***
Алек не думал, что ему будет так неприятно сюда возвращаться. Стоило им войти внутрь Пандемониума, как на Лайтвуда накинулись воспоминания о последнем визите в это место. О раздражающе красивой Камилле и стуке её каблуков. О чувстве съедающей заживо ревности и обиды. О том дне, когда в первый раз все разрушилось. Находиться здесь было неприятно, но что поделаешь. Это была его идея сюда прийти. На самом деле, ему пришлось даже уговаривать Эрондейла. Чуть ли ни силой вытаскивать из кафе. А одной рукой делать это было весьма проблематично. — Что ты твердил мне в свое время? — И не дожидаясь ответа. — Поговорить, объяснить. «Если скажет „нет“, ты хотя бы точно это будешь знать». Было такое, ну? — Алек, пожалуйста… Это другое… Мне так плохо. Лайтвуд придерживал его под руку, удерживая друга в вертикальном положении. Не обращая внимания на любопытные взгляды посетителей «Лунного Света». — Я знаю. Поэтому я и веду тебя туда, где будет хорошо. Всю дорогу до фирмы Джейс оставался подозрительно тихим, послушно бредя за Лайтвудом. То и дело спотыкаясь о собственные ноги. А вот, когда они вошли внутрь и прошли пост охраны, тот резко остановился. — Нет, она меня не простит, — почти шепотом произнес Эрондейл. Алек с ужасом заметил, как начинают блестеть глаза лучшего друга. Джейс не плачет. Никогда. Даже, когда биологические родители его оставили. — Простит. — Ты этого не знаешь. — Ты тоже. На это у Алека ответа не было. Снова двинулись. Лайтвуд повел Джейса в сторону лифта, опасаясь, что тот просто не осилит несколько этажей лестницы. Двери закрывались со скрипом, который можно часто услышать на канале ужасов. Дернулась кабина, и Эрондейл рвано выдохнул. Звук получился похожим на скулеж раненного животного. Алеку жутко хотелось его грубо одернуть или хотя бы сделать замечание, но он из последних сил сдерживался, напоминая себе, какого самому быть в таком состоянии. Вместо этого он говорит: — Все будет хорошо. Джейс лишь рассеянно кивает головой. Он ему не верит. Створки лифта медленно отворились, пропуская их в широкий светлый коридор. Наткнувшись глазами на пустое рабочее место своей девушки, Эрондейл шумно втянул носом воздух. — Наверное, она у Магнуса, — пробормотал Алек, старательно борясь с резко нахлынувшим прошлым. Вот тут вот-то Камилла и запустила ту самую цепочку, что в последствии привела к самому тяжелому месяцу его жизни. И жизни Магнуса. Лайтвуд сглотнул и, запрещая более себе о чем-либо думать, потянул друга к закрытой двери. Клэри очень долгое время молчала, слушая сбивчивое бормотание бывшего парня. По выражению лица девушки ничего нельзя было сказать. Вся эта сцена до жути напоминала отрывок какого-то мексиканского сериала. Двое влюбленных, разлученных по каким-то нелепым обстоятельствам, наконец-то встречаются. По обе стороны от обоих стоит по еще одному человеку — невольные свидетели чужого счастья. Не хватает дешевой грустной мелодии на задний план и слез с объятиями. Правда, последнего может так и не случится… Не стоит об этом забывать. В кабинете было прохладно, а еще пахло травяными настойками. Подобные, помнится, Клэри принесла в больницу с наилучшими пожеланиями выздоровления. На столе небрежно раскиданы какие-то бумаги и канцелярские мелочи, стоит новый компьютер с чистым и не заляпанным монитором. А рядом Магнус. Весь монолог Эрондейла он то и дело кидал многозначительные взгляды на Лайтвуда, на особо глупых моментах рассказа забавно округлял глаза, пару раз их закатил. Алек не знал каким образом сумел за все это время ни разу не улыбнуться и вообще не сдвинуться с места в сторону Бейна, оставаясь за спиной друга. Как мысленная поддержка. За такую выдержку стоит и медаль вручить. С каждой прошедшей секундой Лайтвуд все больше расслаблялся в этом месте. Иллюзия Камиллы медленно, но верно исчезала из его головы. Как в компьютерной игре, становясь все более и более прозрачной. Пока, наконец-то, не пропала вовсе. Будто дорогим ластиком стерли. — Давай проще, — Клэри говорила обманчиво тихо. — Все эти месяцы ты вел себя, как полный придурок, только потому что тебя бесило, что я обеспеченнее тебя? «Хороший вопрос, — с невольным восторгом подумал Алек. — Если Джейс сейчас