***
Конечно, ты не соглашаешься. Проходит три дня, а ты постоянно думаешь о том: «А что, если…» Привычно идешь на шугаринг, привычно принимаешь душ, привычно надеваешь чулки, кружевное черное белье и маленькое черное платье, привычно рисуешь стрелки и красишь ресницы, привычно не красишь губы, привычно достаешь высокие сапоги и пальто. Ты не собираешься приходить к чертову хорьку домой, чтобы он тебя трахал, конечно нет. Но даже мысли об этом волнуют тебя сильнее, чем весь ваш секс с Роном за последние полгода. Ты аппарируешь. Сердце бешено колотится. Он стоит у двери в ванную в пижамных штанах с голым торсом. Он улыбается и говорит, что рад. Принимает твое пальто. Предлагает тебе сесть на тот самый диван. Он говорит тебе не бояться. Говорит, что не причинит боль, пока ты сама не попросишь. Говорит, что вы установите правила, которые будут в интересах вас обоих. Ты молчишь с самого прихода к нему. Смотришь на его руки. Он садится рядом с тобой и ты вздрагиваешь. Кладет руку на бедро и еле ощутимо гладит. Просит тебя посмотреть ему в глаза, и ты подчиняешься. Он берет тебя за руку и отводит в спальню, просит снять платье. Ты киваешь и стягиваешь его через голову. Малфой принимает твое платье и аккуратно кладет его на стул. Он говорит очень тихо, но четко и уверенно. Он говорит, что хочет, чтобы ты встала на колени около стены, сняла лифчик и позволила ему избить тебя. Если точнее, то отхлестать по спине. Ты отрицательно машешь головой, но он говорит, что в любой момент вы можете перестать. Как только ты скажешь. Ты становишься на колени к стене, а он показывает тебе бечевку, которой намерен тебя бить. Первый удар довольно легкий. Это даже не совсем боль. Второй такой же. Скорее больно-приятно, как укусы во время поцелуя. Он просит тебя поднять руки над головой и заклятием связывает их так, что ты не можешь опустить, и спина становится выгнутой. Третий удар сильнее, и ты слабо вскрикиваешь. Скорее от неожиданности. Он рвано выдыхает. Четвертый… От осознания того, что ты позволяешь с собой делать, твое лицо горит. Горит не только лицо. Легкие полоски на спине — а их уже пять — слегка пульсируют. Как и низ твоего живота. Шестой удар действительно сильный, но ты выдерживаешь, на седьмом слышен свист бечевки перед тем, как она опускается на твою кожу. Ты вскрикиваешь. Восьмой, девятый… Ты готова кричать, чтобы он остановился, потому что это уже и вправду больно. Но ты лишь тихонько проговариваешь еле слышное «пожалуйста». После десятого ты вскрикиваешь и он останавливается. Он освобождает твои руки и становится перед тобой. Поднимает твой подбородок и смотрит в твои полные слез глаза. Его зрачки расширены, на щеках едва различимый румянец. Дыхание тяжелое. Он кладет твою руку на свой член. Ты чувствуешь, насколько он возбужден. Ты понимаешь, насколько сильно ты влипла. Потому что впервые ощутила его слабость. Его слабость в том, что ему это настолько же необходимо, насколько тебе. Он течет от того, что ты позволяешь истязать себя, точно так же, как от этого течешь ты. Он садится рядом с тобой и нежно, едва касаясь, целует следы на твоей спине. У тебя начинается что-то вроде истерики. Тебя переполняют настолько разновекторные чувства и ощущения, что всхлипы, не прекращаясь, вылетают. А он не перестает целовать пораженные участки кожи. И это просто катарсис. Для вас обоих. Он впитывает твои всхлипы, твои эмоции. А ты не понимаешь, что с тобой происходит.21 год (ч.3)
3 марта 2017 г. в 16:42
Вы в дорогом уютном кафе, где практически нет посетителей. Садитесь за дальний столик. Он делает заказ на двоих, даже не спросив тебя. Тебе все равно. Ты решаешься поднять на него взгляд. Он сверлит тебя своими серыми глазами. Будто обдумывает что-то. Ты молчишь. В голове каша. В душе почти животный страх. Он может просто посмеяться, сказать, что использовал тебя, как тупую шлюху, и будет прав. Он может шантажировать тебя. Черт, что ты, черт возьми, наделала?
Его спокойный, тихий голос возвращает тебя к реальности. Как ты раньше не замечала, что его голос такой приятный? Практически бархатный… Может потому, что этот голос обычно оскорблял тебя? Да, скорее всего.
— Знаешь, когда я заметил, что ты читаешь бдсм-классику, я подумал, что это совпадение, но потом сахар и…
— Дался тебе этот чертов сахар! Это все ничего не значит!
— Значит, значит больше, чем ты можешь себе представить. Чем можешь позволить себе представить.
— Я не понимаю…
— Тебе было хорошо со мной. Нравилось подчиняться, делать, что я говорю.
— Нет.
— Не ври самой себе, Грейнджер. Ты можешь душить это в себе, а можешь позволить мне научить тебя.
— Научить чему?
— Свободе.
— Ты женат.
— Это не важно, ровно настолько, насколько не важно, что ты трахаешься с Уизелом.
— Мне не было с ТОБОЙ хорошо. Просто мне хотелось сделать что-то…
— Что-то запретное, отпустить себя, я понимаю.
— Сомневаюсь.
— Я. Понимаю. Я знаю таких как ты, Грейнджер. Не ожидал, что ты одна из них, но я знаю, поверь. Ты можешь быть счастливой, только приняв, что ты чья-то персональная грязная шлюха.
— Прекрати!
— Не отрицай. Чем дольше ты борешься со своим естеством, тем меньше удовольствия ты получаешь в итоге. Я предлагаю попробовать, чтобы убедиться, что я прав.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь…
— Я предлагаю. Все очень просто, я снимаю защиту со своей квартиры на неделю. Для тебя. Ты можешь аппарировать с шести вечера до шести утра. И я научу тебя, как стать свободной, как получить удовольствие. Об этом никто никогда не узнает.
— Тебе зачем это все?
— А я, Грейнджер, тот самый больной ублюдок, которому приносит удовольствие обратная сторона медали. Уверен, твой любимый оборванец не в восторге от твоих сексуальных порывов.
— А что же твоя жена?
— Астория? Это не твое дело, но сегодня я тебя уважу. В качестве исключения. Я пробовал, но ей это не приносит должного удовольствия. А значит и не удовлетворяет меня тоже.
— Я никогда не соглашусь.
— Согласишься. У тебя неделя.
Он положил галеоны на стол и ушел. Ты долго сидела и пялилась на принесенный официантом кофе с корицей. Твой любимый.