не-ре-бе-нок

Их отношения нельзя было назвать отношениями. Их жизни нельзя было назвать жизнями. Их нельзя было назвать нормальными людьми. Время тянулось фиолетовой жвачкой. Медленно, тягуче и… фиолетовый же цвет Хоукаев, ведь так? Да, именно это ей несколько раз говорил Клинт, а она смеясь соглашалась. Кейт Бишоп не была из тех людей, что сдавались так просто, а Клинт Бартон стоял на собственных моральных принципах, пусть и берег Китти намного сильнее, чем просто ученицу. Это видели все, пусть и он слепо следовал на пути у глупых стереотипов. — Почему ты просто не можешь признать это? Почему? Клинт, ты же не на пол века старше меня! — Да, но… — Тогда в чем проблема?! — В тебе, Бишоп, в тебе. Именно этим заканчивался каждая попытка их разговора. На душе появлялась сплошная пустота и хотелось плакать, но Кейт лишь молча наблюдала за тем как мужчина разворачивается и уходит, а затем бесшумно выходила на балкон, оседая на пол и бесшумно глотая слезы. В свои 20 с лишним она все равно чувствовала себя маленькой ненужной девочкой. Маленькой, ненужной и чертовски сильно влюбленной девочкой. В их с Клинтом разнице в возрасте лишь немного не хватало до 15 лет, но… Кейт все равно не понимала почему он так относится к ней? Но ответ был прост. Бартон всегда боялся омрачать ее жизнь своим присутствием, боялся за нее на заданиях и боялся, что будет для нее лишь «вторым папочкой». И он просто нее хотел портить ее жизнь тем дерьмом, которое прячется в его темном прошлом и настоящем. Но последний их почти-разговор изменил всю их жизнь. Типичное начало, но странный конец. С трудом пытаясь не всхлипывать, Бишоп просто вылетает на крышу, хлопая дверью, даже не дослушивая уже выученную наизусть извечную реплику Клинта «В тебе, Бишоп, в тебе». Чувствуя дрожь по всему телу, Кейт тихо всхлипывала, не задумываясь о том, насколько глупо она сейчас выглядит, сидя на краю крыши и плача о своей «неудачной любви». Она не сразу замечает теплые руки стаскивающие ее с края и приходит в себя, лишь когда перестает чувствовать перед собой какую-либо опору. — Опусти меня. — Тихо, но четко просит Кейт, смотря на свои ладони и пытаясь полностью вытереть слезы. — Нет. Не хватало еще чтобы ты заболела или вообще с крыши упала. Кто тебя потом лечить будет? Мне еще мир спасать. — Ухмыляется Клинт и девушка слабо улыбается. Он опять заботится о ней. И опять считает ее лишь ребенком. Отпустив девушку уже в комнате, он усаживает ее на диван и собирается выйти из комнаты, как его останавливает тихое «Я люблю тебя, Бартон», брошенное буквально от отчаяния и с надеждой на то, что ее не услышат. Хоукай чувствует, как его застали врасплох. Повернувшись к девушке, он видит этот полный надежды взгляд. — Я не могу подвергать тебя опасности, Кейт… — Ты всегда говоришь так, Клинт. Всегда. Мне уже не девять лет, я не ребенок. Не-ре-бе-нок. Мне, твою мать, через месяц двадцать один год и я уже дважды спасала человечество. Как ты думаешь, я не сумею принять то дерьмо, которое копилось в твоей жизни, Бартон? Я не настолько глупая… — Последнюю фразу девушка шепчет, пусть до этого она буквально срывает голос. Он садится на корточки перед ней и аккуратно берет ее лицо в свои ладони. — Ты ребенок, Бишоп, ужасно капризный ребенок. Но… Пообещай, что всегда будешь верить мне и не будешь лезть в то, во что я никогда в жизни тебе делать не разрешу. — Я верю тебе, Бартон, уже несколько лет тебе верю. А вот насчет второго… Прости, но ты же понимаешь, что я такой же Хоукай как и ты, и полезу в любые неприятности. Они тихо смеются. — Какая же ты зараза, Кэтрин Элизабет Бишоп. — А ты та еще заноза в заднице, Клинтон Фрэнсис Бартон. — Если ты еще раз назовешь меня Фрэнсисом, то я отберу у тебя лук и выгоню из мстителей. И это лучшее наказание, которое я могу сделать для тебя. — Ну, да. Конечно. Кому ты врешь, Ф-р-э-н-с-и-с. — По буквам произносит девушка, улыбаясь, а мужчина лишь закатывает глаза, притягивая ее к себе и целуя. Хоукаи те еще задницы.