Переплавленная мечта

Руки у Урю ловкие, красивые с такими тонкими длинными пальцами, что не залюбоваться ими, когда Исида занят работой, просто невозможно. Уверенный стежок за стежком – каждая вышивка еще одно маленькое произведение искусства, да такое, что другие девушки с кружка с завистью начинают шить старательнее и то и дело укалываются острой иглой. Так было всегда. Урю принимал это за что-то вроде данности – ловкость рук и изящность пальцев дана от природы, а неуклюжесть и неосторожность девушек исправится часами практики. Урю думает: «Глупые, стараются кому-то что-то доказать», хотя и сам забывает, что практически всю свою жизнь что-то кому-то старательно доказывает. В первую очередь отцу. Урю не станет таким, как Рюукен, не пойдет по его стопам. Вывернется, переступит через себя, через все, что нравится, но в медицину он не пойдет. Не станет таким же холодным и нелюдимым. Затем, конечно же, шинигами. Он, как – ах, да, он же уже не последний – квинси покажет им, что его сила не уступает их. У нее другая природа, но это не значит, что она неправильная. И конечно же, множество других людей: одноклассники, соседи, друзья. Он ничем не хуже никого из них. Об этом Урю думает всегда, когда его ловкие пальцы орудуют острой иголкой. Он мог бы стать первоклассным хирургом с такими пальцами, но перед Урю стоит крепкая стена – принцип. А вот сегодня его ловкие изящные пальцы не гнутся. Сегодня у Урю совсем ничего не выходит, и он не знает, то ли дело в ранениях после войны с квинси, то ли в том, что он просто больше так не может. Девушки с кружка вышивания косятся на него, победоносно улыбаясь – их вышивка и вправду за часы практики стала лучше – и ликуя. А он – в бинтах, пластырях и швах – просто пытается взять себя в руки. Девушки смеются, когда у Урю рвется нитка, когда он делает не там стежки, когда несколько раз укалывается иголкой. Только Иноуе Орихиме тихо сидит в уголке у окна и тихо как-то что-то вышивает. И Урю точно знает, что на бледно-желтой ткани руками нежной Орихиме распускаются маленькие цветки клубники. Дурак бы только не заметил, что – точнее, кто – на сердце рыжеволосой красавицы. А Ичиго Куросаки самый большой дурак из всех. Но дуракам везет, и оттого в них влюбляются такие добрые, красивые и чудесные девушки, как Орихиме. А таких, как Урю, не любят хорошие девушки. Такие, как Урю, в конце концов, женятся на собственной работе. Только вот любят такие, как Урю, хороших девушек. Орихиме спешит упорхнуть из класса, когда часовая стрелка сползает к пяти. Она торопливо собирает набор для шитья – с такой забавной наклейкой ежика на коробке – и аккуратно складывает свои неоконченные цветы клубники в сумку. Урю поднимается вместе с ней – он и терпел-то взгляды всех этих девушек только ради того, чтобы проводить Орихиме до дома. Он говорит себе, что сейчас ее нельзя оставлять одну, потому что Ичиго Куросаки она считает не просто первой любовью, а «той самой» первой любовью. Они вроде бы должны стать чуточку ближе – их объединяет общая беда, связанная с невозможностью попасть в Общество Душ. Урю там незваный гость, квинси, но все еще хороший друг Ичиго Куросаки. Орихиме – девушка с опустошенной душой, боящаяся разрыдаться, стоит только увидеть рыжеволосую макушку, заглянуть в карие глаза и услышать «Как твои дела, Иноуе?» – Что такое, Исида-кун? – спрашивает Орихиме, улыбаясь натянуто, приторно сладко, когда понимает, что Урю идет за ней из класса. Он сразу же равняется с ней, пытается улыбнуться, но губы просто кривятся в простом подобии улыбки. Проявление чувств всегда