Самое худшее по ночам — звонок в дверь, когда ты его никак не ожидаешь. Мужчина, собрав волю и злость в кулак, поднялся с кровати и открыл дверь, уже предвкушая, как будет покрывать матом гостя, который посмел разбудить Александрова. Но, к удивлению, на пороге стояла его дочь.
Взгляд на часы — три часа ночи.
— Я пришла к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало! — протянула Оля, пытаясь перешагнуть порог, ни за что не зацепившись.
Игорь с удивлением разглядывал внешний вид Оли, пытаясь понять, где она успела так напиться и влезть в драку — спутавшиеся волосы, кровь на лице, на костяшках и грязная одежда. Сердце непроизвольно сжалось при виде бедного ребёнка, что Гарри быстро закрыл дверь, проводя девушку внутрь.
— Кому ты успела макияж подправить? — интересовался мужчина, расстёгивая куртку дочери и вешая её на крючок.
— Они гнали на русский рэп… — хмыкнула девушка, пытаясь распутать волосы, что неприятно лезли в рот, прилипая к окровавленным губам.
Но Оля знала, что это не так, однако рассказывать правду не было сил и желания. Хотелось просто заснуть, но кровь на языке мешала отключить сознание, напоминая, что она притащилась ночью к отцу без причин. Хотя нет, причины были — попытаться вновь разжечь забытый огонь страсти, что была между ними. Но Оля знала — он не прикоснётся вновь так, как раньше. Он не оступится снова.
Ещё секунда и щёки обжигала приятное тепло ванной. Слишком тесно им вдвоём. Горячая вода наполняла ванну, а с плеч соскользнула толстовка, оголяя тело и оставляя лишь нижнее бельё.
— Папочка, это не очень прилично… — закусывая губу, продолжала язвить девушка, покачиваясь из стороны в сторону, явно не просто так, а под высоким градусом алкоголя.
— Это ты мне ещё будешь говорить, что прилично, а что нет? — ухмылялся мужчина, стягивая с дочери грязные джинсы, продолжая удивляться женской выносливости — коленки разбиты.
Быстро стянув с девушки последние элементы одежды, Александров посадил Олю в горячую ванну, представляя, как её раны болят. Это жалость. Это внутренняя, боль, которая разрывала изнутри. Развернув дочь спиной к себе, Игорь направил струю тёплой воды на окровавленные и запутанные волосы, после чего выливая на него добрую порцию какого-то Наташиного шампуня. Пальцы зарывались в рыжие пряди, пытаясь распутать их и вымыть ошмётки чей-то кожи. Что вообще там было?
Девушка лишь расслабленно улыбалась, пытаясь не отключиться, а ещё хоть пару минут насладиться руками Игоря, которые слишком заботливо отмывали её от горячей крови однокурсниц. Слишком по-семейному. Слишком далеко, где-то не там. Не так. Совсем не так. Девушка по-детски вертит головой и почти смеётся, когда сильные руки смывают с волос шампунь и вытаскивают из ванны мокрое тело.
Оля, не та ловушка.
Но Оле похуй. Оля прижимается к родной груди, пропитывая влагой футболку. Оля утыкается лбом в шею, ощущая, как под кожей пульсируют вены. Оля вдыхает запах геля для душа и сцепляет руки за спиной Игоря, пытаясь быть ещё ближе. Не то. Не сейчас. Спокойно, Оля. Гарри ничего не замечал, будто это абсолютно нормально, и бережно накинул на плечи дочери полотенце, заворачивая девушку в него почти с головой.
— Ноги мёрзнут. — почти шептала Оля, когда почувствовала ступнями холодный паркет.
На это заявление Александров с терпимостью поднял девушку на руки, пытаясь не сорваться. Пытаясь не вспоминать изгибов спины и очертаний груди. Пытаясь не прислушиваться к пьяным бредням глупой девочки, которая снова напилась, когда обещала не делать этого. Она обещала беречь свой организм для будущего, но не сдержала слово. А Игорь сдержит. Он не поцелует её, нет. Поможет всем, чем сможет, но забыв прошлое, что выжигало настоящее. Они уже ничего не изменят. Никакие обстоятельства не вернут то время и те моменты, когда руки обжигала не зажигалка, а горячая кружка белого чая.
Вернувшись в комнату, Игорь осторожно уложил Олю на разложенный диван, пытаясь придумать, во что её можно одеть. Её вещи были на другой квартире, в которой она жила во время учёбы, чтобы не ездить далеко, поэтому пришлось достать свою футболку, что максимально закроет её тело. Такое манящее и беззащитное тело. Стяни это грёбаное полотенце и делай, что хочешь. Но это совсем не то, что хотелось.