начнет упираться и отнекиваться, станет оправдывать себя, то это будет значить, что никакого урока он не усвоил. Что, пусть хоть и короткое, но все равно расставание с Фрей ничему его не научило. Это будет значить, что собственный комфорт для него по прежнему на первом месте, какие бы благородные причины он при этом ни преследовал. Если же скажет „да“… Что ж, это уже другое дело». С каких это пор он стал думать о зазнайке Клэр без привычной досады на душе? С каких пор стал хвалить её поведение? С каких пор даже этот эпитет «зазнайка» Лайтвуд добавляет про себя лишь по привычке, чем по какой-либо еще причинам? Когда все изменилось? Когда та навестила его в больнице в то время, когда была занята по самое горло, хотя могла этого и не делать? При том, что он является лучшим другом парня, с которым у девушки на тот момент были сложные отношения. При том, что они никогда особо не были друзьями. Тогда? Или раньше? В любом случае, Алек знал точно только одно — если Джейс сейчас облажается, Лайтвуд будет сильно разочарован. Потому что лучше девушки Эрондейл нигде не найдет. Джейс кротко вздохнул впереди. Со своего места Алек видел, как дрожали пальцы на его руках. — Да, — сказал он негромко. А затем повысил голос. — Да, именно поэтому. Помнишь, я тебе уже когда-то говорил, что тебе не повезло с парнем — он полный идиот. Клэри еще некоторое время недоверчиво сверлила его взглядом. Будто ожидая подвоха или, что Джейс снова откроет рот и все испортит. Когда же ничего из этого не произошло, она улыбнулась — тепло и солнечно. И этой улыбкой осветила все вокруг. — Дурак ты, — покачала головой Фрей. — Согласна я быть твоей женой.***
Джейс с Клэри поженились просто и скоропостижно. Буквально на следующей неделе после самого предложения. Сказав обыденное «да» и расписавшись, они спешно покинули церковь. Заработанных Эрондейлом денег все равно было до безобразия мало, а так как свадьбу он упрямо планировал устраивать только на свои средства, все основное торжество состоялось в университетской столовке. Эту мысль случайно обронил Рагнор, когда Феллу надоело, что их вечерняя встреча у Катарины, куда теперь был приглашен еще и Алек, превратилась в одно сплошное обсуждение того, как быстро и недорого найти место для свадьбы. Идея пришлась всем по душе. По этому случаю повара в университете были невообразимо щедрыми — наготовили столько блюд, сколько Лайтвуд в жизни своей не видел; из унылой и, в принципе, довольно убогой столовой сделали что-то по-настоящему достойное, кое-где понатыкали горшочки с белоснежными лилиями, надули воздушные шарики. Столы были сдвинуты в центр, освобождая место для танцев. Те немногие студенты, что зачем-то забредали сюда, смотрели с любопытством на приготовления. Алеку даже показалось, что пару раз щелкнула камера. Его внешним видом занимался целиком и полностью Магнус. За день до события Х, Бейн его разбудил в восьмом часу утра и весь день посвятил тому, чтобы подобрать костюм, который будет смотреться на Лайтвуде лучше всего, пытаясь уложить своевольные волосы. И к удивлению самого Алека, результат оправдал себя. Он выглядел обаятельно, даже со своей заниженной самооценкой Лайтвуд не смог с этим поспорить. Увидевшая его вечером Иззи первые пару секунд не могла найти слов, чтобы описать все то, что думала. Она открывала и закрывала рот, то и дело проглатывая все новые слова, а потом выдала почти обиженное. — Иногда я тебя ненавижу, отхватил себе самого идеального мужика. Приглашены были только самые близкие. Толпу Клэри собирать не захотела, а Джейс — и подавно. Когда Алек вошел в столовую, то понял, что даже в предпраздничный период учебного года, когда в университете жутко мало народа, итоговое число тех людей все равно будет больше, чем-то, что он видит сейчас. Но это даже к лучшему. — Александр, — Магнус тронул его за рукав смокинга. — Это, случаем, не твои родители? Алек повернулся туда, куда взглядом указывал Бейн. В углу около стены и правда стояли Мариз и Роберт. В вечерних нарядах они выглядели потрясающе — особенно мама, которая до сих пор выглядела на десяток лет моложе своего истинного возраста. На лицах каждого из них играла, пускай и сдержанная, но улыбка. Лайтвуд