***
Магнус отложил телефон в сторону, устало потерев переносицу. Ему нужен отпуск. Последний год прошел, словно в тумане, что особенно плохо сказывалось на продуктивности в работе. А результатом чего: уменьшение количества клиентов у фирмы. Ему нужно передохнуть хотя бы для того, чтобы окончательно не развалить то, что они с Рафаэлем с таким упорным трудом собирали в течение последних… десяти лет? Вау, время бежит слишком быстро. А он начинает мыслить, как старик. Нет, хватит. Ему всего лишь двадцать девять. «Всего лишь», - иронично протянул в голове голос, подозрительно напоминающий Камиллу. Поморщившись, он отмахнулся от подобных мыслей. — Выглядишь, как дерьмо. Магнус поднял глаза на вошедшего в его кабинет Рафаэля. — Ах, старина. Ты учтив и любезен, как всегда, — хмыкнул Бейн, наблюдая за тем, как Сантьяго заученными движениями опускает жалюзи на каждом окне, погружая небольшое помещение в полутьму. Неизменный ритуал его дорогого друга и партнера по бизнесу, говорящий о том, что рабочий день подошел к концу. Хотя, скорее, даже указывающий на это. — Стараюсь, — ответил Рафаэль, закончив со своей практически ежедневной традицией, и присел напротив Магнуса. Заняв место, которое обычно предназначается для клиентов или заказчиков. Кинув красноречивый взгляд на открытую папку перед Бейном с пока еще неутвержденным проектом, он поинтересовался. – Как дела? Магнус скорчил кислую мину. — Отвратительно, — картинно вздохнул он. — Всё это безвкусно и неинтересно, и можно найти на любом из этажей ближайшего торгового центра. И самое плохое знаешь что? Рафаэль, который, кажется, не был особенно впечатлен словами друга, вскинул брови, всем своим видом говоря: «ну, поведай же». — То, что я даже не знаю, какие здесь внести корректировки, — Бейн с раздражением захлопнул папку, смотря на неё так, словно это она во всем виновата – как в творческом кризисе, так и в личном. – Я завалю наше детище, Рафаэль. Последние слова прозвучали гораздо жалобнее, чем Магнусу того хотелось бы, отчего он недовольно поморщился. Жалость – это последнее, что он хотел ощущать. Особенно по отношению к самому себе. Сантьяго на мгновение задумался. Потянувшись к столу, он двумя пальцами подцепил оттуда почти до конца исписанный карандаш с выгравированной на нем буквой «П» - Пандемониум. Как ни странно, название фирмы не отпугивало людей, а совсем наоборот – привлекало своей необычностью и загадочностью. Повертев его некоторое время в руках, Рафаэль, наконец-таки, ответил. — Не волнуйся, не завалишь, — буднично произнес он. Пожалуй, даже чересчур буднично. — Потому что я уволю тебя гораздо раньше. Ну, или понижу в должности. Мы – партнеры, но это предприятие моего отца, так что косвенно я тут главный. На нас работают достаточно квалифицированные сотрудники, так что найти замену на должность начальника дизайнерского управления не составит и труда. Что ж, впечатляюще. Магнус пару секунд сверлил его долгим взглядом, а затем закатил глаза. — Да, умеешь ты все-таки поднять упавший дух. Тот даже не улыбнулся. — Твой дух упал слишком низко и глубоко, чтобы его можно было так просто поднять, — холодно заметил Сантьяго, однако Бейн знал своего друга слишком долго и хорошо, и видел в карих глазах плохо спрятанное беспокойство. – Уже год, как Камилла ушла, а ты все никак не оправишься. Пора двигаться дальше, Магнус. И нет, твои беспорядочные связи не в счет. Бейн вздрогнул. Несмотря на то, что про себя он уже научился произносить это имя, не испытывая при этом ровно никаких эмоций, слышать его вживую – все же немного другое. Прежней съедающей заживо боли не было, но