Perfect body

Проходит месяц — довольно-таки большой срок. В итоге все оказывается действительно не так плохо, как Боунс представлял. Если не считать того, что теперь у его тела есть грудь и нет члена, остальное так, уже детали. Кристина Чапел встречает его так, словно видит в Эбигейл Вару Леонарда Маккоя даже через призму пола. Они быстро срабатываются, как и прежде, а Кристина оказывается действительно доброй и милой, хотя раньше Леонарду казалось, что она просто двуличная. Что ж, под женским углом зрения все выглядит немного иначе. Офицер Маркус и еще некоторые девушки из научного отдела за первую неделю три раза зовут его принять участие в девичнике, но он молчит. На четвертый же раз отшучивается, что собеседник из него слишком нудный и противный, однако на самом деле он просто не хочет напиться с горя в компании девушек, потому что кто знает, чем это может закончиться. Ему не нужны потом грязные сплетни о его манере пить или, чего еще хуже, о том, что глава медотсека является поклонницей беспорядочных половых связей. И с женщинами в том числе. Члены экипажа (в большинстве своем девушки и женщины) в кафетерии вечно подсаживаются и хотят узнать об Эбигейл Вару чуть больше, чем всем известно из ее досье, зовут поболтать, обсудить сплетни, но мисс Вару имеет выдержку и раз за разом отказывается от приглашений, недвусмысленных намеков и предложений девичников — настолько серьезно Леонард становиться женщиной не собирается, надеясь, что все пройдет само. Как доктор он понимает, что все уже «само не отвалится», что нужно искать пути решения проблемы, но известных ему, кроме хирургического вмешательства, на которое он пойти не готов, нет, и поэтому он терпит. Терпит не слишком-то удобное белье, дурацкую форму, предвзятое отношение со стороны некоторых мужчин. Терпит он и первые критические дни, постоянно вкалывая себе обезболивающее и седативные, потому что ему кажется, что хрупкая мисс Вару вполне может кого-то убить во время менструаций от боли в спине. Он молится, чтобы его перевоплощение в свое тело произошло до начала следующего цикла, но на самом деле знает, что торчать в этой оболочке придется еще порядочно. Жить женщиной становится не сложнее в физическом плане, но несколько труднее в эмоциональном, потому что порой на Лена накатывают такие эмоции, от которых хочется лезть на стенку и выть, а он даже не может их подавлять. Но постепенно ему начинает нравиться это тело, и он принимает его — как принимает и черты лица, полноватые бедра и руки, плавную линию талии, грудь и все остальное. Он не чувствует тяжести в ногах, как раньше, и тупой ноющей боли в голове, хотя по вечерам неизмнно выпивает. А потом Маккой решает обследовать свое новое тело трикодером, и когда компьютер выдает ему биологический возраст «25» и «полное физическое здоровье», Леонард еще и прыгать от радости почти готов — шутка ли шагнуть на семь лет назад в молодость. И если это не магия, тогда он не знает что. Почти все в медотсеке, да и вообще на корабле почему-то удивлены тому, как легко и быстро Эбигейл Вару вошла в должность, как ей все легко удается и вообще, с какой жалобой не загляни в лазарет, она творит чудеса, словно фея. Она мало причитает и не ругается, мило улыбается и говорит спокойно, а не взвинчено. Вару знает у кого какая аллергия, наизусть запоминает из одной лишь медицинской карты болячки некоторых энтерпрайзевцев и всегда безболезненно проводит все процедуры. Когда к ней спустя две недели работы заходит Ухура и говорит, что мигрень не дает ей спокойно спать, Эбигейл выписывает ей лекарство и обещает, что станет легче уже на следующий день. Легче действительно становится; в благодарность за это Ниота оставляет у нее на столе записку «Вы отличный врач, Эбигейл, благодарю» и коробку земных твиксов из личного запаса. Это так по-детски смешно и забавно и вовсе не похоже на Ниоту, которую знает Маккой, но ему от этого жеста становится приятно. В тот день Леонард впервые проводит вечер в каюте не со стаканом виски в руке, а с чашкой чая и сладостями. И это ему действительно нравится. Однако есть на этом ярком небе карьеры Эбигейл Вару и неуместное облако. И его зовут Джеймс Кирк. Почти за месяц капитан ни разу не заходит в лазарет, не требует отчетностей или статистик, не интересуется на месте ли все лекарства. В столовой он нарочито подальше садится от Вару и практически за рукав держит Скотти, который каждый раз порывается подойти и поговорить с обворожительной (по его и не только мнению) начальницей медицинской службы. «Это просто преступление, капитан, посмотрите на нее — пожалуй, самый загадочный персонаж на борту, а вы даже не разрешаете узнать есть ли у нее мужчина, может, вы лишаете меня любви!» Но эти доводы на Джима совсем не действуют. Зато действует Эбигейл Вару. Прямо ему на нервы. Первые десять дней после ее назначения кают-кампания гудит как хренов улей, и Джиму начинает казаться, что других тем для обсуждений на борту уже не осталось вовсе. Он лишь фыркает на рассказы Сулу или Спока о том, что мисс Вару действительно профессионал и вполне заменила своего ушедшего в отставку кузена, и буквально испепеляет ее взглядом всякий раз, когда та проходит мимо. Джим доверяет свои мысли вулканцу. Советчик из Спока по такой части не очень, но друг он что надо, и это хоть как-то держит Кирка на плаву. Он говорит, что желал бы выйти на связь с доктором Маккоем и поинтересоваться его нынешним состоянием, но всякий раз старпом успокаивает его чем-то из серии «Он обязательно свяжется с вами, когда пойдет на поправку или же его состояние будет стабильным». Чушь. Джим знает, что Маккой на связь уже не выйдет, он чувствует, что никакой истории с военным госпиталем нет, но вот беда — доказать это никак не может, потому как все документы мисс Вару чисты, как и ее служба на корабле Федерации и до него. Однако для успокоения Джиму этого мало, и почти каждый день он пытается или связаться с Маккоем или пишет на падд своему лучшему другу, хотя и знает, что не получит ответа. Он ловит себя на мысли, что это просто мазохизм, писать в пустоту, тратить время и не получать ответа, но его все равно не покидает надежда, что однажды его падд замигает входящим сообщением, ведь люди просто так не исчезают. Он отправляет в архив Леонарда десятки сообщений, наполненных и гневом, и трепетом и сомнениями, и верой, и еще признаниями. Потому что вот сейчас, оказавшись далеко-далеко от Боунса, он наконец осознает его цену в своей жизни, его важность и значимость, его… близость Джиму. Ближе доктора в академии и после у него никого не было. Тот всегда был рядом и спасал его задницу, поддерживал, ругал и буквально воскрешал. Однако версию со смертью Маккоя Джим отвергает, потому что в таком случае Федерация устроила бы самые пышные похороны, чтобы все могли отдать почести, и это его хоть как-то успокаивает, Лен жив. Первые три дня он порывается написать бывшей жене Маккоя, но затем понимает, что это совершенно ни к чему, Боунс уже взрослый мальчик, и раз он посчитал правильным вот так вот исчезнуть… И хотя Джим скучает по дружеской трепотне и разговорам, скучает по успокаивающим советам и объятиям, Джим так же ненавидит Боунса. За то, что сначала лгал о здоровье, а потом ушел, пропал. И, пожалуй, ненавидит так же сильно, как и Эбигейл. Но порой он ловит себя на мысли, что не может по-настоящему испытывать такую ненависть. Это что-то другое. В голове у Джима такая мешанина, что ночами спит он через раз, ест черти что, даже не разбирая вкуса, литрами пьет кофе из репликатора и однажды на общем обеде в столовой получает в свою сторону громкий упрек все от того же Скотта: «Не ведите себя как дурак, капитан, скоро будете засыпать на ходу, поешьте что-нибудь нормальное. Вот видел бы вас сейчас мистер Маккой…» Джим не дает договорить ему, громко поставив кружку с кофе на барную стойку, заявляет, что «мистера Маккоя нет, как видите» и возвращается на мостик, не закончив перекус. Больше Монтгомери не позволяет себе затрагивать тему про Боунса или же делать ремарки о режиме и питании Джима. Леонард живет спокойно и в целом доволен завоеванным статусом. Он как и раньше шлет Джоанне сообщения и пожелания доброй ночи, пишет о своих трудовых буднях, и поэтому у его бывшей или дочери не возникает подозрений, девочке и не обязательно видеть папу чтобы знать, что он ее любит. Проблему же с Джимом Лен не осмеливается назвать войной, но что-то тут явно не чисто, да и поведение друга серьезно напрягает Боунса, ведь тот почти всегда раздражен, действительно выглядит уставшим и недовольным. Но это и не удивительно — отныне Джим Кирк в черном списке контактов главного врача, который игнорирует входящие на падд сообщения, даже не открывая диалог. Иконка у значка почти беспрерывно мигает, показывая 34 пропущенных сообщения, но Леонард только сжимает губы и возвращается к работе, не собираясь ничего читать. У Эбигейл Вару нет времени на это. Боунса, однако, раздражает напряг в общении Джима с мисс Вару, и поэтому когда к нему в кабинет после смены заходит обеспокоенный Скотт и рассказывает о легком недомогании капитана — хотя вы знаете, доктор, он скоро в скелет превратится, и вообще дерганый, все