About my angel

Ему было сорок четыре, а ей двадцать восемь, - не сильно большая разница, - думал он, ведь на него вешались девушки от пятнадцатилетнего возраста. А двадцать восемь - это как раз то, что надо. Сорок четыре - это многовато, ведь он так привык быть молодым, стройным, высоким и красивым. Тило хотел обмануть свой возраст и постоянно следил за внешностью. Но дома, вдали от миллионов фанских глаз, он закрашивал седые пряди, коротко стригся, чтобы выглядеть жестче, видел в зеркало начинающую сутулость спины и тщательно расправлял плечи, сидел на диете, вместо небольшого животика осталась складка, весьма бесившая его, но не делать же пластическую операцию, и он качал пресс. С Маней чувствовал себя необычайно молодым и живым, эта русская девочка сводила его с ума. Она выглядела меньше и младше своих лет, небольшой рост, очень маленький вес, огромные серые глаза, пушистые светлые волосы, (внешность далека от модельной, маленькая грудь, никаких пышных форм, узкие бедра), и столько страсти помещалось в ее хрупком детском теле, столько огня и самозабвенной любви к нему, он не мог вспомнить, чтобы кто то так-же страстно и бескорыстно любил его до нее. Ничего не просила, не требовала, всегда безумно радовалась его появлению, все это делало его живым. Когда они жили несколько месяцев в Германии, снимали там квартиру, он часто возвращался ночью, а она как будто бы спала. Но он знал, что она не спит, и следит за его движениями сквозь прикрытые ресницы, любуется им, что когда он пьет кофе, она тоже тайно любуется, она считает его идеальным и самым красивым, хотя сам так не думал о себе. Он делал свои движения или нарочно грациозными или небрежными, раскидывал одежду по полу, хватал полотенце, шел в душ, все это размашисто и артистично, широкими жестами, зная, что Маня неотрывно смотрит на него и ее уже трясет от желания. Хотя притворяется спящей,и это была одна из их игр. Немного успокаивался под мощным напором воды, расслаблялся и выходил свежим новым чистым белым, совершенно обнаженным, улавливая, как она следит за каждым миллиметром его плоти, что начинало его возбуждать заново. Потом ложился к ней под простынь, она не сдавалась, до последнего притворяясь спящей, только по прерывистому дыханию можно было понять насколько Маня хочет его. Пару минут любовался на юное лицо, пухлые покусанные губы, разбросанные волосы, небольшой прямой носик, -какая ты красивая у меня, хоть и не обычная, - думал каждый раз. Потом не выдерживал и просовывал руку между ее теплых бедер и находил изящным пальцем влажную точку. Тут она сдавалась и раскрывала ноги, позволяя проникнуть еще нескольким пальцам внутрь себя, и там было все тепло нежно и мокро. Маня еще шире раздвигала бедра, насаживалась на его пальцы и тихо постанывала, ложилась на спину, готовая принять его в себя целиком. Его твердый горячий член упирался ей в бок, она это чувствовала и учащенно горячо дышала, при этом была совершенно развратной и позволяла ему делать с собой все. Затем он целовал и лизал ее там, отчего она начинала извиваться на простынях, потом целовал в рот, вкус всегда был либо шоколада, либо ягод, малины, Тило знал, что специально ела вечером, чтобы было вкуснее ее целовать. Наигравшись вдоволь и уже изнемогая, входил в нее, ощущая блаженство. И внутри она была тоже маленькой и нежной, что сводило с ума. Как она ждала этого момента, сразу откидывалась назад закусывала губу, закрывала глаза и почти не дышала, цепляясь к нему всем телом, обнимая невесомыми ногами, повторяла все движения за ним. Иногда он возвращался совсем уставшим, и Маня четко просекала это, умерив свое желание, мгновенно меняла настроение и нежно пристраивалась у него на плече, слушая как дышит любимый, и как бьется его сердце. Были дни, когда они совсем не выходили и устраивали марафон из похоти, секса разврата. После таких дней, лежа уставший обессиленный и довольный переплетал свои пальцы с Маниными и нежно обучал ее немецким словам, смеясь над ее произношением. С бутылкой вина у кровати, не заботясь ни о чем, не думая о завтрашнем трудовом дне, отдаваясь моменту. Целый год он уже провел без нее, были разные девушки, семья, но все это не могло заменить его девочку. Про нее он твердо знал, что хранит верность, что никого у нее не может быть в момент разлуки с ним. Часто вспоминал эти счастливые дни и также день расставания и ее огромные заплаканные глаза, полные боли и безграничной тоски, как по детски обхватила его руками, не желая выпустить, как тихо разжал ее объятия, поцеловал в последний раз в губы, взял сумку и вышел, потом в подъезде, остановился, убедился, что никто не слышит и заплакал, размазывая слезы тыльной стороной руки. И еще долго стоял там, пытаясь продышать чувства и привести себя в нормальный вид. Потом была работа, друзья, тусовки, ей он писал и звонил периодически, стараясь причинить поменьше боли, зная, как сильно ждет его. Часто вспоминал, как впервые увидел ее после концерта, Маня подошла, как испуганная мышка и вся сжалась от страха и предвкушения, когда робко попросила, чтоб он обнял ее. Он конечно же обнял и замер, настолько вкусным был аромат ее пушистых волос, настолько тонкая хрупкая почти детская фигурка в его руках, и при этом так нереально билось ее сердце, что он почувствовал сквозь куртку этот ритм и стук. Наваждение отступило, и он продолжил