отголоски её все еще отзывались в сердце. Весьма и весьма тихо, но все равно ощутимо. Как почти угаснувшее эхо. Справившись с собой, Магнус расправил плечи. — Не понимаю, о чем ты говоришь. Я в порядке. — Ну, конечно, — фыркнул Рафаэль, а затем с внезапным раздражением бросил канцелярскую принадлежность обратно на стол. Карандаш медленно проскользил по ровной поверхности, после чего с тихим стуком упал на пол. Бейн, как зачарованный, все еще смотрел на то место, где только что тот находился, прежде чем исчезнуть, когда Сантьяго снова подал голос. – Магнус, ты разрушаешь себя изнутри. И, честное слово, я бы и дальше позволял тебе заниматься самоуничтожением, но теперь страдает и наш бизнес. Так что у меня нет иного выхода. — Что ты имеешь в виду? – поднял брови Бейн. — Мы идем веселиться. В твоем понимании этого слова.***
В ночном клубе Алек был впервые. В то время, как насквозь пропахшие дешевым сигаретным дымом одногруппники дважды в неделю собирались в одиннадцатом часу вечера в подобных заведениях, Лайтвуд обычно предпочитал этому времяпровождению компанию Джейса и Саймона в своей съемной квартире – вставляя едкие фразочки, пока те двое, словно застыв в возрасте десятилеток, режутся в приставку. И совершенно об этом не жалел. Музыка оглушала и просто с непоколебимым упрямством пробиралась в мозг, вызывая пока еще слабую головную боль. Мелькание всевозможных вспышек и огоньков раздражало глаза, а запах алкоголя слишком уж навязчиво пробирался в нос. Ах да, была еще бесчисленная толпа людей на танцполе, почти безрезультатно пытающаяся попасть в такт музыки. Все это должно было вроде как помочь забыться и вырваться из текущей действительности, однако, Алека данная атмосфера наоборот утаскивала обратно в свою скорлупу. Почти такую же толстую, как та, в которой он восемнадцать лет жил до каминг-аута. — Мне обязательно здесь быть? – попытался он перекричать яростные басы одной из тысячи однотипных песен. Будь здесь Льюис и умей он читать мысли, тут же возмутился бы от такого невежественного отношения друга к современной поп-культуре. А возможно, он бы на это даже не обратил внимания, чувствуя себя здесь так же неуютно, как и Лайтвуд. Каким-то неведомым чудом сестра его услышала. Обернувшись, девушка широко улыбнулась. Алек знал эту улыбку – ничего хорошего она не предвещала. — Конечно, братец. Тебе просто необходимо расслабиться. Отвлечься от плохих мыслей. Лайтвуд открыл было рот, чтобы возразить и сказать, что у них с Изабель вообще-то разные понятия о способах расслабления, но после передумал. В конце концов, он уже здесь. Он вполне себе знал, на что соглашается. И да, ему действительно нужно было отвлечься. А в домашней обстановке этого не сделаешь. Поэтому он дал увести себя в глубину и сердце клуба - к барной стойке. Когда они, наконец, протолкнулись сквозь безграничный поток дергающихся тел и оказались в более-менее спокойном месте, Алек почувствовал себя чуть лучше. Скованность немного отступила. И это не могло не радовать. — И что дальше? – здесь было немного тише, но все равно приходилось напрягать голос. Иззи оставила вопрос без ответа, вместо этого махнув рукой бармену, и тот почти тут же материализовался рядом. Алек подозревал, что все дело было в облегающем топе и укороченной юбке. — Привет, — губы младшей сестры растянулись в самой очаровательной улыбке из её арсенала. Такой, что всегда мгновенно, стрелой купидона, вонзалась прямо в сердце любого представителя мужского пола. А иногда и не только мужского. Алек закатил глаза, наблюдая за этим зрелищем. А тем временем, Иззи, чуть облокотившись о барную стойку, открывая