почти шарахаются — Леонард без раздумий решает пойти и провести с капитаном профилактическую беседу, собрать анамнез и, возможно, заочно уладить конфликт. Потому что улавливаемые им чуть ли не за километр негативные вибрации в свою сторону реально мешают спокойно жить. А еще больше Маккоя бесит то, что ему не наплевать на мнение капитана и то, что он реально переживает за Джима. Впрочем, как и всегда. Он стоит с медицинским чемоданчиком в руках у капитанской каюты и терпеливо ждет, хотя по сути не обязан проводить здесь свое личное время. Ведь по уставу жалоба, поступившая не напрямую от больного, актуальна лишь в ситуациях с младенцами и детьми на борту, а Джиму Кирку уже вроде как двадцать семь, и он под данное описание не подходит. Дверь резко отъезжает в сторону перед лицом Боунса, и он видит за порогом недоумевающего стоящего в пижаме Джеймса. На лице у мужчины нескрываемое отвращение, но и заинтересованность происходящим присутствует. Боунс только от одного вида друга делает вывод, что у капитана серьезные загоны. — Мисс Вару, чем обязан в столь поздний час? — Корабельное время 2033, — отвечает Эбигейл, бросив взгляд на наручные часы, — и это плановый обход, — врет доктор и после этого делает наглый и решительный шаг в каюту. — О котором я ничего не слышал? — Джим закрывает дверь и складывает руки на груди, опираясь о дверной косяк. — Что ж, возможно, если бы вы чаще просматривали мои отчеты, то знали бы о всех плановых медицинских мероприятиях на борту, — язвит Эбигейл, включая трикодер. Джим кривится. — Давно ли по уставу осмотр членов экипажа происходит в личное время? — интересуется Кирк, когда Вару садится на его кровать и начинает сканировать комнату на показатели влажности и температуру воздуха. Возникает желание прогнать женщину, тем не менее он этого не делает. — А мне говорили, вы не из тех, кто свято блюдет устав, — язвит Маккой и еле сдерживается, чтобы не отругать идиота-Кирка. В комнате холодно и сыро, тут кто угодно захворает. — Пожалуй я недооценил вас, язычок у вас что надо. Эбигейл моментально краснеет, а вот Леонард задумывается, пытается ли с ним сейчас Джим флиртовать в своей придурковатой манере, на которую, однако, ведутся почти все девушки, или же просто язвит. Боги, только бы язвил, потому что испытывать на себе силу обольщения Джима он ну никак не хочет. — Нет никакого планового осмотра. Это ведь Скотт вас ко мне направил, да? Повисает тишина, доктор вздрагивает, но на вопрос отвечать не собирается. Эбигейл поднимает голову от экрана и бросает вопросительный взгляд на Джима. — Капитан, я не могу ничего узнать о вашем состоянии, если вы находитесь в трех метрах от меня и чураетесь, как зараженную бубонной чумой. Прошу, подойдите, и я проведу диагностику вашего организма. Какая же она до отвратительного-профессиональная, не то что ее кузен «Хэй, тащи сюда свою жопу, мне нужно подлатать тебя», такая вся идеально-правильная и хладнокровная, как ледышка. Маккой был веселее, даже когда хмурился. Впрочем, это сам Кирк запустил цепную реакцию. Джима коробит, но он делает несколько шагов вперед, садится почти вплотную к Вару и разрешает той занести над его головой руку. И рука эта ощущается как Дамоклов меч. От Вару прет теплом в буквальном смысле, но Кирк только вздрагивает, глупая какая-то ситуация. Ему не пять и он не болен гриппом или ветрянкой, обычное недомогание, ну разве этим кого удивишь, с чего вдруг такое внимание? «Плановые осмотры» не проходят в личное время, и он это прекрасно знает. — У вас просто отвратительные биоритмы, капитан, — выдает Эбигейл, убрав руку и теперь изучая показания трикодера на падде. — Вернее, полный сбой в их работе, я прямо-таки вижу как ¾ времени для отдыха вы тратите впустую, подозреваю даже, что пьете много алкоголя, да и питаетесь неправильно, посмотрите, пищеварительная система у вас уже на пределе… Джим сидит молча и слушает, опустив голову, как нашкодивший пацан. Наверное, ему даже немного и стыдно, хотя и голос у доктора вовсе не осуждающий, скорее очень спокойный и расслабленный, местами интонации один-в-один как у его Боунса. Леонард пытается сдерживать себя, максимально аккуратно и тактично подбирая слова, но потом все же срывается. — Что ж, и авитаминоз в придачу, как же это мило, — шикает Лен в теле Эбигейл и думает как же теперь нормализовать работу организма друга. — Капитан, скажите честно, вам просто захотелось собрать на себе сразу все невротические расстройства? Потому что заполучить столько проблем за раз… — Я бы попросил вас, мисс Ва… — Капитан, как лечащий врач на этом судне, я