Петербургские сплетни

- И кто же она? - раздался заинтересованный женский голос. - Как ее... эта...? - Мадемуазель Жозефина, - мечтательно произнес один из самых трезвых мужчин, одетый весьма пристойно. - О, она — само совершенство. - Да будет тебе, - ткнул его в бок другой, крепко поддавший, пиджак на котором сидел криво, а сапоги были грязными. - Девка как девка. Намазана, накрашена, где ты там красоту увидал? - А ты ее тоже видал? - женщина переключилась на второго собеседника. - И как она? Правда, так хороша? Правда, что одни ее туфельки стоят дороже, чем доходный дом, а платья шикарней, чем у великих княжон? - Почем я знаю? - грубовато откликнулся тот. - Видал, как из кареты выходила. Ножку выставила, веером помахивает... Мамзелька как мамзелька. Цацки на ей, правда, хороши. Но сбыть, поди, и не удастся... Юзич навострил уши. Петербург после спешного отъезда князей Шадурских жадно ловил каждую сплетню, и приехавшая из далекой Франции, а для многих — и просто обширной заграницы, — молодая, но известная куртизанка занимала умы, а то и сердца. Здесь, в «Ершах», ее называли мадемуазель Жозефиной, но говорили также, что статский советник Верховцев оказал ей честь, принимая в своем доме, а среди высшего общества она звалась иначе — мадам Д’Олива, не больше, не меньше. Юзич сомневался в том, что это ее настоящее имя, но больше пока ничего не знал. Сама мадемуазель Жозефина рассказывала о себе лишь то, что была модисткой жены какого-то французского аристократишки, а позже стала и его женой, не очень понятно, каким же образом. - Что, Юзич, уши греешь? - тихо шепнул ему в шею подошедший Пров Викулыч. - Да отчего же бы не греть, Пров? - мягко улыбнулся Юзич. - Но вот что-то подсказывает мне, что ничего интересного я опять не услышу. - Есть у меня к тебе дельце, - Пров Викулыч закатил глаза и добавил. - Вот только оно не для посторонних ушей. Пойдем-ка в твою каморку... Посидим, поговорим. - Пров, - Юзич покачал головой. - Не сейчас. Время — самое жаркое. Ты ж не молоденький уже, чтобы так-то уж ретиво... Коли тебя не будет в зале, любая шушера заглянуть может, а мне не по нраву, чтобы обо мне что-то знали. Поди, сам представляешь, что значит — знание... - У меня к тебе, Юзич, совсем другой разговор, - строго окоротил его буфетчик. - И это кто ж из нас самый ретивый? Дело серьезное, а может, и прибыльное. - Ты бы, Пров, определился, - Юзич чуть обернулся. - Либо серьезное, либо прибыльное, а то ведь оно редко бывает, чтобы и то, и то. Буфетчик аккуратно придал ему ускорение, за стойкой подтолкнув по мягкому месту, и Юзич, торопливо оглядевшись, скользнул в подсобку. - На засов закрой, - скомандовал ему Пров Викулыч. - Да что тот засов, когда ту дверку любой из наших посетителей плетчом отожмет? - заворчал Юзич, но требование выполнил. - И о чем же тебе так поговорить захотелось? Буфетчик огляделся, точно их здесь могли подслушать, и заговорил, усаживаясь на простой стул перед деревянным столом: - О мамзельках слушал? Так вот сейчас у меня в комнате одна такая сидит. Хорошенькая, молоденькая. - Ты, Пров, так со мной не шути, - Юзич нахмурился. - Не люблю, когда ты такие разговоры заводишь. Говорил, что тебе ни одна не нужна, а я то и дело слушаю... - Ревнуешь? - буфетчик усмехнулся. - Ты не ревнуй, ты дальше слушай. Молоденькая, хорошенькая, заплаканная... - Отчего же заплаканная? - приподнял бровь Юзич. - Не умеешь с барышней — не берись. - А ты умеешь? - усмехнулся буфетчик. - Вот тебе-то я ее тогда и доверю. - А в чем прибыль? - Юзич усмехнулся в ответ. - Барышни, они наоборот, вложений требуют. - Барышне пойтить некуда, - притворно-скорбно отозвался буфетчик. - Ищет, где бы заработать. А я вот и думаю, не совершить ли христианское дело? Ей — сорок процентов, нам — шестьдесят... По-моему, честно. Ну и харчи бесплатные, и комнатенку найдем... - Так у нас вроде бы все комнаты заняты, - проницательно уставился на него Юзич. - Куда ж барышню поселим? - А я вот думаю, что Настасья больно много языком болтать не по делу стала, - прямо уставился на него буфетчик. - И уже недовольные есть. Недоработочка, выходит. - Я, Пров Викулыч, тут не служу, - Юзич покачал головой. - За барышнями не приглядываю. У меня своя работа, у тебя — своя. - Дак ты ж давешней ночью говорил, что за мной и в огонь, и в воду... - А ты больше слушай, что говорят, - Юзич нахмурился. - Веди свою барышню и пригляди, чтобы сюда никто не вломился. Меня сегодня ни для кого нет, коли девицу обработать надо... - Вот за что я тебя люблю, так за то, что ты у меня понятливый, - разулыбался буфетчик. - Ты смотри, я тебе о любви твоей ешче напомню, - улыбнулся Юзич в ответ. - Веди давай, что сидишь? С барышнями — не только дорого, еще и времени требует. - Ну-ну, Юзич, я ж тебя знаю, и часа не пройдет, как ты с нею лучший друг будешь. Только она уж больно... пугливая. Сходи-ка ты лучше сам. - Вот что, Пров, - серьезно произнес Юзич. - Я барышне врать