было его слабой стороной, потому что, чтобы не навредить кому-то ненароком, нужно выбирать правильные слова, которых у Урю всегда не хватало. И потому сейчас он совсем не представляет, что нужно сказать. «Вы в порядке, Иноуе-сан?». Что за бред? Конечно, нет. Это видно, стоит только посмотреть в покрасневшие, заплаканные глаза, мешки под ними, старательно замазанные и скрытые косметикой. Это заметно в неловких движениях Орихиме, в меланхоличности, появившейся в ней, хоть и скрываемой с такой же силой, что и следы бессонных ночей и горьких слез. В школе все спрашивают: «К у д а д е л с я И ч и г о К у р о с а к и ?», а что они могут ответить? Что может ответить поникшая Орихиме, с трудом сдерживающая слезы? Что может сказать Чад и сам Урю? Бесчисленные вопросы от Кейго, Арисавы и прочих, наверное, должны греть душу – все-таки, как оказалось, у Ичиго действительно много друзей, но почему-то только раздражает. Урю и сам не может принять мысль о том, что Куросаки – этому идиоту – нельзя вернуться в Каракуру. Они говорят всем: «Все в порядке, Ичиго уехал погостить домой к Кучики-сан», и отчасти это правда. Лгать друзьям совсем не хочется, но иногда полуправда бывает куда хуже, чем обычная ложь. Нервы и терпение трещат по швам, когда одноклассники то и дело спрашивают: «А почему Орихиме такая грустная? Это из-за того, что Ичиго уехал?» А Урю никогда не думал, что так просто может потерять терпение, что так отчаянно захочется во всю глотку закричать на этих слепых остолопов, что она любила его, любила! И только тогда Урю понял, насколько одинок, если среди всех этих людей только он и понял, что у Орихиме на сердце. – Я хотел проводить Вас, Иноуе-сан, – говорит Урю, понимая, что ничего, кроме этого в голову не идет. Потому что нельзя оставлять ее одну, нельзя, чтобы все ее слезы не душили ее, чтобы она не переживала все это одна. Орихиме удивленно вскидывает брови, а затем улыбается – тепло-тепло и вроде бы как обычно, но Урю ведь не обманешь. – Ох, Исида-кун, это так мило, – лопочет Орихиме, и Урю чувствует, что после этого обязательно последует какое-то «но», – но у меня сегодня подработка в булочной. Я бы не хотела, чтобы Исида-кун был так далеко от дома в такой поздний час и напрасно ждал меня. Он бы ждал ее вечность, ждал бы ее улыбки, предназначенной для него, всю жизнь, если бы она попросила. Но Урю промолчит. И не только потому, что сказать в слух ему не позволит сердце Орихиме, которое не перенесет столько потрясений за раз. Урю просто не до конца осознал глубину привязанности или же просто боится быть честным с собой. Орихиме одна из самых красивых девушек, которых Урю когда-либо знал. Но просто красота не делает чести – Урю не это ценит в людях. Орихиме была не просто красавицей, она была умной и доброй, она была самоотверженной и в меру упрямой, чтобы не превращаться в упертого осла, как Куросаки. Она была храброй и честной во всем – даже в своих самых простых желаниях. – Хорошо тогда, Иноуе-сан, – говорит Урю с улыбкой, пытаясь не выдать, что за год ее подработок успел запомнить ее расписание. Сегодня вторник. Сегодня у тебя выходной, Иноуе-сан. Урю не подаст виду, что знает. Не скажет ни слова об ее плохом состоянии и уж тем более не спросит в порядке ли она. Он ведь не дурак, чтобы спрашивать вполне очевидные вещи. Урю понимает, что это означает, что время еще не пришло. Ему просто нужна возможность поддержать ее, хотя он и сам не понимает, почему для него это настолько важно. Наверное, просто потому, что Орихиме – тот самый яркий лучик в их разношерстной компании, который