Galanthus et Malva (Подснежники и маки)

Уилл Грэм имел свою мечту – найти покой в этой жизни, что-то или кого-то, кто позволит ему не видеть кошмары. Но в последнее время спрашивал себя, не слишком ли многого он хочет? Уилл Грэм имел свой собственный мир, который никто не мог понять – он умел надевать на себя чужую жизнь, полностью чувствовать мысли и эмоции других людей. Поэтому он боялся, что однажды у него исчезнут собственные, растворятся в посторонних, а он не поймет, в какой именно момент сойдет с ума окончательно. Уилл Грэм – в прошлом. У него было многое. Но он не отчаивается, сейчас у него есть своя комната, маленькое окно и новое имя «Заключенный номер 39». И у него есть тишина. Настолько глубокая, что Уилл подозревает, что не будь он уже сумасшедшим, точно лишился бы рассудка. Уилл Грэм считает, что у него нет проблем, кроме одной. Или двух… Его воображение и тоска. С его воображение все было понятно, еще когда он помогал раскрывать преступления, примеряя на себя образ маньяков. Тоска была по человеку, который этого не заслуживал. Ганнибал Лектер был его другом, любовником, любовью. Уилл Грэм всегда понимал – что-то не так в их отношениях, есть что-то скрытое, тайное, ужасное. Он понял, что именно, когда на нем защелкнули наручники и отвезли, как подозревал Уилл, в самую секретную и охраняемую тюрьму Америки. В ней заключают самых опасных, жестоких и сумасшедших. То же самое теперь думают и о нем. Уилл Грэм считал себя сломанным. Он ждал Ганнибала, а должен бы ненавидеть. Он подозревал, что именно Лектер подвел его к черте безумия, внушил что-то, и теперь Уилл был неправильным. Вернее, еще больше неправильным, чем раньше. Уилл Грэм подозревал, что разучился говорить – он молчал с тех пор, как в суде последний раз посмотрел на лицо Ганнибала, занимавшего место свидетеля. Уилл не смог сказать ни слова в свое оправдание, звуки застряли на уровне гортани. Уилл Грэм хотел в тот момент, чтобы Ганнибал посмотрел в его глаза, но тот упорно не глядел в его сторону. Если бы в этот момент Ганнибал сказал ему что-нибудь, любое слово, у Уилла остановилось бы сердце. И Грэм решил не смотреть больше ни на что. Уилл Грэм с тех пор опустил глаза в пол и не поднимал их больше. Но лежа на кровати, его взору открывалось маленькое окно с кусочком огромной вселенной. И Уилл подолгу разглядывал открывшееся ему небо. Двадцать часов в сутки – серое, голубое, черное. Он не хотел много спать – его пугало, что во сне к нему прикасались любимые руки, слышались тихие нашептывания родного голоса. Эти сны были его кошмаром – эти сны давали надежду! Уилл Грэм потерял счет времени. Год, два, три? Какая разница, если некого и нечего ждать. Он не нужен никому, ему нужен Ганнибал. Простая арифметика одиночества. Уилл Грэм настолько далеко ушел за грань реальности, что пропустил момент, когда прохлада сменилась обжигающим теплом. Когда в его тишину ворвалось размеренное дыхание и аккуратные движения. Его прижали к чьему-то телу абсолютно человеческие руки. Уилл Грэм решил, что он бесполезен и ужасен – эти новые руки, определенно не принадлежащие ему самому, обходились с ним, как с хрусталем. Осторожно подняли, прижали к чему-то мягкому, куда-то понесли. Уилл Грэм так привык к своему новому миру, что еще долгое время перед его глазами находилось окно, в котором происходила смена дня и ночи. Тело было уже далеко от его персонального склепа, а душа осталась под завалами. Уилл Грэм чувствовал, как его обволакивает тепло и чувство защищенности. Пусть он по-прежнему смотрел только перед собой и почти ничего не видел, но он ведь сумасшедший, сломанный? Кто поставит это ему в вину? Уилл Грэм привыкал к заботе. Боялся её, ведь Уилла не сломили ни боль, ни одиночество, ни тишина. Но забота может ядом протечь в кровь и отравить тебя - мучительно, пожизненно, но не летально... Уилл Грэм хотел знать, зачем этим рукам так беспокоится о нем, почему в его жизни они появились только сейчас? Почему рядом с ними тоска не так сильно тянет сердце, а шипы сумасшествия вытягиваются из уставшего разума. Уилл верил, что уже отравлен, так как больше не сможет вернуться в прежнюю жизнь. Уилл Грэм не знал, что будет, если эти руки захотят его отпустить. Он разобьется насмерть. Но они обнимали его, пока он лежал или спал, опускали его в ванную, укутывали в пушистое полотенце, носили по огромному дому, из интерьера которого Грэм запомнил только полы, ведь он не мог поднять взгляд выше. Эти же руки прижимали его по ночам к чей-то сильной груди, кормили его, делали все, что нужно, но никогда не давали намека на то, чтобы оставить Уилла одного. Уилл Грэм постоянно жил ожиданием. Безумие постепенно оставалось позади, но идти от него приходилось по битому стеклу. Но это пройдет. Стоит ведь верить в лучшее? Уилл Грэм молчал, но все слышал. Один день был таким же, как и прошлые, но для Уилла он стал особенным. Руки отвели его в какое-то кафе – впервые за всю их совместную жизнь. Грэм услышал: «Мистер Ганнибал, я Фредди Лаундс, расскажите, что связывает вас с Уиллом Грэмом?». Уилл Грэм перестал соображать, но чувствовал, как его уводят ото всех, укрывают от проблем в замкнутом пространстве одного дома, пусть и очень большого. Он чувствовал, как впервые за все время знакомые руки были напряжены. Уилл Грэм не мог понять – его мир крошиться на осколки или собирается заново? Из глаз текли слезы, но радость это или отчаянье? Что это – реальность или его галлюцинации? Бороться с ними или, наконец, стать счастливым? Уилл Грэм так долго был лишен всего человеческого – фактически всю жизнь, что не был уверен в правильности происходящего. Он не хотел подниматься, чтобы потом упасть еще глубже. Но руки были рядом, теперь они носили его любимое имя и принадлежали желанному человеку – Ганнибалу Лектеру. Уилл Грэм странный. Возможно, он никогда не поднимет глаз выше земли и не скажет ни слова, не узнает, сошел ли он с ума и до сих пор смотрит лишь в маленькое окошко под потолком его камеры, или он действительно живет почти настоящей жизнью. Но, не смотря на то, что ему никогда не говорили слов, вроде «я всегда буду с тобой» или «я люблю тебя», Грэм чувствовал, что это правда той жизни, условия которой он принял. Уилл Грэм больше не сломан. Он обрел свой покой.