не стану, так и знай. Скажу как есть, инатче сам говори. Пров Викулыч поднялся и посмотрел на друга так же серьезно: - Я о любви говорить не умею, да и не стану. Но я тебе доверяю, а это гораздо дороже. Дороже туфелек мадемуазель Жозефины. Ни один разговор в «Ершах» для вездесущего буфетчика тайной не был. Юзич поднялся на второй этаж и заглянул за нужную дверь. Пров занимал две комнаты — гостиную и спальню — и имел личную уборную, чем даже клиенты похвастаться не могли. Юзич и сам проводил здесь порядочно времени, но сейчас поморщился — запах женских духов не вязался с обстановкой совершенно. Да и духи были... В дамских штучках поляк разбирался не то чтобы очень, но кое-что понимал. И сейчас, вдыхая запах, понимал, что духи дорогие, но слишком сладкие и резкие. В гостиной, в глубоком кресле сидела девушка. Скромное ее платье не вязалось ни с ароматом духов, ни с целью, с которой она сюда пришла, зато к наряду отлично подходило ее лицо — породистое, тонкое... Аристократичное. И слезы ей тоже шли. Как в романах. - Здравствуйте, - Юзич шагнул вперед и строго поклонился, давая понять, что пришел по делу. - Меня зовут Юзич, меня здесь все знают. Пров Викулович велел мне поговорить с вами. - А где же он сам? - барышня не поздоровалась, зато торопливо извлекла из-за манжета белоснежный платочек и промокнула глаза и щеки. - У буфетчика ветчером слишком много хлопот, - осторожно проговорил поляк, внимательно вглядываясь в собеседницу. - Простите мне мою невежливость, но как ваше имя? Я привык знать имя того, с кем говорю. Девушка оценивающе его оглядела и представилась коротко: - Анна. - Что же привело вас, Анна, в наш трактир? - прямо спросил Юзич. - Я вижу, что вы из хорошей семьи. Поверьте, это не место для барышни. Анна посмотрела в сторону и вдруг сказала: - Меня привел... Пров Викулович, так ведь зовут этого господина? Он сказал, что готов накормить и обогреть, а то мне... - она запнулась, но смело продолжила. - Мне совсем некуда идти. Прошлую ночь я провела в парке и очень замерзла. Юзич вздохнул. Сколько их таких? Несчастных, голодных? - Я позову полового, чтобы принести вам поесть? - поляк озабоченно поглядел на девицу. - Спасибо, - та опустила ресницы под легкой короткой вуалькой. - Только не нужно. Пров Викулович уже угостил меня яблоком. - Это же не еда, - еще больше нахмурился Юзич. - Подождите буквально минуточку... Он даже не спустился по лестнице — отловил молодого парня из новеньких, еще стоя на лестничном пролете, и потребовал хороший ужин. Возвращаясь, он уже не услышал всхлипов, и это немного успокаивало. Девушка сидела прямо, не плакала, но в глазах ее было такое отрешенное выражение... - Не бойтесь меня, - поляк заговорил мягко. - Я не трону вас. И Пров Викулыч не тронет. Неожиданно девушка улыбнулась: - Это-то и страшно. Зачем же тогда вы проявляете ко мне доброту? Юзич оборвал сам себя, не желая говорить общие слова, и твердо произнес: - Я не стану говорить, что мы привечаем любого, но и вам — не место на улице. Расскажите, как так слутчилось, и возможно, что мы и найдем выход. - Я уже находила выход, однажды, - Анна сняла шляпку и устроила ее рядом с собой. - Когда стояла на мосту и глядела на воду. И один добрый господин увел меня с собой... Иногда я жалею, что решилась пойти с ним, а не бросилась в воду. - И что же тот господин?.. - в дверь стукнули, и поляк прервался, запуская полового с подносом. Тот вышколенно-поспешно поставил на стол тарелки и полный чайник, и торопливо исчез за дверью. - Кущайте, - Юзич указал на стол. - И не стесняйтесь меня. Анна поспешно стянула перчатки и вопросительно посмотрела: - Это все мне? - Вам, конечно, - поляк кивнул. - Вы все-таки в трактире, от нас не убудет. Барышня, уже взявшая ложку, вдруг вздрогнула и медленно опустила прибор обратно на скатерть. Из глаз ее вновь потекли слезы, и она замотала головой, точно пыталась их побыстрее прогнать. - Простите... меня... - выдохнула она, вновь вцепляясь в платок. - Тчем я обидел вас? - искренне недоумевал Юзич, понимая, что разговор будет труднее, чем он думал поначалу. - Вы — ничем, вы... - она снова всхлипнула, но сумела собраться. - Простите. - Для того, чтобы я смог вам помочь, вы должны рассказать мне всё, - строго произнес поляк, зная, что на некоторых такой тон действует. - Поверьте, я знаю множество тайн. Представьте, что я доктор. Анна вздохнула и снова взялась за ложку. Подтянув к себе тарелку с ароматным грибным супом, она, обжигаясь, проглотила несколько ложек и через силу произнесла: - Вы сказали, что от вас не убудет. Мне так тоже говорили. - Вас обидел тот господин, что увел вас с моста? - решительно поинтересовался Юзич. - Нет, он... - девушка поболтала ложкой в тарелке. - Он меня не обижал. Он только... ммм... передал меня своему другу, а ведь я надеялась, что... - она снова всхлипнула и склонилась над столом. Юзич молчал. Не оттого, что был поражен, конечно, а просто давал ей поесть, не