вдруг почувствовал, что от волнения в груди совсем не осталось воздуха. Но это уже глупо, разве он не знал, что Джейс их пригласит? Тем более, они в каком-то роде и его родители тоже. — Ты в порядке? Алек встретился глазами с слегка обеспокоенным Магнусом и молча кивнул. Молча, потому что во-первых, сказать было нечего, а во-вторых, не хотелось перекрикивать попсовую музыку, которая хоть и не была слишком громкой, но все равно ощутимо била по ушам. Он мягко положил левую руку Бейну на грудь, стараясь этим прикосновением без слов передать, что хочет поговорить с семьей. Каким-то образом тот его понял. — Я буду здесь, — одними губами произнес мужчина, напоследок сжал ладонь Лайтвуда, накрыв её своей, и отошел к праздничному столу. Чтобы не мешать гостям. Алеку потребовалась дополнительная минута, чтобы собраться. Как давно он не общался со своими родителями? Год? Два? Три? Они ежегодно по смс поздравляли друг друга с днем рождением и Рождеством, а затем снова пропадали. После того, как Алек признался в своей ориентации, все разговоры закончились, вместе с семейной идиллией — не то чтобы она была, но хотя бы некое подобие. Нет, криков не было. Были лишь искреннее непонимание и пара сухих фраз. Но этого было достаточно, чтобы съехать и найти себе новое жилье. Благо, Джейс его полностью поддержал и был всегда рядом. Столовая расплывалась перед глазами, люди размазывались в движениях, музыка превратилась в посторонний шум. Роберт и Мариз не стали делать вид, что не заметили своего старшего сына. Они увидели его, когда тот был еще на середине пути и с тех пор не спускали глаз. — Александр, — как же с уст Роберта это неправильно звучит. — Здравствуй. Мариз молчала. Алек заметил в руке матери бокал с золотистой жидкостью. Скорее всего, яблочным соком — спиртное здесь строго-настрого запретили. Это было главное условие ректора для проведения свадьбы в стенах университета. — Здравствуй, отец. Можно было бы, конечно, улыбнуться, притвориться, но он не захотел. Чуть повернулся к матери. — Мама. Мариз кивнула. Взгляд оставался нечитаемым, но женщина по-прежнему улыбалась. Хороший это знак или нет, Алек не знал. Да пошло все к черту… — Я хотел сказать вам обоим, что мне жаль всего того, что я наговорил в тот день. Это было грубо и несправедливо и, несмотря ни на что… Вы мои родители, вы этого не заслуживаете. Пауза. Мимо них пронеслась жизнерадостная Клэри. Сегодня Фрей была действительно прекрасна, даже он не мог этого отрицать. В своем свадебном платье она выглядела, как принцесса одного из этих детских магазинов. — Но в тоже время, мне не жаль того, кем я являюсь. Я не собираюсь извиняться за то, что не оправдал ваших ожиданий. Ну вот и все. Он это сказал. Страха больше не было, он улетучился вместе с этими словами. Словами, которые должны были уже быть давно произнесены. — И правильно. Брови Лайтвуда поползли вверх. Одна песня сменилась другой. Им предоставили лишь университетский старенький магнитофон, который поддерживает специфично кассеты. И полдня было убито на то, чтобы найти подобный раритет. — Прошу прощения, мам? Мариз улыбалась. Настоящей и естественной улыбкой. Она, кажется, наслаждалась растерянностью старшего сына. — Ты слышал, — она тяжело вздохнула. Отец отвел глаза в сторону, перед этим почти незаметно кивнув. Почти незаметно. — Послушай, Алек. Мы тоже должны извиниться перед тобой. То, как мы отреагировали… То, как вообще вели себя всю жизнь с вами, нашими детьми… Это непростительно. И мы просим прощения. Голос у певицы красивый. Переливчатый. Ему показалось, что он где-то слышал этот мотивчик. Возможно, в каком-то торговом центре. Последний раз, когда он обнимал маму, был давно. Во времена, когда та еще сама провожала его в школу. Тогда она пахла какими-то цветочными духами и свежей бумагой. Сейчас духи были другие — что-то цитрусовое и немного резкое, — но запах бумаги остался. — И вообще, — Мариз отстранилась, тыльной стороной руки стирая непонятно откуда взявшиеся слезы. Роберт откашлялся, по-прежнему отказываясь встречаться с ними глазами. — Кто мы такие, чтобы осуждать не одного, а двоих своих детей. Лайтвуд нахмурился. Наверное, он просто ослышался... — Двоих? Мариз кивнула куда-то за его спину. Изабель танцевала. Счастливая и невозможно красивая, она двигалась в такт музыки. Синее платье подчеркивало идеальную фигуру, выпрямленные волосы почти доходили до пояса. Одна её рука лежала на чужой талии, другая бережно держала чью-то ладонь. Ладонь Дот. Такой же улыбчивой и яркой. Что ж, это действительно оказался не Мелиорн.***
