Второй шанс

      — Думаю, ты уже можешь спокойно выходить из каюты, не боясь ничего. Всё в порядке, рёбра почти срослись. Помни: никаких нагрузок! — наставительно напоминала Ксения Алёне после окончательного осмотра. — Но тебе ещё лучше приходить сюда иногда, я буду следить за твоим здоровьем. — Хорошо, — кивнула Алёна.       Вышла. Слава Богу, закончились эти мучения и она снова имеет полный доступ ко всем помещениям, не боясь Ксении. Улыбаясь без особой причины, Алёна вышла из санчасти и, касаясь кончиками пальцев стен, остановилась у своей каюты. Не той каюты, в которой она жила когда-то с Максом, а той, в которой она жила со своими подругами. Постояв несколько секунд, она, загадочно улыбаясь в предвкушении долгожданного чувства ностальгии, открыла дверь и вошла. Да, знакомая атмосфера: полуденное жаркое солнце светит в иллюминаторы, освещая мебель: койку Иры, Вики, стол, стулья… Алёна рухнула к себе на койку, на прохладное одеяло и принялась обдумывать план дальнейших действий: «Да, я здесь живу, но если бы не соседство Вики, всё было бы прекрасно. Что ж, сделаю вид, что её не существует, так лучше. Стоп. Ты что, в санчасти не належалась? Подъём!», — Алёна подскочила, поправила футболку и вышла, окинув взглядом пустую каюту. «Надо бы найти Иру — она хороший собеседник».       Ей повезло — она столкнулась с Ирой в коридоре. Ира была немного недовольна. Кажется, Петя снова довёл её своим поведением и она сорвалась на него. Ира, увидев Алёну, смягчилась. — Ну, что сказала Ксения? — поинтересовалась она, останавливая подругу за плечи. — Всё, могу делать всё, что захочу. Кстати, она меня отпустила, вечером вернусь в каюту. Я как раз оттуда. — Здорово! Знаешь, не выходи на палубу, сегодня невыносимо жарко, весь день кружится голова, пойдем обратно, хочу поболтать с кем-нибудь. Ещё этот Петя со своими шуточками…       Алёна приобняла покачивающуюся подругу и пошла обратно в каюту. Ирина легла и положила руку на лоб, вздохнув. — Достала эта беременность, эти проклятые проблемы!.. — Ну, не говори так, — остановила её Алёна. — Через это все проходят… — А то я не знаю! — огрызнулась Ира. — Извини. Опять нагрубила. — Понимаю. — Кста-ати, о вчерашнем разговоре! — вдруг оживилась Ира так внезапно, что Алёна вздрогнула от неожиданности и отодвинулась. — Мне всю ночь не спалось, я думала… — Давай не об этом… — Не-не-не, подожди-ка, — Ира подскочила на койке и села напротив Алёны на стул. — Я, значит, всю ночь не спала и думала над твоим вопросом — кто хуже: Макс или Герман… — Эмм… — снова попыталась перебить Алёна, но Ира уже вошла в азарт. Ох уж эта беременность! — Да-да, именно. И до меня вчера… то есть сегодня ночью дошло кое-что. Вчера выяснилось, что Макс изменил тебе, так? Извини, что давлю на больное. Так вот, — Ирина сделала паузу, сосредоточенно думая о чём-то, слегка нахмурившись и едва заметно жестикулируя. — Вспомнила! Да, изменил. И ты думаешь: кто из них хуже. Но разве можно судить человека по одному поступку? Макс столько всего хорошего сделал для нас — столько раз он спасал нас тогда, когда надежды на спасение попросту не было! А Герман? Выяснилось, что он предатель, убийца, один из них, грубый и так далее! Убийца — вот главный критерий, определяющий его сущность! Он не сделал ничего хорошего для тебя. Почти, не считая пары мелочей и спасения тебя от Элеоноры. Но Макс сделал больше! — Ир, дело не в том, — робко сказала Алёна, но Ира снова перебила её. «Да что это такое!». Алёна сжала губы и отвела взгляд. «Не даёт договорить! Ладно, пусть…». — Да, Макс изменил тебе, но ты же знаешь Вику! Благодаря находчивости Макса мы живы! А Герман — убийца, он опасен для всех нас! К тому же, его здесь больше нет и не будет, так почему ты до сих пор думаешь о нём? — тихо спросила Ира, желая услышать внушительный ответ. Алёна собралась с мыслью и ответила: — Не знаю, почему думаю о нём. Но Герман не изменил бы мне. Он всегда говорил, что любит меня, а я говорила, что не верю ему, верила Максу. А оказалось, что человек, которому я доверяла больше всего на свете предал меня, а тот, которого я ненавижу… ненавидела — прав! Макс даже не подошёл ко мне, не извинился, не сделал ни единого шага к примирению… — Ну, тогда это твоё дело. Но знаешь, я бы на твоём месте простила его. Он сделал для тебя больше, чем Герман, и это искупляет его поступок, — Ирина, положив руки под голову размышляла, забыв о своём привычном пофигизме. — Думаешь?       