В тепле непрожитых жизней

      Роуз засыпает: чутко, осторожно, боясь то ли спугнуть что-то невидимое, неощутимое, дымкой повисшее в воздухе, то ли испугаться, не довериться. Потрескивают за окном цикады, шелестит ветвями деревьев ветер, но в остальном стоит благословенная тишина. И Роуз засыпает.       Где-то в другом мире, в другой вселенной, под другими звездами — а, возможно, даже и не под звездами вовсе, а в водовороте Временной Воронки — засыпает и Доктор, совершенно неважно, который. Единственное путешествие, на которое не способна ТАРДИС, он совершает во сне.       Всего восемь часов сна, но ведь сон внутри больше, чем снаружи, и иногда целая неделя помещается в пять минут, а уж в час-то может поместиться даже год или десять. Главное — не считать, никогда не считать, даже не думать об этом. Не считать и не думать. Отдаться сну полностью, не контролировать его — это стало для Роуз самым странным, и поначалу она то и дело просыпалась — и тут же зарывалась в слезах в подушку. Зыбкую реальность, сотканную из золотистых нитей ее грез, так нестерпимо хотелось остановить, заморозить, зафиксировать, вытащить наружу — или позволить ей провести себя сквозь непреодолимую преграду. Но со временем она научилась.       Научился и Доктор — тому, впрочем, было значительно проще. Кто создал то место, где не существовало ни пространства, ни времени, он не знал. Оно просто существовало, длилось, продолжалось, находилось. Менялось, но оставалось неизменным. И он всегда находил там Роуз. Самую разную Роуз. Ее жизнь, вплетенная в саму ткань реальности этого места, была такой же изменчивой, как и тонкое, размазанное бытие осязаемого несуществующего, но каждый раз она ждала в ней его — только его. И он приходил.       Иногда Роуз сидела рядом с ним на бревенчатой пристани, подгнившей с одного бока, постанывающей при легчайшем их движении, и они смеялись, вдыхая приторный запах свежескошенной травы, в котором путались капельки родниковой воды. Иногда она встречала его на кухне, розово-фарфоровой, кукольной: он оборачивался, держа в руках золотистую, вычурную, узорчатую чашечку, над которой поднимался ароматный дымок, и улыбался, а она не могла не улыбнуться в ответ. Он улыбался еще шире, а она смеялась, и тогда он отставлял в сторону нелепую чашку со свежезаваренным кофе, который она предпочитала по утрам только в этом сне и только на этой кухне — по блестящему орнаменту стекали темные расплескавшиеся капли — а он обнимал ее, зарывался лицом в золотистые пряди. Целовал ее щеки, лоб, шею, нос, губы — торопливыми легкими поцелуями, как будто он может опоздать, не успеть; пытался надышаться ее запахом, но удержаться внутри хрупких рамок теплого сна. Иногда они сидели на пороге ТАРДИС — такой разной и такой одинаковой — смотрели на такие далекие и такие близкие звезды, и он рассказывал ей древние мифы давно исчезнувших или еще не родившихся цивилизаций, и в этой пустоте, которая существовала вечность до них и будет существовать вечность после, было бы холодно, если бы они не делили на двоих пушистый шерстяной плед.       Доктор видел молодую Роуз, видел Роуз постаревшую, видел все варианты их непрожитых жизней, возможных и невозможных. Он радовался рождению их ребенка, не позволяя себе ни на мгновение задумываться о том, что этого попросту не могло бы быть. Он знал, каков на ощупь холодный мрамор, на котором выбито лаконичное «Роуз Тайлер, Защитница Земли». Он был счастлив и несчастен, но он — был. И была она. Он просыпался — и бросался навстречу приключениям и опасностям, потому что ничто в этой жизни не имело больше для него никакого значения. Можно было ничего не бояться: все самое страшное он уже видел и уже прожил. Все необходимое как воздух он уже потерял. Можно было позволить себе что угодно. Он давно оплакал и похоронил того себя, который так много еще мог бы сделать, и давно воскрес обреченной, вечно сгорающей птицей. Концы множества жизней медленно сходились, и — нет, нет, он совершенно не хотел умирать, но… Но он точно знал, где окажется, когда все закончится. Возможно, Роуз уже давно ждет его там. Ждет, чтобы он, наконец, остался.