отличный вид на широкий вырез, уже указывала пальцем на брата. – У этого красавчика разбито сердце, потому что его отфрендзонили. Снова. Будь добр, лапуля, налей ему что-нибудь подходящее. Их новый знакомый окинул Алека оценивающим взглядом, отчего Лайтвуд вновь ощутил себя не в своей тарелке, а затем, ухмыльнувшись, кивнул. — Думаю, я знаю, что ему нужно. Спустя какое-то время перед Алеком опустился бокал, до горла наполненной какой-то золотистой жидкостью. Название напитка потонуло в шуме нового трека. К Иззи бармен, подмигнув, пододвинул мартини. За счет заведения. Краем сознания Лайтвуд еще успел пожалеть парня, что на вид был старше на пару лет его самого, а потом даже эту маленькую часть мозга заволокло дымкой. Честно говоря, Алек толком и не успел понять, что случилось. Но вот уже перед глазами плывет отнюдь ни от злости, а от количества кипящего алкоголя в организме, а Изабель куда-то пропала. Кажется, пошла танцевать, кинув брату многообещающее «я скоро вернусь, не напивайся тут слишком уж». Ну, видимо, это «скоро» растянулось на часы. Нифига себе, Из его бросила. Эта мысль должна была произвести на него хоть какой-нибудь эффект, но вместо этого просто благополучно вылетела из головы. — Так что скажешь, пойдем ко мне? Алек удивленно моргнул и только сейчас заметил перед собой смазливого светловолосого парня. Даже чересчур смазливого. Ориентация читалась на его лице слишком большими буквами, даже человек с минусовым зрением не сможет ни заметить. Когда он успел познакомиться здесь с геем? Черт, кажется, он пропустил какой-то очень важный отрезок времени. — Нет, — мотнул головой Лайтвуд, надеясь этим движением хоть чуть-чуть прояснить голову. Боже, ему срочно нужно домой. — Да перестань, тебе понравится, — пропел такой же смазливо-сахарный голос – Алека передернуло от отвращения, а потом он почувствовал, как его начинают настойчиво тянуть куда-то в сторону. Наверное, в сторону того самого «ко мне». — Кажется, у Вас что-то со слухом. Не переживайте, я повторю: Вам отказали, — бархатный голос возник откуда-то сзади. Алек почти видел выделенные намеренной вежливостью большие буквы «В». Оглянувшись, он наткнулся на карие раскосые глаза. Невообразимо красивые карие раскосые глаза. Это уточнение его пьяный мозг посчитал отчего-то очень важным. — А ты еще кто такой? – Лайтвуд по-прежнему не отрывал взгляда от своего спасителя – как по-женски это звучит-то, Боже ты мой, — но все равно мог представить вытянувшееся от недовольства лицо Смазливого. Парень – или мужчина? – перед ним выглядел невозмутимым, однако Алеку показалось, что он заметил промелькнувшую тень улыбки на лице. Хотя, наверное, действительно показалось. В подобном состоянии – это обычное явление. В любом случае, взгляд Лайтвуда продолжал скользить по незнакомцу, отмечая все больше и больше деталей. Таких как, например, его волосы – они залачены в левую сторону, а кое-где проглядываются синие прядки. И, черт возьми, почему ему это вдруг кажется таким сексуальным? Ровно, как и многочисленные подвески и кольца, что украшают тело незнакомца. Или косметика на лице, которая на мужчинах вроде Алеку раньше и не нравилась… Но на нем… На нем она смотрелась просто великолепно, подчеркивая все нужные детали. Хотелось коснуться яремной впадины. Для начала хотя бы пальцами, а потом можно и языком. И… Стоп, что? Будь Алек менее пьян, его лицо и шея бы уже горели огнем. Что там ему налил бармен? И сколько он этого выпил? Пока Лайтвуд об этом размышлял, он почти забыл о том, что тут, между прочим, борются за его честь. — Я его друг. И вот что скажу тебе, сладулик, — как-то