терзая вопросами. Когда с супом было покончено, он участливо поинтересовался: - Позвольте, я угадаю? Друг того господина познакомил вас со своим другом? - Верно, - Анна кивнула и потянулась к жаркому, непринужденно сменив ложку на нужную вилку. - А последний... Сказал, что я ему надоела, и я ушла из его дома в том, в чем когда-то стояла на мосту. Он не дал мне денег даже на извозчика... Хотя может, он был и прав... Ехать-то мне все равно было некуда. - И как же вы оказались здесь? Анна вздохнула: - Из парка пришлось уйти, когда пришел дворник. Я не хотела, чтобы он понял, что я там спала... И пошла куда-то. Почти целый день шла. А потом... Простите, Юзич, здесь так вкусно пахло, что я не могла отказать себе в том, чтобы подойти. А Пров Викулович увидел меня и позвал с собой. Вот и вся история. Поляк помолчал еще, не желая ей мешать, но барышня заговорила сама, прямо и твердо: - У меня ничего нет. Совсем ничего, я даже крест нательный ростовщику отдала... Давно. Но я умею говорить по-французски и по-немецки, умею играть на фортепиано и танцевать, неплохо вышиваю... Возможно, среди ваших знакомых найдется другой господин, которому мои умения пригодятся? Юзич совсем уже собирался ответить, как барышня продолжила, резко и, пожалуй, что даже яростно: - А еще я умею доставлять удовольствие мужчинам. Даже двоим. Поляк тяжко вздохнул: - Здесь не появляются обычно господа, которые желают найти содержанку. Простите, что говорю вам прямо, но наш клиент попрошче будет. Не ресторатция всё же. Но если вы готовы работать таким вот... безыскусным образом, то место найдется. Но вряд ли кто-то отценит ваш прононс и игру на пианино. Скорее, вашу красоту и молодость. - Вы были добры ко мне... - Анна снова всхлипнула, а на тарелке уже не осталось ни кусочка. - И если хотите, то я и с вами... - Полно, полно, - Юзич невольно сочувствовал молодой аристократке, которой пришлось пройти столь нелегкий путь. Он накрыл ее руку своей, но безо всякого интереса, просто по-дружески. - Я не ишчу женского расположения. Вы получите комнату, вы не будете голодать. У нас не ресторатция, но и не рюмочная, как на Петроградцкой стороне. У вас всего будет вдоволь. Вот только работа нелегкая. - А я не боюсь, - отчаянно отозвалась барышня, тяжело дыша. - Я ничего не боюсь! Я... Юзич посмотрел на нее, щурясь, и заговорил: - Скажите, что так терзает вас? Ваш путь... Какой был — такой был. У нас не принято говорить о прошлом. У каждого свои грехи за плетчами. Но ведь вас терзает что-то? - Да... - девушка заговорила горько. - Я родила... дочку, девочку. Моя горничная ее забрала. И с тех пор я не видела ни одной, ни второй. Бог судия моей горничной, но моя девочка... Господин Юзич, я буду честно работать и ни разу не попрошу поблажки, только скажите, нет ли у вас знакомых, которые помогли бы найти моего ребенка? Поляк вздохнул. Такое дело стоило недешево, но этой женщине он отказать не сумел: - Я не обештчаю ничего, Анна. Но я узнаю, что смогу. Только назовите мне ваше полное имя. И имя оттса ребенка. Я бы не спросил у вас этого, но искать можно только так... - Не обещаете? - барышня вскинулась. - Не обештчаю, - твердо отозвался Юзич. - Тогда не нужно, - она вновь распрямилась. - Меня зовут Анна — и этого достаточно. - Так не принято, - слегка улыбнулся поляк. - Вам следовало бы взять... более громкое имя. - Ну... пусть зовут Эльвирой, - неожиданно девушка улыбнулась. - Так звали мою любимую куклу. Юзич показал головой. Местные мамзельки не играли в куклы никогда, их с самого детства жизнь учила иному... - Я провожу вас, госпожа Эльвира, - безукоризненно поклонился поляк, вставая. - Вы можете пожить спокойно несколько дней, привести себя в порядок... А об условиях работы с вами поговорит Пров. И не бойтесь его, он вас тоже не тронет. Заслышав условный стук, Юзич неторопливо прошелся по каморке, проверяя, что ничего из того, что посторонним видеть не следовало, на столе и на кровати не валяется, и выглянул. Нынче дым стоял коромыслом, народу было немало. Фартовая компания отмечала что-то на втором этаже, водка текла рекой и надрывался баян. Оттуда доносились пьяноватые выкрики, но пока было довольно спокойно. В зале на первом хватало денежного народу, хотя пустые столики еще оставались. Нюрка и Танька уже вовсю охмуряли какого-то заезжего богача, которые поначалу все крестился на красный угол, а теперь вовсю гладил нюркину ножку под столом. Танька явно ревновала — сидела она подальше, зато была в настоящих чулках. Еще в кабак заглянул немолодой мастеровой, что уже расплатился красненькой и теперь сидел и в ус не дул, ловя почтительные взгляды и нахально распоряжаясь половыми. Видать, не так прост... Еще были Санька Кривой и Ленька Штиблет, но их Пров Викулыч под лестницу загнал, чтобы своими харями честных людей не пугали. - Юзич, - раздался негромкий голос Прова. - А ну-ка, выходь, помощь нужна. Когда буфетчик говорил таким тоном, становилось