Алёна поднялась. «А что, если попытаться найти его и поговорить? Я ещё не готова терять его, я всё ещё люблю его, может быть, Ира права». Алёна оглянулась на подругу: Ирина лежала на койке, закрыв глаза. И Алёна решилась.       Алёна вышла и постояла в коридоре. Где мог быть Макс в данную минуту? Да где угодно. Она решила сначала поискать его в рубке. Возможно, он с капитаном, обсуждает что-нибудь, как она с Ириной. Алёна быстрым шагом направилась дальше по коридору и вдруг остановилась, глубоко вздохнув. Что-то её удерживало и не давало ступить ни шагу больше. Она оглянулась по сторонам — слева от неё бывшая каюта Германа. Что-то сжалось в её душе, снова охватила тоска. Алёна снова вздохнула, подумав, что Макс может подождать, в конце концов, не она провинилась перед ним, а он. — Да, подождёшь, — сама ответила Алёна воображаемому Максу и вошла в каюту Германа. Каюта пустовала уже два месяца. О, этот знакомый запах ударил в нос — запах Германа. Не такой, как у всех, другой: далёкий запах, давно забытый, но такой важный сейчас. Алёна подошла к койке и провела ладонью по застеленной койке: вот тут он спал, с ней и без неё. Знакомое покрывало, которым он накрывал её по ночам, когда она жила с ним. Как много воспоминаний связано с этой каютой. Здесь он впервые поцеловал её, здесь было большее, чем поцелуи, здесь были мрачные тайны, о которых он обещал ей рассказать, но не успел и она узнала сама, здесь он ставил ей условия и предлагал убить себя в обмен на счастье с Максом, здесь он страдал от побоев и строил интриги. Алёна вдохнула запах каюты: этот запах не выгнать отсюда ничем, даже спустя два месяца после его ухода он остался. Алёне вдруг показалось, что он вот-вот войдёт, остановится рядом с ней и будет долго сверлить её взглядом, прежде чем сказать ей что-то своим резким голосом. Неважно что он скажет — она словно чувствовала его присутствие, мрачная атмосфера обволакивала её. Иллюминаторы завешены шторками и сквозь них просвечивают тонкие лучики солнца, на столе тонкий слой пыли несмотря на то, что здесь недавно убирались, покрывало на койке идеально заправлено. И звенящая тишина. Алёна подошла к столу. Вот книга, которую он читал. Алёна взяла её и мельком пролистала страницы. Из книги выпало что-то на стол. Отложив книгу в сторону, Алёна подняла фотографию, на которой был он. Герман. Сидит на скамейке рядом с женщиной, блондинкой, своей женой, счастливо улыбается, а на коленях у него сидит маленькая дочь, обнимая его шею своими маленькими ручками. И он обнимает дочку одной рукой, а жену другой, почти за талию и смотрит прямо в объектив, а казалось, будто на Алёну светящимися от счастья глазами. «Видишь, какой я здесь?», — словно хвастался Герман. А может, и нет. Всё это время он хранил фотографию своей семьи рядом с собой. Как знать, может быть Алёна была единственной, кому он смог снова доверить своё сердце, а она не уберегла его. Подумав об этом, Алёна взглянула на фотографию вновь и выронила её, закрыв глаза. На глаза выступили слёзы, она опустила взгляд и снова посмотрела на счастливую фотографию с ним. «Как чувствовала, что нужно зайти сюда…», — подумала Алёна, не сводя глаз с его улыбающегося лица и вытирая слёзы. Он потерял этих родных для себя людей. Как он их любил? Алёна не знала, но понимала, что он несчастен без семьи. И это она ещё думает, что несчастна? А он потерял всю свою семью и продолжает жить. — Ну, чего ты смотришь на меня? — прошептала Алёна, не замечая слёз, катящихся по щекам. — Да, прости меня, я не знала, как ты был счастлив, не знала, что ты способен любить, а может это и так! Не смотри на меня, если понимаешь, почему я плачу. Да, сейчас я узнала тебя лучше. Жалею? Возможно, не спорю, наверное мне так и не хватает тебя, — она погладила фотографию пальцем, сделала несколько шагов назад и села на койку. — Тогда ты был другим, — сказала Алёна, обращаясь к улыбающемуся, такому непривычному для неё Герману, запечатлённому на фотографии. Она хотела, чтобы он ответил ей, но фотографии не умеют говорить, и она будет ждать ответа, сидя на его койке сейчас и потом. Алёна будет ждать их новой встречи, и если он когда-нибудь придёт, она расскажет ему все свои сегодняшние мысли о нём и уже точно простит его.