Тут не может быть пошлости, потому что любовь к человеку измеряется в пакетиках чая, а не в упаковках презервативов. Игорь, возьми себя в руки. И Игорь берет. Игорь натягивает на почти спящую дочь футболку и приносит из ванны бельё, совершенно не решаясь одеть его на девушку. Потому что… Потому что мысли отравлены прошлым. Потому что голые ноги притягивали взгляд. Потому что она совершенно пьяная.
Александров устало садится на диван, рядом с Олей, осматривая её тело, укрытое белым хлопком.
Постельные сцены не бывают пошлыми, если там чувствуется трепет.
Оля не спит. Оля сидит на Игоре, пытаясь совладать со своим телом, но выходит лишь прижимать его тёплые руки к своим рёбрам, поднимая футболку вверх. Обжигающий шёпот прямо на ухо. Пьяный шепот.
— Ты хочешь меня? — риторический вопрос, который ничего не значил.
Глубоко вздохнув, мужчина попытался отстраниться, убрав руки, которые с осторожностью сжимали напряжённую грудь дочери. Отвлечься. забыть всё. забыть прошлое. Где-то в системе произошёл сбой. Он не может. Он не хочет. Он насильно укладывает девушку на спину, в попытках сдержать в себе желание вгрызаться во влажную шею и оставлять красные следы.
Спустя несколько минут уговоров, Ольга всё же сдалась и позволила укрыть себя пледом, закрывая глаза. Это чувство, оно накрывает с головой. Оно заставляет дрожать и не от холода. Не вспоминай жар её внутренностей. Не вспоминай нежности её губ. Не вспоминай вкус и запах. Игорь, покури.
***
Чайник вскипел. Кипяток в кружку, две ложки кофе, ибо заснуть уже не получится. Взгляд на часы — пять утра. За окном всё ещё темно, а на душе всё ещё что-то отчаянно болит. Скребется, словно кошки, вживляют в тонкие стенки острые когти, разрывая грань между здравым смыслом и полнейшим безумием. Девушка, оттягивая футболку вниз, чтобы прикрыть голые ноги, вползла на кухню, придерживаясь за голову. Она с сомнением осмотрела кухню и, видя на столе стеклянный бокал, села на стул, пытаясь хоть что-то вспомнить.
— У нас… — начала девушка, понимая, что на ней сейчас футболка Игоря.
— Ничего не было. — коротко ответил Александров, отпивая горячий кофе, ощущая, как он стекает по пищеводу.
От этого стало легче. От этого совершенно не хотелось плакать. Или хотелось. Что они делали, если бы вновь переспали? Если бы вновь запустили этот вечный круговорот «забыть-вернуться-забыть»? Оля бы жалела. Оля бы снова уехала куда-нибудь на Север, пытаясь заморозить чувства и утопить в океане. Оля бы снова не звонила несколько недель. Оля бы снова стала прежней.
Отпив немного чая, девушка продолжала вспоминать ночные события. Ванная. Тепло. Руки на волосах. Отчётливый запах абрикоса и кофе. Мокро. Стыдно.
— Прости, я не хотела…
Девушка оправдывалась, но Игорю не нужно это. Ему нужно было проводить дочь обратно на свою квартиру и вернуться к жене, которая скоро приедет с ночной смены. Она не должна видеть Олю тут. Она уже что-то подозревает. Она сходит с ума. Их семья рушится и уберечь её от этого уже нельзя. Почему бы не разрушить окончательно? Александров не знал, но знал, что нужно помочь Оле одеться.
Вещи в рюкзак. Деньги, на всякий случай, в карман. Последний взгляд глаза в глаза. Долгий. Затяжной. Болезненная улыбка. Она вернётся ещё раз? нет, не вернётся. Никогда не вернётся. Её запах больше не пропитает футболку и подушку. Она больше не оставит чашку на столе, запираясь в своей комнате с телефоном в руках. Нужно что-то сделать. Что-то на память. Пока ещё родные. И Игорь делает.
Игорь целует.
Целует дочь в губы, стирая её слёзы с щек ладонями. Не плачь, Оля. Это временно. это пройдёт. Начнётся день. Долгий. Полярный.
Она больше не смотрит ему в глаза. Не смотрит, потому что тогда не сможет уйти. Потому что тогда снова ответит на поцелуй. Потому что тогда заплачет снова. Она не смотрит на него, а он провожает её взглядом из окна ещё несколько минут, ощущая, что стало легче. Да, так будет легче.
Ветер в лицо, музыка в голове, вкус поцелуя на разбитых губах.
Возвращайся домой, Оля.
Сердце нормально, но остался след от укуса.