ясно, что дело не терпит. Выскользнув из-за низкой дверцы, Юзич вытянулся рядом и тревожно осмотрел помещение. Вроде все тихо... - Слушай, Юзич, там к парадной мамзель Жозефина подкатила. Уже весела и с мужчинами. Надо ее как следует встретить... Юзич даже глаза распахнул: - Да ведь эта щтучка по кабакам не ездит. - Нынче, видать, у нее настроение такое, - торопливо произнес буфетчик. - Народное. Хочет пить и гулять, а с нею... не поверишь... Юзич склонился и почувствовал горячий шепот в ухо: - Сам Головинский. Юзич едва не поперхнулся: - Действительный тайный советник... - Первого класса, - зашептал буфетчик, перебивая. - Инкогнито, конечно. Будто кто рожу его тайную не знает. Юзич заскользил между столиками и шмыгнул под лестницу. Санька Кривой уставился на него пьяным взглядом и скривился еще больше. Он и трезвый умудрялся в две стороны одновременно смотреть, а теперь его взгляд было и вовсе не поймать. Ленька был повыше и почище, но тоже смотрел недовольно: - Чего тебе, Юзич? С чем пожаловал? Али заплатили мало? Поляк покачал головой: - Щли бы вы, господа хорошие, отсюда сегодня. - Это с каких это пряников? - Санька явно уже успел набраться. - Мы люди честные. Заплатили и сидим, скока хочем. А ты нам не указ. - А завтра вам водочка за счет заведения, - угодливо склонился Юзич, обращаясь к Леньке. Тот сразу поднялся из-за стола, ухватив подельника за шкирку: - А ну, вставай! А ну вставай, морда твоя пьяная! Завтра здесь пить будем! - и добавил, обращаясь к Юзичу. - Только ты, харя шляхетская, знай! Обманешь... - Не обману, - Юзич хитро усмехнулся. - Слово Прова Викулыча. - А ну, пшли, - Ленька потянул сопротивляющегося дружка сильней. - Сегодня я тебе сам поставлю. А завтра... Ох и ужремся мы за счет Прова-то! У него, поди, денежек полны карманы, грех не попользоваться... Сплавив неугодный народец, Юзич торопливо нагнал тетку Агашку, что мыла полы, и поспешно велел: - Агафья, ты смотри в оба. Как господам угодно будет. - А мне-то что? - уперла та руки в круглые бока. - Как господам угодно, так я и сделаю. Хотят — будет чисто, а не хотят — так и телесов моих не увидят... Юзич было облегченно вздохнул и нырнул за стойку, как его перехватили сзади за пояс. Поляк замер, прикидывая, как бы половчей достать нож, но тут в ухо снова шепнули: - Убьешь — сам пожалеешь. - Пров, ты затчем меня проверяешь? - укоризненно заговорил Юзич, выворачиваясь. - Или тебе в зале дела нет? Так я за тебя работаю... - Девка та, что Эльвирой назвалась, сегодня первый раз в зал вышла. Ты уж пригляди, а то больно тут много всего накрутилось. За всем не усмотрю. - Мне иногда кажется, что я здесь буфетчиком работаю, а ты надо мной господин, - вздохнул поляк. - Пригляжу, конечно, но уж и ты не зевай. Юзич вышел в зал, радушно улыбаясь — и вовремя. В дверь, весело хохоча, как раз зашла французская мадам. Поляк привычно-изучающе ее оглядел и пришел к выводу, что туфельки, конечно, доходного дома не стоят, но если продать все ее украшения, тряпки да ночку с ней вдобавок... Пожалуй, и на доходный дом хватит... - Человек, - пьяный спутник мадам громко окликнул поляка. - Челове-е-ек! А ну! Самого лучшего нам, что в вашем заведении имеется! - Сию минуту-с, - поклонился Юзич, но Пров, вечно оказывающийся под рукой, его остановил. - Твое дело в зале, а уж об остальном я распоряжусь. Завалившаяся компания заняла несколько столов, а поляк тем временем отыскал растерянную девицу Эльвиру. Та стояла возле фортепиано и перебирала клавиши, но не нажимала на них, а только изображала игру. - Ну что ты, милая? - озабоченно обратился к ней поляк. - Что переживаешь? Сегодня сюда чистенькие приехали... Зачем упускать момент? Они тебе заплатят, как в лучших ресторатциях, а то и больше. Выпили-то вон уже сколько, а ведь только пришли. Тебе бы кого из них убедить, что ночку вы не вхолостую провели... Анна взглянула на него умоляюще: - Но я никогда... - она собралась и заговорила. - Я никогда не выбирала клиентов. И уж тем более не звала их с собой. Юзич, помоги! Как мне... Как мне показать, чего я хочу? - Так ты походи мимо, глазками постреляй, - поляк приподнял ее опущенную голову за подбородок. - У тебя же красивые глазки. Прибыла мадам Д'Олива, она из высшего обсчества. А с нею — и господа... - Из высшего? - Анна занервничала. - Тогда я не выйду. Ни за что не выйду, и не уговаривай, Юзич! - Ну, хотчешь, я тебе всех поименно назову, кто приехал? - улыбнулся ей поляк. - Я ведь таких господ знаю. - Назови! - девушка схватила его за локоть. - А то, Юзич... Я не переживу, если там будет кто-то из друзей отца... - Уж не беспокойся, - тот осторожно отвел ее руку. - А пока сыграй, что ли, коли умеешь. Ты уж, наверное, хорошо играешь, гостям понравится. Анна торопливо кивнула и присела на стульчик, легко пробегая пальцами по клавишам. Зазвучала мелодия, нежная, светлая... Вечер катился своим чередом. Юзич не столько пытался добыть сведения для Анны — понимал, что