раздавать автографы, а Маня растворилась в толпе. Но мысль, что нужно ее найти преследовала его, и гуляя через час по бару, обошел каждый закуток, раздумывая тут ли она еще. И удача улыбнулась ему, когда Маня снова возникла перед взором, как будто материализовалась из сигаретного дыма. Тут Тило не стал упускать шанс, как всегда делал в своей жизни, и сразу же увлек ее за собой. В тот же вечер оставил ее в своем номере, отделавшись от всех с помощью каких-то нелепых объяснений, а потом любил ее безумно жестко, нежно, долго. Она сначала как- будто стеснялась, но ее неуемная энергия и страсть просились наружу, и через какое то время от стеснения не осталось и следа, Маня полностью растворилась в нем и своих животных чувствах. Совершено бесстыдно целуя и вылизывая каждый миллиметр его плоти, столько страсти, энергии и беззаветной любви в таком детском теле так впечатлили Тило, что он решил не отпускать ее наутро а взять с собой в Германию на время своей работы там. Она съездила в Россию, уладила там свои дела и приехала в Гамбург, где и прожили они три зимних месяца. Потом работа и семья не давали ему шанса вырваться целый год, и вот теперь он летел к ней в Россию и был весел и пьян в предвкушении, как поднимет на руки свою невесомую девочку, как нежно сожмет она руки на его талии, осторожно прижмется к его груди, как отдастся безумному поцелую при всех в аэропорту или в тихом углу, в зависимости от того как он решит. Ее же ничего не остановит целовать его в многолюдном месте при всех. Как он не выдержит в такси и просунет ей руку под куртку, найдет теплый сосок, и Маня замрет, следя за каждым движением пальцев, как сорвет с нее все одежды в номере и наконец то уложит на кровать, полностью отдавшись любви, эмоциям и даже слезам, будет исследовать ее словно в первый раз, потратит все силы и несколько часов времени на это, прежде чем остановится и пойдет с ней варить кофе, чтобы затем продолжить, а потом сядет с сигаретой за рояль (специально снял номер с инструментом), закурит и будет наигрывать и сочинять слова и мелодии до утра следующего дня, а Маня уснет, свернувшись, как кошка, в груде одеял, а уже утром проснется и сядет сзади обняв ему спину руками.. Маня на секунду оторвалась от теплых припухших губ Тило, чтобы полюбоваться на любимого. Он лежал обнаженный и нежно смотрел на нее сквозь полуприкрытые веки. Какой ты красивый, - подумала она, - самый красивый, как мне нереально повезло. Мокрые слегка вьющиеся волосы на вспотевшем виске, эти глаза, черные или карие. пронзительные, и их взгляд насквозь, теперь он нежный и довольный, а бывает полным боли, отчаяния. Эти губы с их идеальным рисунком, и нос, такой прямой, немецкий, Маня бы не вынесла нос картошкой, она была перфекционисткой, и только прямые носы нравились ей. И грудь плоская с белой мягкой кожей и родинками, нежнейшая на ощупь, совсем без волос, красивые коричневые сосцы, которые все так мечтали увидеть, ведь сколько бы Тило не обнажал грудь на концертах, соски всегда оставались прикрытыми от глаз фанов. А теперь Маня могла любоваться ими, и не только ими, а и всем остальным, трогать все это губами и языком. Мягкий живот с полоской пушистых волос, сейчас на нем были белые капли, Маня улыбнулась и слизнула их. Ты мое счастье, - подумала она. Тило притянул ее к себе и обнял, и так лежали они рядом, а время шло и шло. Уже два дня Маня не отрывалась от него, с самого момента, как увидела его веселого в темных очках в аэропорту своего сибирского города, незаметного никому, без свиты фанов, улыбавшегося только ей. Как сердце ее бешено забилось, она сделала несколько шагов и сильные руки прижали ее к себе. Голова закружилась от родного запаха смеси духов, сигарет, кофе, мир закрутился в танце. И ладони сомкнулись у него на талии, всем своим видом показывая, что она не намерена их больше разжимать. Теперь она лежала раскинувшись на кровати, совершенно обнаженная, и в широко открытых серых глазах, смотрящих прямо ему в душу, плескалось море нежности. Ты такая, - подумал он, - откуда ты взялась, и за что так любишь меня, почему так сильно? Совершенно откровенная, без стыда, но порой такая скромная и застенчивая, не могу тебя описать словами. - И как будто услышав его мысли, Маня улыбнулась - иди сюда, - позвала его, - хочу тебя еще и еще, столько времени я тут была без тебя, и сколько я еще буду опять. Но не надо о грустном. - Да, я вижу, - ответил Тило, - ты стала еще легче, видимо совсем не ела, зачем же так? Я ведь предлагал тебе переехать в мой город. - Давай потом про это, - Маня привлекла его к себе и легла рядом, глядя в глаза. - У тебя такие глаза, мой ангел, я вижу в них всю свою жизнь, столько боли и нежности, они бездонные, ты и сам не отсюда, твоя музыка, и ты. Это сделало меня безумно влюбленной на всю жизнь. Если бы не было такой музыки, или если бы она принадлежала кому-то другому, не такому как ты, то я бы уже не сумела полюбить настолько сильно. - Потом она целовала его руки и пальцы, поднимаясь выше, - обожаю каждую твою часть, - про себя. Переходила на живот и грудь и шею, потом уши и волосы на виске, самое любимое место. - Войди в меня еще, хочу тебя, хочу хотеть и любить всегда только тебя, мой сладкий, мой единственный, мой мальчик. Я тоже тебя люблю, - отвечал Тило, - нужно было приехать раньше, не ждать зимы, ты совсем исхудала тут без меня..