Он нашел Магнуса на балкончике. Небольшое место, куда обычно студенты или преподаватели выходят, чтобы покурить. Банкет вот-вот должен был начаться, и гости медленно рассаживались за стол. Все кроме Бейна. — Эй. Магнус стоял к нему спиной, положив руки на исписанное ручкой строение. Здесь было немного ветрено, беспощадная жара, наконец, спала, пощадив жителей Нью-Йорка. Алек осторожно приблизился к мужчине. — Скоро все начнется, — зачем-то сказал он. Магнус обернулся к нему. На лице слабая улыбка, а еще столько всего, что Лайтвуд на мгновение теряется. Теряется в эмоциях, чувствах, несказанных словах. Во всем. — Я знаю, Александр, — мягко произносит Бейн. Обоими руками берет парня за здоровую ладонь. Алек ощущает, как большой палец слегка поглаживает голый участок кожи. Как горит это место от бережных прикосновений — еще чуть-чуть и расплавится. — Как родители? — Все хорошо. Мы все уладили. Думаю, в скором времени ты сможешь с ними познакомиться, — он не знает, шутит или нет. Наверное, и то и другое. Неожиданные новости об Изабель и Дот Алек решил оставить на потом. На разговоры перед сном — когда оба уже засыпают, лежа в объятиях друг друга. Слушая размеренное дыхание и дорожное движение за окном. Сейчас это совершенно не важно. — Это просто замечательно, — Магнус улыбается, а Алек видит, что что-то не так. Вроде бы как и всегда, но по-другому. Сердце болезненно сжалось. — Магнус, в чем дело? — ему хочется дотронуться до мужчины. Коснуться в оберегающем жесте, в жесте «я всегда буду рядом». В жесте «я люблю тебя, несмотря ни на что». В каком угодно жесте. Но у него всего одна рука. Которую Бейн стиснул сильнее обычного. — Ничего серьезного. — Позволь мне решать. Магнус сдался. Быстрее, чем Алек того ожидал. Отпустил Лайтвуда, отступив обратно к раскинувшемуся перед ними городу. Неподалеку поразительно громко поют птицы, прилетели праздновать постороннюю радость. — Это действительно не так важно, Александр… — он проводит рукой по уложенным волосам. Жест, обозначающий, что тот нервничает. Один из них. — Просто всё это… Эта свадьба, цветы, украшения. Вечное счастье. Всё… Магнус небрежно махнул в сторону столовой. Туда, откуда доносился заливистый смех. — Всё это заставляет меня думать о том, что я хочу того же. Заставляет меня переживать собственные мечты. Алек удивленно моргает. — Ты мечтаешь о свадьбе? — он не знает, почему его это так удивляет. Он же слышал из разговора с Изабель, что Магнус об этом, по меньшей мере, размышлял. И все же, тогда оставалась вероятность, что Лайтвуд неправильно все истолковал. Что вместе с младшей сестрой вообразил чего-то, чего на самом деле не было. А Бейн тактично не стал поправлять. Но теперь… Теперь неправильно понять просто нельзя. Магнус фыркает, смотря куда угодно, кроме, как на Алека. — Да, Алек, я мечтаю о свадьбе. Мечтаю разделить с тобой свое будущее. Мечтаю, чтобы все видели, что ты мой, а я твой. Мечтаю услышать, как в обращении к тебе люди будут говорить «Лайтвуд-Бейн». Мечтаю… Алек не дал ему договорить, и сам больше слушать не стал. Избито заткнул рот поцелуем. Требовательно притягивая к себе за лацканы пиджака — одной правой рукой это было делать не очень удобно, но, к счастью, Магнус не сопротивлялся. Магнус сам подался вперед, прижимаясь настолько близко, насколько позволяла сломанная конечность. Как пошло, подумал Лайтвуд. Какая сопливая мыльная опера. — Я тоже об этом мечтаю. Магнус улыбался. Улыбался так, как никогда еще не улыбался — всеми клеточками своего тела. Всеми фибрами души....Все видели, что ты мой, а я твой...
Алек ощущал горячую влагу на щеках, мягкую щетину на своем лице....В обращении к тебе люди будут говорить «Лайтвуд-Бейн»...
Они разделят эту жизнь напополам. Поделят между собой взлеты и падения. Оба вернулись внутрь еще до того, как все заняли свои места.