девица в таком нервном возбуждении вряд ли сегодня сможет работать — сколько следил за сидящими. И дождался. Настасья, как и другие девки, уже подсевшая к столу, вовсю обольщала пожилого мужчину, который глядел на нее с легким презрением. Девка уже явно поддала — последнее время она пила слишком много — и обиженно вещала: - А что? Поди, не нравлюсь? Так мной и самые богатенькие не брезговали... Вот послушай только, на ком я скакала... Юзич тенью метнулся к проститутке и за руку вытащил ее из-за стола, одновременно кланяясь аристократу: - Простите, любезнейший, неувязочка вышла-с... - Пожалуй что вышла, - густым басом отозвался тот. - Эту барышню я к себе не звал. И уж тем более не хочу с нею беседы вести. Моя уважаемая супруга бы такого не одобрила. Я уж так... Заглянул с другом старым... А этого мне не надо. - Как прикажете-с, - Юзич поклонился, уволакивая разъяренную Настасью за стойку. Та подчинялась только до тех пор, пока на них глядели, а после сразу распрямилась, отпрянула и залепила поляку пощёчину: - Да как ты смеешь у меня клиентов отбивать?! - Я? - изумленно воззрился на нее Юзич. - Постой-ка! Какие клиенты? - Думаешь, я не знаю, зачем к тебе наш буфетчик бегает? - пьяно, а потому громко завопила Настасья. - Богом клянусь, Юзич, сдам тебя! Поляк огляделся, уяснив, что среди наблюдателей только свои, и резко заломил зарвавшейся шлюхе руку. Вежливого тона он при этом не утратил: - Настенька, об чем разговор? У тебя сейчас отсюда только два пути. Либо на улитсу, либо... - он закатил глаза, указывая на небо. - Да я... - Настасья хрипло выдохнула и потребовала. - Отпусти. - Настенька, как же я тебя отпущу? Ты ведь того и гляди чего нехорошее сделаешь, а репутатция заведения дорого стоит... - Отпусти, - девка задергалась. - Сдался мне ты, и «Ерши» ваши, и Пров твой, будь он неладен. Я еще кого побогаче найду. - Ишчи, милая, - Юзич выпустил шлюху и посмотрел на нее ясным взглядом. - Только подальше отсюда. А лучше будет — и от Петербурга подальше. Твои-то бывшенькие, поди, не обрадуются, что ты их кому попало называешь... - Да чтоб тебя, Юзич, - Настасья пошла на попятный. - Уйду я, уйду. Так зачем из Петербурга гонишь? - Мне, милая, проблемы не нужны. И Прову Викулычу тоже, - твердо заверил поляк. - А ты уж себя-то пожалей... Пьешь много, это не дело. Поверь мне, мужчины не любят пьяных. - Тебе, может, видней, - зло произнесла девка, после чего потребовала. - Уйду. И даже не скажу ничего, коли ты мне заплатишь. А ты заплатишь, потому что тебе известность не нужна. - А кто тебе, милая, поверит? - Юзич снова улыбнулся. - Но я заплатчу. Из человеческого милосердия. Сколько ты хочешь? Рубль, два? - Сто! - Ну, разве ж то разговор? - пожал плечами поляк. - Не дело это. Десять уж дам, так и быть, а дальше сама как знаешь. - Двадцать, - Настасья уперлась. - Пятнадцать — и чтобы я отчень долго тебя искал. Настасья покинула трактир тихо и быстро. Возможно, потому, что пятериков у Юзича не нашлось, и пришлось заплатить двадцать. Юзич уже несколько нервничал. Разговор со строптивой девкой и ее выселение заняли немало времени, а Пров велел приглядеть за залом... Но вернулся он вовремя. Мадам Жозефина уже успела неплохо поддать и теперь сидела, кокетливо поглядывая на окружающих. Со своим тайным советником она, вероятно, уже успела разругаться, поскольку тот сидел за отдельным столом и пил в одиночестве. Дело поворачивалось нехорошо... но хоть музыка звучала исправно. Юзич вышел в зал, отмечая, что Прова нигде не видно, и раздраженно прицокнул языком. Тем временем его увидела мадемуазель и подозвала легким движением руки в перчатке: - О, вы, я вижу, тут не последний человек, - мадам легко ему улыбнулась, обнажив белые ровные зубы. - Сегодня мне решительно не везет. Сначала проигралась в пух и прах, теперь вот кавалера неудачно выбрала... А что же ваша ресторация? Есть здесь какие-нибудь развлечения? Юзич вздохнул. Капризным господам «Ерши» еще могли предложить «развлечения», но капризным дамам... - Пожалуй, что нет-с, - он виновато улыбнулся. - У нас всего лишь трактир. Покушать, выпить, музыку послушать... - А кстати! - женщина оживилась. - Кто играет? Прелестная игра! - Играет наша пианистка, - мягко произнес Юзич. - Ее зовут Эльвира. - А позови-ка ко мне эту Эльвиру, - мадам щелкнула пальцами. - А я заплачу. - Мадам, - глубоким голосом протянул Юзич. - Эта девушка не работает в заведении. Она лишь услаждает слух гостей. - А все равно, позови, - мадемуазель усмехнулась. - Я ее не для того зову, о чем ты подумал. Даже если в моем окружении не нашлось надлежащего качества мужчин, я на женщин не бросаюсь. Мы с Эльвирой поговорим, выпьем... Поболтаем о своем, о девичьем. Зови! Юзич не был уверен, что поступает правильно, когда шагнул за занавеску к фортепиано. Анна испуганно вскинулась, но играть продолжила, даже не глядя на клавиши. - Не бойся, милая, - торопливо произнес поляк. - Тебя хотчет видеть наша