совсем незаметно незнакомец перешел на «ты». — Нет ничего более отвратительного, чем пользоваться разбитым состоянием брошенного человека. Иди и поищи кого-нибудь другого. Слово «сладулик» было пропитано таким ядом, что Алек испытал жалость уже второй раз за вечер к незнакомому человеку. Алек не знал, ушел ли Смазливый, да и ему, если честно, было плевать. Лайтвуда больше интересовал незнакомец, что стоял рядом с ним. Который… откуда-то его знает. Пользоваться разбитым состоянием брошенного человека… На Алека словно ушат холодной воды вылили. Кажется, он даже немного протрезвел. Бестолковая музыка, смех людей, чужие разговоры – все это резко отошло на второй план. Словно стеной отрезали. — Ты в порядке? Алек вздрогнул, покосившись на незнакомца. Тот, как выяснилось, все это время внимательно следил за ним. Именно следил, а не разглядывал, как до этого совершенно бесстыдно делал Лайтвуд. В карих, почти янтарных, глазах сквозило легкое беспокойство. Алек почему-то смутился. — Ты прости, если я позволил себе что-то лишнее, — собеседник, наверное, растолковал его молчание по-своему. – Мне просто показалось, что тебя нужно спасать от неприятных блондинов. — Я… — Лайтвуд прочистил горло. – Я в порядке, спасибо. Откуда ты знаешь меня? — Ах, это, — теперь уже настала очередь смущаться мужчине – да, Алек все-таки решил, что это именно мужчина. Тот выглядел (и не только выглядел) слишком шикарно, чтобы быть просто парнем. А, черт, Лайтвуд, перестань. – Ну, я вроде как подслушал ваш разговор… Хотя скорее это был монолог. На последних словах незнакомец нервно хохотнул, и Алеку почудилось, будто тот боится, что Лайтвуд может разозлиться за подобную беспардонность. Даже на нетрезвую голову это показалось ему до жути неправильным – такой человек не должен нервничать из-за какого-то студента юриспруденции. А затем Алек вдумался в сказанное, с ужасом понимая, как облажался. Так он оказывается еще тут и ныл о своей несчастной жизни. Ну, блеск. — О, Боже, — простонал Лайтвуд, хватаясь за голову. Зачем он послушал Иззи? Лучше бы просто лег спать. Его реакция, кажется, повеселила мужчину, потому что волнение тут же исчезло из глаз, сменившись хитрыми бесенятами. — Не смущайся, сладкий, — проворковал он. На этот раз прозвище было сказано с теплотой и мягкостью в голосе. - Ты был просто очарователен, а этот Том – просто слепой идиот, раз не видит какое чудо перед ним. Имя неприятно резануло слух. Собеседник, по-видимому, заметил это, потому что в тот же миг поспешил сменить тему. — Я Магнус, — мужчина протянул вперед ладонь, и Алек машинально её сжал. От прикосновения по телу пронеслось до мурашек волнующее тепло. Лайтвуд резко отнял руку, пугаясь своей реакции. Если Магнус и удивился, то никак этого не показал. — Алек, — хрипло ответил Лайтвуд, когда понял, что пауза слишком уж затянулась. Он не был уверен, что мужчина его услышит, так как именно в этот момент народ в клубе возбужденно загудел, когда одна песня сменилась на другую, более популярную. Будь здесь Саймон – поддержал бы людей. На Лайтвуда неожиданно накатила дикая усталость. Будто батарейка села, забирая с собой последние резервы энергии. Все-таки он совершенно не умеет пить. Где обещанное телевидением веселье? Где безрассудство? Или его хватает только на нытье блондинам-геям? Думать больше не хотелось. Совсем. И Алек поддался слабости, чувствуя, как отключается сознание. Последним, что Лайтвуд помнил перед тем, как окончательно забыться, были слова: «Отведи меня домой». Его слова. Вполне разумная мысль о том, что он не назвал даже адреса, так и осталась висеть в воздухе.