Будни армии Небес

Кенрен сидел на стуле, положив ноги на стол, и дежурил по Западной армии. Он тосковал. Предстояло провести восемь часов драгоценной тенкайский ночи без сакэ, без сигарет и, что самое главное, без женщин. За спиной генерала из низкого открытого окна в душный кабинет сочилась прохлада. Сегодня окно, обращённое к свободе, Кенрена не интересовало: середина ночи, некого окликнуть, не с кем поговорить. Да ещё напарник, как ушёл в штаб с пакетом, так и сгинул. «Наверняка, - решил Кенрен, - пользуясь случаем, он завернул к подружке для полировки отдельных частей организма». Думать ни о чём толковом не получалось. Любая, самая, казалось бы, постная мысль, немедленно приобретала скоромный оттенок. «Сменюсь и пойду на рыбалку. Хорошо бы поймать что-нибудь из ряда вон! Русалку. С мякенькими такими сисичками, чешуёй по всему телу и серебряными волосами». Кенрену показалось, что на белой стене перед ним проступает изображение игривой дочери воды. - Блядь! Извини, красавица, я не про тебя, я про жизнь. Но русалка обиделась и растаяла. «Надо комнату свою убрать, бельё в прачечную отнести, а постель застелить новым, шёлковым». На стене возникла знакомая комната и родная кровать с раскинувшейся на ней обнажённой Каннон. Через несколько секунд рядом с кроватью образовался двойник Кенрена, который, схватив богиню за вторичные половые признаки, втиснулся в первичные. Глядя на ходящий ходуном предмет мебели и на тощую задницу своего двойника, Кенрен прошипел сквозь сжатые зубы: - Совсем ты, брат, охуел! Стены порнуху показывать начали! Интересно, можно ли назвать порнухой изображение собственной жопы? За окном послышались тихие, еле слышные шаги. - Где ты свои натруженные муди три часа таскал? – не отрывая глаз от стены, спросил напарника Кенрен. – Расскажи повкусней, что у вас с подружкой было, а то начальству про твою самоволку стукну, не побрезгаю. Хотя, ты ж косноязычный. Ладно, сам расскажу. Я зарываюсь руками в длинные влажные пряди и с силой насаживаю жаркое тело на свой член. Чужой член, торкающий мой пах – не то, к чему я привык, это несколько отвлекает. Сильные руки хватают меня за задницу и начинают дёргать на себя всё быстрее. Уже неясно, кто кого ебёт. Хуй знает, что это такое, но я сейчас кончу! На этом месте звучат литавры. За окном жалобно, но страстно заскулили. - Ты там обкончался, что ли? – спросил укушенный ревностью и завистью Кенрен. Тишина была ему ответом. - Что молчишь, стручок червивый, неблагодарный?! Яйца скрепками прищемил? Сзади послышалось судорожное, громкое шуршание документами, и раздался такой звук, будто захлопнулась папка. Кенрен по-военному выпрямил спину и опустил ноги на пол. В тенкайской ночи предупредительно зарычали. «Годжун!» - загорелась перед глазами Кенрена огненная надпись. Покрывшись с головы до ног пенным потом, Кенрен медленно обернулся. За окном стояла привычная ночная тьма. На полу у подоконника лежал распотрошённый пакет из-под еды и два куска чёрного хлеба. Толстый розовый ломоть контрабандной ветчины исчез. Кенрен вгляделся в темноту. По залитому луной плацу в тенкайскую даль стремительно неслась тощая дворняга.