гостья, мадемуазель Жозефина. Ей понравилось, как ты играешь. Руки девушки дрогнули, и она сбилась, а после развернулась всем корпусом, испуганно зажимаясь: - Юзич... Этого я не умею... - Не бойся, - повторил поляк. - Она вовсе не желает с тобой... кхм... Она желает поговорить, по-девитчески. Мадемуазель уже нетрезва, отчего бы тебе не поддержать с нею беседу? Она вполне может и заплатить за это. Такие капризные дамочки не привыкли встречать отказа, зато шчедро платят за свое удовольствие. - А кто она? - Анна поднялась, прикрывая обнаженные плечи руками. - О чем мне с нею говорить? - Она — куртизанка, и весьма дорогая, - поведал Юзич. - Обеспетченная дама, которой скучно. Была женою французского адмирала, и могла бы стать уважаемой, но ей, видимо, больше по душе привольная жизнь. Сюда она прибыла с господином тайным советником, но, похоже, он утратил ее расположение. Мадам ишчет развлетчений. Она говорит по-русски, и довольно хорошо, но ведь ты, кажется, и французский знаешь? - Хорошо, я пойду, - чуть пришептывая, заявила Анна. - А как я узнаю ее? - Она там такая одна. Среди толпы мужтчин, - усмехнулся Юзич. - Не бойся, Эльвира. Мы тебя в обиду не дадим. У нас честный трактир. Ты уже умеешь то, что от тебя требуется, а от большего мы тебя зашчитим. Юзич устало вздохнул. Такая — полулегальная — деятельность давалась нелегко, и он порядком устал. Обязанностей, выходит, море, а прав-то никаких и нет. Даром что договариваться ему удавалось с легкостью, и репутация была отменная... - Что, скучаешь? - Пров Викулыч вновь, как по волшебству, оказался рядом. - А что, у тебя ко мне новое порутчение? - усмехнулся поляк. - Да вроде как подуспокоилось всё, - облегченно вздохнул буфетчик. - Те, на втором... Ох, и трудно с ними пришлось — народец-то цепкий. Фартовые все, рыжья полны карманы, а уж гонору... Насилу сплавил. Поднаврать пришлось, будто сведения имею, что у мадемуазель Жозефины филер полицейский среди поклонников. Тут-то они и убрались, точно сам черт их кнутом погонял. Юзич молчал, и Пров примолк, а потом и заговорил об ином: - Переживаешь, поди, что тебя тут каждая собака видела сегодня? - Да уж что есть, то есть, - напряженно отозвался поляк. - Сам знаешь, у меня прошлое тоже то ешче... - Да уж знаю, Юзич, знаю, - вздохнул буфетчик. - Только ты не переживай. Скоро всё иным ходом пойдет, обещаю! Поляк приподнял бровь, и Пров его понял. Он всегда понимал с полуслова... - Купец Терентьев, слыхал о таком? - Слыхал, отчего ж не слыхать, - ровно отозвался Юзич, хотя в груди прямо ёкнуло. - Говорят, что он того и гляди разорится. А что с нами, Пров, будет? Мне, как и той барышне, идти некуда. Пров Викулыч неожиданно улыбнулся: - Я тебе до того не говорил. Спугнуть не хотел, раз удача на горизонте появилась. Как фартовые-то говорят? Не гоп, пока не стоп! А тут уж дело верное. - Так ведь Пахом Борисытч, Терентьев который, он же и имеет «Ерши»? - Сколько раз я тебе говорил? - одернул его буфетчик. - Не «имеет», а «владелец «Ершей». Имеет — это из другой оперы. Имеют «Ерши» господа полицаи да всякие вроде его превосходительства Сергей Антоныча Коврова... А Терентьев собрался боярский титул покупать, а это дорого обходится. Оттого и распродается, оттого и таится. Юзич покачал головой: - А толку от боярского титула, коли денег нет? В России же как? У кого деньги, тот и боярин. - А я вот тебе скажу, у кого знание — у того и деньги, - отозвался буфетчик. - А Терентьев дочку свою миллионщику немецкому замуж ладит. И врет, будто уже боярин, а не купи-продай высшего пошиба. Станет боярином, поместье какое выкупит... Да уж он и нацелился. Князей Чечевинских родовой дом. И шито-крыто все будет: дом старый... А немец-то что? Сожрёт и не подавится, откуда ему о русских-то знать? Пахом Борисыч говорил, что он и по-русски-то с грехом пополам шпрехает. - А затчем его в Россию понесло, коли он даже языка не знает? - Тебя, Юзич, тоже когда-то понесло, хотя я твой русский до сих пор поправляю, - буркнул Пров. - Не всё ли равно? Важно, что Терентьев собрался «Ерши» продавать, а уж я на подхвате. Выкуплю! А коли денег не хватит, ты ведь добавишь? - Добавлю, Пров, - тихо вздохнул Юзич. - Если всё так обернется, как ты мне сейтчас говоришь, заживём... - Заживём, - буфетчик потрепал его по плечу. - Заживём, Юзич! Буфетчиком тебя возьму, ты мне быстро из трактира поганого ресторацию сделаешь! Сделаешь ведь? - Было бы из чего делать, - тонко улыбнулся Юзич. - А уж я тебя не подведу. - Тогда сходи послушай, о чем там эта Анна-Эльвира с мамзелькой болтает... - А ты? - А я пойду господина тайного советника утешать. А то он девиц от себя гонит, а пьет — точно лось. Решит еще потом, что это мы в немилости его дамочки виноваты... Юзич послушно обошел столы с другой стороны и прислушался. Обе девицы уже успели пересесть и теперь, похоже, секретничали у самой стенки. Поляк на слух никогда не жаловался, да и стоял недалеко... Анна уже не