Из грязи — в князи

      Белая комната. Белые стены, белый потолок, белый пол — всё, казалось, было соткано лишь из одного этого белого полотна. Стас сделал несколько осторожных шагов, и звуки раскатами грома разнеслись по всему этому странному помещению.       — Есть кто? — крикнул парень, и бездушное эхо повторило за ним последнее слово. Жутковато.       Видимо, никого. «Не знаю, что это и где я, но отсюда надо выбираться», — решил Любимов.       Он обошел все пространство по периметру, но не нашел ни намека на дверь, окно или хотя бы замочную скважину.«Я, конечно, люблю квесты с дополненной реальностью, но это уже слишком!» — возмутился Стас, топая ногой, обутой в розовый домашний тапочек сорок третьего размера.       Внезапно он услышал за спиной еле слышный стон, похожий на последнюю песню лебедя. Стас оглянулся. На полу, облокотившись на стену (хотя Любимов был готов поклясться новеньким PlayStation, что секунду назад он был здесь абсолютно один), сидел молодой и очень бледный мужчина. На нем было надето нечто вроде короткой красной куртки, украшенной многочисленными золотыми шнурами. Талия мужчины была обвязана широким поясом, ноги облачены в узкие темные рейтузы и высокие сапоги. И хотя Стас далеко не был медиком, едва взглянув на появившегося вдруг из ниоткуда человека, он понял: мужчина умирает.       Стас осторожно подошел к нему и обнаружил на его животе страшнейшую рану, и, хотя умирающий и закрывал ее обеими руками, скрыть потоки багровой крови было невозможно. Рана была слишком глубокой. Кровь, изредка теряясь в плотной красной ткани, быстрыми ручейками стекала на пол и даже не думала сворачиваться. Тоненькая струйка крови сочилась и около губ. Мужчина морщился и изредка постанывал от невероятной, нечеловеческой боли, однако, увидев Любимова, он слегка улыбнулся и с усилием произнес:       —Помоги.       Стас застыл. Максимум, что он мог сделать — подуть на ранку и обработать края йодом, что в этой ситуации явно не спасло бы положение.       — Я не умею, — прошептал он. — Простите.       Мужчина покачал головой. Он понимал, что его состояние, вероятнее всего, оценивается как крайне тяжелое, и даже самые высококвалифицированные врачи вряд ли смогли бы помочь. Раненый поманил Стаса поближе к себе и, крепко взяв его за руку, еле слышно сказал:       —Мне цыганка нагадала, что умереть мне дважды придется… Но сам я больше вернуться не смогу… Выручи, Христом-Богом прошу, пройди за меня этот путь. Я так много еще хотел сделать, столько успеть…       Голос его с каждой фразой становился все тише и тише. Стас понял, что оставались считанные минуты. Задавать вопросы вроде «Кто Вы?», «Что здесь происходит?», «Куда я попал?» явно было бессмысленно. Весь мир сузился до размера этой комнаты, в которой сейчас принималось судьбоносное решение.       — Я согласен, — неуверенно сказал Любимов. — Что нужно сделать?       — Кольцо… Надень кольцо…       Стас протянул дрожащую руку к кисти мужчины и осторожно, чтобы лишний раз не тревожить раненого, снял простенькое серебряное колечко.       —Спасибо…       Мужчина, выдохнув в последний раз, закрыл глаза. Стас недолго постоял около заснувшего навсегда военного и решительно надел кольцо на палец.       