думаю, могу сделать вам выговор, — Эбигейл вздыхает и бросает на Джима беглый взгляд, полный разочарования, — вы себя запустили, сэр, откровенно наплевав на здоровье. В космосе и так тяжело оставаться здоровым, и почти треть экипажа так или иначе страдает от нагрузок; знаете, недосып, потеря аппетита, апатии, только вам вот все это к чему, я не пойму, — Вару выглядит уставшей. — Я здесь для того, чтобы поддерживать организмы экипажа в норме, иногда для более экстренных ситуаций, но они нам ни к чему. Вы уже вроде как достаточно взрослый человек, и потом, доктор Маккой говорил мне, что за здоровьем вы следите, однако- — Стойте, — Джим оживляется, — вы разговаривали с Боунсом, перед тем, как заступить на службу? — Разумеется, — внезапно слишком холодно отвечает доктор, а вот сам Боунс боится, что сейчас он проколется, потому что волнение выдаст его. Он так переживает за друга, так расстроен его халатностью, но ведь это Кирк, и тут все ясно. — Он передал мне личные дела офицеров первого состава и ввел в курс дела по общей ситуации на борту, — Леонард открывает протокол и начинает заполнять медицинские показания. — Скажите, капитан, головные боли вас мучают? — Д-да, — он кивает головой, соврав, и во рту у него пересыхает. Как так вышло, что Боунс говорил с Эбигейл и все ей рассказал, но не перекинулся и парой слов с ним, своим лучшим другом, перед тем как исчезнуть? — Тошнота? Головокружение во время варпа? Скачки давления ощущаете? Спазмы? Боль в суставах? — и голос такой официозный, как замогильный, отстраненный, хотя на самом деле вовсе не безучастный. Вару еще с десять минут мучает его, измеряя пульс, рассматривая зрачки и язык, а у Джима из головы никак не выходит это холодное «разумеется», и не отпускает даже когда доктор поднимается с кровати и делает последние записи. Эбигейл Вару на корабле уже с месяц, а Джим только сейчас решается рассмотреть ее. И чем дольше разглядывает, тем больше ему кажется, что она — просто копия Маккоя, но он старается отогнать от себя эти мысли, ведь он уже, скорее всего, выдает желаемое за действительное, однако игнорировать сходства просто невозможно. В лице и всей ее фигуре нет идеальных линий — как и нет в Боунсе, ведь это живые люди, а не отретушированные модели с обложки. У нее небольшой шрам на лбу почти у кромки волос, широкие ноздри и темно-розовые губы. Ей коротковаты рукава форменного платья, волосы в абсолютном бедламе, а еще на лице естественно красноватые щеки — то ли от волнения, то ли просто сосуды близко к поверхности кожи. Вару сутулится, стоит, скрестив лодыжки, нервно бьет пальцами по клавишам и часто моргает. «Это что, семейное, черт?» — думает быстро Джим и продолжает нагло и тупо пялиться на Эбигейл. От нее даже на расстоянии пахнет чем-то похожим на Боунса, но это, скорее всего, просто запах таблеток и шприцов, как и у всех медиков; хмурится она тоже, как и Леонард — со смешной складкой между бровей, и даже взгляд, этот чертов сосредоточенный взгляд кричит в подсознании Джиму об одном — Кирк чертовски скучает по Маккою, а его двоюродная сестрица кажется специально послана сюда, чтобы выводить капитана из себя. Он находит в лице Эбигейл знакомые черты своего друга и осознает — довольно, это слишком жестоко. Но Эбигейл и не собирается задерживаться слишком долго. Она говорит, что завтра назначит ему восстанавливающую терапию и делает упор на то, что марсианский эль (несколько бутылок валяются у Кирка на полу) — не лучшее средство для решения внутренних конфликтов. Эбигейл жмет ему руку со своим коронным сухим, но обворожительным обращением «Коммандер», которое он уже не раз слышал от нее, а затем выходит из каюты, развернувшись на плоской подошве туфель. В комнате становится теплее на четыре градуса и пропадает запах алкоголя, а в голове Джима что-то явно сдвигается с одной позицию на совершенно иную. Больше не пахнет и ненавистью. Утром же в кают-кампании медицинский дроид передает капитану коробку поливитаминов, предписания по питанию и настройке репликатора, а еще кучу информации про рекомендуемый распорядок дня и вред алкоголя, которую Леонард не поленился и отослал Джиму заодно и на падд со служебного компьютера (он ведь волнуется). Эбигейл Вару напоминает Джиму школьную добрую медсестру, и когда он принимает из рук робота таблетки, то невольно улыбается. А затем замечает, что его стена, осознанно выстроенная для девушки, занявшей место его лучшего друга, поневоле кирпичик за кирпичиком рушится. Вот и все, Джим Кирк, ты сдался, а значит и проиграл. А она даже не сделала ничего, чтобы тебе понравиться.