выглядела такой зажатой и испуганной. Она улыбалась, но робко, застенчиво, как умеют только девушки из высокого общества, выросшие не в Петербурге. Жила бы в столице, умела бы и глазами стрелять, и с другими барышнями разговоры вести. Мадам же выглядела всем довольной и расслабленной. Перед ней стоял бокал с рубиновым вином (видно, Пров расстарался), а длинные тонкие пальцы перебирали брошенный на стол веер. Эльвира-Анна слушала ее, как зачарованная. Раскрасневшись, она только заинтересованно ахала и смотрела любопытствующим взором... Юзич покачал головой, сразу поняв, что ж такое с девицей случилось. Наверно, жила где-нибудь в захолустье, появился там какой-нибудь богатенький, вроде этой мадам... Только не в богатстве дело. И говорил, небось, гладко, и уверен в себе был, да и шика петербургского не чужд. И она так же слушала, словно про другую жизнь говорили. Вот она, другая-то жизнь — в «Ершах» да в трущобах... - …и запомни, дорогая, - весело говорила мадам. - Разве ж можно мужчинам что доверять? Они существа слабые, нежные. Твердого слова боятся. - Разве? - Анна смотрела распахнутыми глазами. - Они же сильные, всё им в этом мире... Лошади, женщины, карты... А что женщинам-то остается? Дети да молитвы... Французская мадам рассмеялась: - Милая, ты посмотри на меня. Взгляни, не бойся ты так! Можно сказать, что я провожу время в молитвах и в заботе о детях? - А у тебя детей нет? - закусив губу, поинтересовалась Анна. - Как у вас говорят, бог не дал, - покачала головой француженка. - Не рождала. Но я не в обиде. Живу, как хочу. Мужчины вокруг только и вьются... А достойных-то я почти не встречала. Мой, ныне почивший, супруг был из таких. Ох, вот за таким бы я побежала! По горячим камням, задрав юбки! Да где они все? Слабаки, Эльвира! Пригрозишь женой или деньгами — вот они и ломаются, словно прутики... Адмирал Ферье был лучшим из мужчин! За него я драться была готова... А как его не стало, я огляделась. И поняла, что если не он, то никто. Ты посмотри, посмотри... Видишь, сидит? Обольщать меня пытался. В дом привел, руки целовал. Комплименты, подарки... А стоило про жену его спросить — так застенчивый курсант передо мной. - А Д'Олива? - окончательно запуталась Анна. - Разве не за ним... - Олива, - мадемуазель вновь рассмеялась. - Так назывался бордель, моя милая. Оливковая ветвь! Не спрашивай, дорогая, не спрашивай... - А у тебя было много мужчин? - решилась на вопрос барышня. - Дай-ка подумать, - картинно поднесла веер к губам мадам. - Двое. Адмирал и... еще один, итальянец. А остальных я мужчинами не назову. - А зачем тогда... - Зачем? Вот в чем ты права, моя милая, так это в том, что заработать женщине трудно. Где ж ей заработать, когда сначала отец, потом брат, потом муж, а потом сын? А то и еще хуже, как у меня. Ни родителей, ни братьев. Так что зарабатывать надо женственностью. Женственностью, Эльвира! Не телом, не грудью... Ведь большинство этих «мужчин», - она чуть поморщилась, - хотят даже не обладать тобою, а похвастаться, что обладали. Чем же хвастаться, если они и того не умеют? Вот скажи, был у тебя мужчина, что тебя сгубил, или, может, возвысил? - Был... - горько отозвалась барышня. - Вот скажи, было ли тебе с ним хорошо? - резко произнесла мадам. - Нет-нет, ты не отвечай сразу! Если отбросить, что ты была влюблена? Если отбросить, как он хорош, когда говорит? Если бы ты ему отдалась молча за плату? Был ли он хорош? Анна задумалась, а потом неожиданно фыркнула: - Пожалуй, мне и в уборной бывало лучше. - Вот! - громко воскликнула мадам, но сразу приглушила голос. - Так чего он стоит? Ни-че-го, моя милая. Ничегошеньки! В России говорят, что женщины любят ушами. Ох, как это верно! Ушами, а еще кожей. Когда обнимает уверенно, когда в ухо нашептывает... А ты посмотри на него, и раздень мысленно. Что останется? Ноги кривые? Поверь, я знаю, о чем говорю. - И как же тогда? - А все просто, Эльвира, - мадемуазель отхлебнула вина и, прищурившись, поглядела на того самого новенького полового, что давеча приносил Анне ужин. Парень от этого взгляда вздрогнул и пролил несколько капель водки на скатерть. - Видишь? Помни, милая, каждый из них — уже у тебя в кармане. А с ним — и все, чем он владеет. И не сомневайся ни в чем. Любой побежит за тобой, если ты на него посмотришь, а потом твердое слово скажешь. Слабаки... Анна молчала, явно пытаясь поглядеть так же. Мадам же продолжила: - Ты когда-нибудь слышала, чтобы дама, да любая женщина, при виде мужских кальсон потеряла разум? А теперь представь, что ты слышишь сплетню о том, как некий князь потерял разум из-за чьего-то декольте... Все они у нас в кулаке. - Я никогда не сумею, как ты, - выдохнула Анна, но развернулась, привычно подперев кулаком щеку. - Ты такая умная... - Я просто знаю жизнь и знаю тех, кто носит кальсоны, - фыркнула мадемуазель. - А теперь ты можешь пойти обольстить господина... Я забыла, как его зовут. Какое прекрасное вино... Вон он, один