражали. К тому же, в зале еще оставались капитан с Фуджи-семпаем и Момо-семпай, я видел. — Хочешь сказать, все они в курсе, как ты стесняешься всеобщего внимания? — усмехнулся собеседник. — Не стесняюсь, — буркнул Рема. — Тогда что это было за бегство? — Не бегство. У меня просто разболелась голова. — Ты все такой же ребенок. — И вовсе нет. — Да. — Нет. — Да, и не спорь со мной, я лучше знаю. — Ха-а? — Эчизен поперхнулся и недоумевающе посмотрел на противника. — Обезьяний король, твое самомнение с каждым днем все растет и растет. Я начинаю волноваться о твоем здоровье. — О, Эчизен, как это мило с твоей стороны. Будешь моей сиделкой? — Мечтай больше. Я боюсь заразиться. — Зараза к заразе не липнет, разве ты не знал? — К таким комплиментам от тебя я пока не готов. — Ты еще не слышал моих комплиментов. — И не горю желанием вообще-то. Могу повторить дважды, чтобы ты запомнил. Или лучше записать? — А с чего ты вдруг об этом забеспокоился? Нервничаешь или смущаешься, а? — Эй, Обезьяний король, о чем ты вообще? И твой ход, между прочим. — Ты не слишком изящно переводишь тему. И, по-моему, исход игры ясен. — Однажды ты уже говорил такое, — ухмыльнулся Эчизен. — Если бы матч продолжился, я бы выиграл. — Ничего не знаю. И на Национальном я тебя сделал. — Я с удовольствием верну тебе долг, — усмехнулся Атобе, выразительно посмотрев на волосы соперника. Тот, невольно поежившись, ответил мрачным взглядом. — Мои волосы ты не получишь. Как и победу. — Нужны мне твои волосы, — фыркнул капитан. — Ты думаешь, у меня настолько бедная фантазия, а? — Можешь особо не стараться, все равно я выиграю. — Парочка побед вскружила тебе голову, я смотрю. — Когда сыграем, узнаешь насколько. И приготовься сожалеть о своих словах. В дверь тихонько постучали, и Атобе вместо ответа Эчизену, переведя взгляд с юноши на вход, произнес: — Войдите. В комнату вошел пожилой слуга и, низко поклонившись, доложил: — Последние гости разъехались, молодой господин. В доме остались только команды средней и старшей школ Хетей. Все они разошлись по приготовленным комнатам, некоторые интересовались, во сколько завтра будет подъем. Что мне им передать? — Скажи, что завтрак будет подан в девять утра, — распорядился Атобе. — И если не хотят остаться голодными, то пусть соизволят к этому времени спуститься в малую столовую. — Хорошо, молодой господин, как прикажете, — и слуга вышел, неслышно закрыв за собой дверь. — А ты куда собрался? — приподнял бровь хозяин особняка, заметив, что Эчизен надел брошенную ранее на кресло куртку и направился к выходу. Взявшись уже за ручку двери, теннисист полуобернулся и наградил Атобе взглядом, словно маленького ребенка: — Не смею злоупотреблять гостеприимством. Все же разъехались. — Надо же, какое неожиданное проявление воспитания, — усмехнулся капитан Хетея и, прислонившись к бильярдному столу, скрестил руки на груди. — Оно у тебя, оказывается, есть. Приятный сюрприз. — Ты ждешь, что я попрощаюсь, или что? — проворчал Эчизен. — Так уж и быть, я простелю свою милость настолько, что позволю тебе переночевать в этом радушном доме, — торжественно произнес Атобе. — О, какая щедрость, гостеприимный хозяин, — съехидничал юный теннисист. — Но моя прирожденная скромность не позволяет мне принять столь дорогое предложение. — Не ломайся, Эчизен, — снисходительно хмыкнул противник. — Уже поздно, а маленькие мальчики не должны гулять в столь поздний час одни. — Лучше бы ты машину одолжил, — проворчал юноша. — Завтра и одолжу, — согласился Атобе, наблюдая, как Рема все же отпустил дверную ручку. — А сейчас как насчет того, чтобы доиграть? Хотя так уж и быть, можем оставить это. Я все равно выигрываю. — Вот еще, — гордо вскинув подбородок и с вызовом посмотрев на соперника, юный теннисист стянул куртку, бросил на то же кресло и взял отложенный кий. — Мада мада дане, Обезьяний король. Ты еще пожалеешь. — Жду не дождусь, — усмехнулся тот.