***

      — Мертв он, Константин Павлович! — горячо убеждал молодого корнета пожилой вояка. — Не живут с такими ранами. Штыком в брюхо — кто ж выживет?!       Час назад окончилась самая кровопролитная битва Отечественной войны 1812 года. Генералы с обеих сторон подсчитывали потери убитыми и ранеными. По всему Бородинскому полю корчились в страшных муках солдаты и русской, и французской армии. Сейчас уже не имело решающего значения, кто окружает тебя. Силы каждой из сторон пытались спасти своих сослуживцев.       Корнет Константин Павлович Эльстон, краса и гордость Лейб-гвардии Гусарского полка, стоял на коленях у тела убитого в беспощадном бою товарища. В ушах все еще грохотали пушки, в носу стоял стойкий запах пороха, а в голове настойчиво крутились последние слова погибшего друга. Увидев опасность, он закричал: «Костя, берегись!», и Эльстон смог, круто развернувшись, поразить неприятеля ударом приклада в висок. Товарищу же повезло меньше. Предупредив друга, он не увидел нависшей над ним самим угрозы, чем француз и воспользовался. Штыком, отнятым у кого-то из убитых русских, «мусью» поразил отважного русского солдата прямо в живот. Тот, не успев толком сообразить, что же произошло, упал на землю, пропитанную насквозь кровью погибших.       Убитого товарища Константина Эльстона звали Владимиром Андреевичем Преображенским. Он был родом из Тамбовской губернии, где его отец служил городничим в одном из уездных городов. Мать Владимира была из обрусевших немцев, и семья, в общем и целом, несмотря на звучную фамилию, была не слишком известна в России. Единственной вышедшей из этой семьи звездой, сиявшей на небосклоне Российской империи, был дядя Владимира, Михаил Михайлович, старший брат отца. Он, построив с каким-то невероятным успехом военную карьеру в Санкт-Петербурге, уже многие десятилетия бросался «за Бога, Царя и Отечество» в самые ожесточенные бои. И теперь его судьбу предстояло бы повторить графу Владимиру Андреевичу.       Увы, не смог. Шальной штык добрался до графа быстрее, чем тот успел сделать головокружительную карьеру и дослужиться до самых высоких военных чинов.       — Уходим, корнет, — услышал Эльстон трубный бас полковника.       — Ваше превосходительство, я…       — Не обсуждается, Эльстон. Пора уходить.       Константин поднялся с сырой земли и, в последний раз взглянув на тело убитого товарища, отправился вслед за полковником. По странному стечению обстоятельств именно в эту минуту Владимир Андреевич Преображенский вдохнул воздух с новой силой и, царапая ногтями землю, прохрипел: «Стойте!».       Корнет и полковник резко оглянулись.       — Чертовщина какая-то! — перекрестился старик. — Пресвятая Богородица! Чудны дела твои, Господи!       Эльстон и еще несколько стоявших чуть поодаль офицеров, недолго думая и не тратя время на бессмысленные причитания, бросились на помощь чудом воскресшему Преображенскому.       Вскоре о чудесном спасении Преображенского стало известно, пожалуй, всему полку. В лекарской повозке, в которой ехал раненый Владимир, сидели не только врачи, но и самые близкие товарищи графа. Все присутствующие, включая докторов, недоумевали, как же Преображенскому удалось в буквальном смысле вернуться с того света.       — Видит Бог, — заговорщицки шептал молодой гусар. — Не просто так он вернулся. Видимо, рано тебе еще к Господу.       — А я, братцы, думаю, что он святой, — вторил ему другой мальчишка.       Дискуссия разгоралась, споры кипели, а бородинский феномен только пожимал плечами, но внутри себя ехидно усмехался: он единственный знал, что место графа Владимира в минуту чудесного воскрешения занял девятнадцатилетний геймер из XXI века Стас Любимов.       Гусар Преображенский был Стасу полным антиподом. Он был умен, весьма недурен собой, наверняка пользовался успехом у противоположного пола. В общем, на графа Любимов имел далеко идущие планы.       — Какие дальнейшие действия, Ваша светлость? — осторожно спросил кто-то из толпы офицеров у полковника, когда повозки с ранеными и невредимыми остановились на передышку.       — Пострадавших — в Москву, остальные — за мной, — последовал короткий ответ.       Константин и Владимир переглянулись.       — Я вернусь еще, — твердо произнес Преображенский. — Вот увидишь, встретимся с тобой на поле боя. Бить супостата нужно. Бить. И гнать до самого Парижа.       Корнет неуверенно пожал плечами.       — Тебе бы, Вольдемар, здоровье поправить для начала, раны затянуть, а потом уже на Париж нацеливаться.       Владимир хотел что-то возразить, но генералы протрубили сбор остаткам войска, и Константин, лихо забравшись на коня, поспешил в общий строй.       — Коль встретимся вновь, буду рад! — крикнул корнет Эльстон на прощание. — Храни тебя Бог!       — Храни тебя Бог, Костя.