сидит. Мне он точно больше не нужен, поскольку дурак. Но денег у него много. С помощью фортепиано не заработаешь, милая. И вот... - она закопалась в крошечной сумочке, доставая ворох банкнот. - Это тебе. Не отказывайся, это первоначальный капитал. Купишь чулки, белье, юбки. Всё пригодится. - Ты же говорила, что мужчины и без этого..? - вдруг улыбнулась Анна. - А зачем напрягаться? - вскинула тонкую бровку мадам. - Половину за тебя сделают чулки. Юзич только вздохнул. Анна, не выпившая ни капли, уже поднялась и пошла между столиков, старательно поглядывая на сидящих мужчин. Господин тайный советник, утешенный Провом, уже на свою бывшую пассию не глядел, а явно наоборот, искал развлечений. На взгляд барышни он среагировал сразу: - Простите, - он подскочил, хоть и покачнулся. - Простите... Барышня, мы с вами не встречались ранее? У вас такое милое лицо... Мне определенно знаком ваш профиль... Анна испуганно на него поглядела, но быстро расслабилась: - Нет, я никогда вас не встречала. - Так позвольте же предложить вам выпить за знакомство, - тайный советник уже явно спотыкался на коротких дистанциях. - Возможно, я груб, но поверьте, мне так одиноко... Анна кивнула, усаживаясь за столик и проронила: - Я не скучаю в одиночестве. - А я скучаю, - тайный советник щелкнул пальцами и наполнил водкой мгновенно поднесенную рюмку. - Выпейте, прошу вас. Анна-Эльвира взялась за рюмку, но пить не стала, только дождалась, пока кавалер опрокинет содержимое своей в рот. Юзич только одобрительно кивнул, с каждым шлюхе пить — сопьешься. - Мне так одиноко... - горестно произнес тайный советник. - Моя супруга совсем не понимает меня. Она жестокая женщина. Но ведь вы не такая. Я вижу это по вашим глазам. Вы — нежная и понимающая. - Конечно, - Эльвира кивнула, украдкой улыбнувшись внимательно наблюдавшей мадемуазель Жозефине. Тайный советник, однако принял это на свой счет: - Вам так идет ваша улыбка... - Благодарю, - барышня улыбнулась и вдруг сама наполнила рюмку собеседника. - Вы пейте, и я с вами выпью... - Я же говорю, вы понимающая, - прижал руку к сердцу кавалер. - Я хочу выпить за вас! Как вас зовут? - Не всё ли равно? - улыбнулась Анна. - Вы смелы и красивы... Тайный советник вновь прижал руку к сердцу, опрокидывая еще одну рюмку. - А не хотите ли отправиться со мной? Я отвезу вас... далеко... - Зачем же далеко, - деловито налила ему снова барышня. - Я... Я сняла здесь комнату. - О, какая женщина, - простонал кавалер. - И вы позволите мне отдохнуть у вас? Я, признаться, несколько выпил... - Я помогу вам добраться до кровати, - решительно заявила девушка, вставая. - Я не обижу вас, обещаю, - взгляд тайного советника был мутным. - Не обидите, - едва слышно пробормотала Анна, подставляя ему плечо. - Это уже успели до вас... - Пора бы ложиться? - Пров устало захлопнул за собой дверку комнатушки - Пора бы, - Юзич уже успел снять сюртук. - Скоро сцветать начнет. - Скажи спасибо, что тут хоть всяких нет, которым «дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде», - буркнул буфетчик. - К черту все! Завтра — то есть уже сегодня — спать буду! - Если бы здесь кто поселился, вроде той Солонцовой, я бы к тебе нотчевать отправился, - хмыкнул поляк. - А то тут и вдвоем тесно. - А переезжал бы ты ко мне, - вдруг поглядел на него Пров Викулыч. - Скоро трактир моим будет... - Вот как будет, так и перееду, - откликнулся Юзич. - А то и без того разговоры идут. - Разговоры, вечно разговоры, будь они неладны, - поморщился буфетчик. - Кто там тебе чего наплел? - Настасья говорила, будто бы я у нее клиентов переманиваю. - А ты переманиваешь? - Пров, - укоризненно воззрился на него поляк. - Что ты говоришь? - Ну вот того и разговоры стоят, - фыркнул буфетчик. - Лечь-то позволишь? - Я здесь никто, - напомнил Юзич. - Ты здесь... - Пров Викулыч стянул все, кроме исподней рубахи и таких же штанов. - Ты мне здесь друг. - Сергей Антоновитч Ковров тоже говорил, что он мне друг, - глубокомысленно отозвался поляк, - но это не помешало ему стсцыганить у меня последнюю десятку. - Да где он, твой Сергей Антоныч? - фыркнул Пров. - Пропал. Сто лет уж не появлялся, а раньше каждый божий день, как штык. Все в мире меняется, только ты да я остаемся. - Пров, - Юзич вытянулся на довольно узком ложе, - я устал, как пес. Ложись, завтра поговорим. Буфетчик послушно улегся рядом, задул свечу... - А что твоя Эльвира? - Пров, почему ты всегда такие разговоры в кровати ведешь, что мне ругаться хочется? Жива-здорова твоя, между протчим, Эльвира. Отправилась наверх с Головинским. - Это я и без тебя знаю. Сумела, значит, очаровать? А то я сомневался. Пугливая она... - Она еще всему научится, - отозвался Юзич. - Дай только срок. - Вот за что я тебя люблю, - Пров Викулыч повернулся, обхватывая Юзича за плечо, - так это за то, что ты понимаешь. - Я тебя лучше всех понимаю, - улыбнулся в темноту поляк. - Давай же уже, тцелуй. Этого ведь хочешь? А все разговоры позже.