должен быть в порядке всегда, ибо тогда это тревожит всех остальных. Тревоги не для нее, ее нужно оградить от этого, обезопасить. В следующий раз, когда он предлагает Орихиме проводить ее, идет дождь. Сильный такой, проливной. И добежать у Орихиме до дома, чуть-чуть намокнув, не выйдет, даже если бы она жила всего через дорогу. А у Исиды, к такому забавному совпадению, есть зонт. А Орихиме, заканчивающая свою смену в булочной, не успела забрать последний зонт в стойке у входа. – Вас проводить, Иноуе-сан? – в этот раз Урю просто спрашивает, не предлагая, делая так, чтобы отказать было проще. – Да… – говорит Орихиме с тоской, смотря на дождь, и одному богу известно, что у нее сейчас на душе. – Пожалуй, да, Исида-кун. – Она переводит на него взгляд таких красивых теплых карих глаз и спрашивает: – Тебя ведь это не затруднит? – Конечно, да, Иноуе-сан, – отвечает Урю. – Я без зазрения совести могу бросить Вас здесь, совершенно не зная, сколько продлится этот ливень, и отправиться домой, наслаждаясь в такую погоду чашкой чая. – Он замечает улыбку Орихиме и добавляет: – Идемте, Иноуе-сан. А она – совсем неожиданно – берет его под руку, а Урю чувствует, как бешено колотится его сердце и молит, чтобы Орихиме этого не заметила. Орихиме справа от него такая теплая, такая ласковая и пахнет от нее корицей и свежей выпечкой. И кажется, будто нет ничего в этом мире, кроме них двоих и этой стены дождя, от которой их маленький мирок ограждает его старый зонт. – Когда-то мне очень нравился дождь, – вдруг заговаривает Орихиме. – Я так много напридумывала про него… – На ее губах скользит горькая усмешка, а у Урю сжимается от нее сердце. Это не та эмоция, которую должна испытывать Орихиме. – Однажды мне даже самой хотелось стать дождем. Глупо, не правда ли? – Нет, совсем нет, – поспешно отвечает Урю и чувствует, что он просто обязан что-то сделать или сказать в этот момент. – А сейчас Вам не нравится дождь, Иноуе-сан? – Сейчас он наводит меня на грустные мысли, – произносит Орихиме, теснее прижимаясь к руке Урю, словно ища в ней поддержки. И они молчат. Урю кажется, что молчание не спасает Орихиме, но подходящей темы для разговора ему не найти, потому что все так или иначе сведется к Обществу Душ. Туда, где теперь заперта ее первая любовь. У Урю совсем не дрожат руки, когда он подводит Орихиме к ее дому, потому что знает, что девушке совсем не стоит знать ни про нее, ни про учащенное сердцебиение. И самому Урю лучше забыть про это. Потому что такие девушки, как Орихиме Иноуе, не интересуются – не то что влюбляются – в таких, как Исида Урю. Такие маленькие солнышки тянутся к таким же светлым людям, а не холодным и молчаливым. Он даже не знает, что заставило их стать друзьями, ведь… ах да, имя этой причины Ичиго Куросаки. Ичиго Куросаки, невольный пленник Общества душ и своего отзывчивого и доброго сердца. – Ну, до встречи, Иноуе-сан, – говорит Урю, стоя на пороге под козырьком, пока она ищет в сумочке ключи. – Выпейте горячего чая и завернитесь в плед, тогда, возможно, вы почувствуете себя не так плохо, пока идет дождь. – Спасибо, Исида-кун, – говорит Орихиме с легкой улыбкой. – До встречи. Исида с секунду мнется на пороге, думая, что бы еще можно было бы сказать, но не находит нужных слов. Он улыбается – так, как позволяют ему напряжение и волнение – и еще раз прощается. Орихиме смотрит ему вслед, а затем входит в дом. У Исиды Урю снова начинают дрожать руки, потому что он остается наедине со своими демонами и переживаниями. Он не может сам спастись от этого, но пытается помочь кому-то другому.