Весь этот джаз

Ладно. Боггарту Кингу часто не везло в самых простых житейских делах. И в эту пасмурную пятницу самый грозный гангстер города и штата с понуро-обречённым выражением лица месил тесто для пирогов в пекарне своей матушки. Когда он притащился, бледный и мрачный, как с похорон лучшего друга, Гризельда сбила с головы сына федору, стащила с его плеч пиджак и жилет, обрядила Богга в клетчатый фартук (и тут гангстер поблагодарил всех Богов за то, что мать не дала ему фартук полегкомысленней – в горошек и с оборочками) и пихнула к столу, где уже ждали яйца, масло и огромные пакеты с мукой и сахаром. Когда Богг закатал рукава и наклонился к потрёпанной кулинарной книге, чтоб прочитать рецепт, Гризельда ещё нахлобучила ему на голову поварской колпак. - Я оцарапаю им твой потолок, когда выпрямлюсь, - хмыкнул гангстер. - Всё должно быть по правилам! – нравоучительно отвечала пожилая дама. Когда-то давно, в Шотландии, в небольшом городке под Эдинбургом, его дедушка и бабушка держали прекрасную пекарню-кондитерскую-кафе. Их старшая дочь – Гризельда – должна была это всё унаследовать и передать во владение своему мужу. Но она встретила сына пекаря-конкурента, который в то время связался с контрабандистами, влюбилась в его наглую ухмылку и голубые глаза и сбежала с ним в Америку, когда родители обоих едва не пошли друг на друга войной, узнав, что их дети задумали тайно пожениться. Поженились они уже в Штатах. На деньги, которые захватили с собой. И открыли небольшую пекарню в неплохом квартале города. Затем их родители, примирившись с таким положением дел, выслали молодым ещё капитал, и пекарня-кафе расширилось и стало процветать. Но отец Богга не терял связей со старыми приятелями-контрабандистами и пополнял свой банковский счёт не только за счёт прибылей из пекарни… Так что, благодаря родителям, Боггарт Кинг умел работать с тестом. И сейчас он смирился. Ладно. День ударного труда, и он будет свободен. Вернётся в своё тёмное прокуренное убежище, где вновь нальётся виски. Или водкой. Все эти праздники, гулянки – не для него. Сухой закон отменили – его бутлегерские дела быстро зачахнут. А строить новый бизнес он уже не хотел. Зачем? Для чего? Для кого? Он напьётся и обрушится в тяжкий сон, как в душное подземелье. Если повезёт, кто-нибудь проберётся к нему в кабинет и прирежет. Или пристрелит… Богг считал, что вполне это заслужил. Ему так будет лучше… Странно, его руки вполне помнили, как управляться с мукой и яйцами. Сколько вбросить соли и сахара, как распарить изюм. Он мял, отбивал, снова мял упругое тесто, полосатое из-за коричных и маковых добавок, и начинал чувствовать некий скорбный покой... По радио кто-то пел тягуче о потерянной любви – у Богга сжало что-то в груди. Он ярко вспомнил, как кулинарил на кухне Марианны – пёк пирожки с ревенем и вишней. Его прекрасная Амазонка плохо готовила, но старалась научиться. И с готовностью записывала за ним рецепты: ореховый пирог, овсяные сконы, имбирное печенье… Тогда она следила за его руками и закусывала губу, озорно сверкала глазами, краснела щеками, напевала что-то. Ей явно нравилось то, как Богг обращался с тестом… наверно, ждала того момента, когда он начнёт мять её бёдра и грудь… её тело, нежное и податливое, цветом схожее с топлёным молоком, притягательная, как миндальная глазурь… Богг нервно сглотнул, замер, зажмурился, помотал головой, чтоб отогнать эти картины… слишком светлые и счастливые для него. Пальцы сжались в кулаки, по телу пробежала неприятная дрожь, как при лихорадке. С таким настроением он сделает для мамы горькое или ядовитое тесто… Он вытер руки о полотенце, достал из заднего кармана брюк фляжку, сделал один долгий глоток виски. Закусил изюмом, закрыл глаза, уперев руки в стол и ссутулившись так, будто ему на спину сбросили мешок муки в четыре пуда весом. Сердце нехорошо лопотнуло, и Богг стал дышать глубже, желая вернуть равновесие своему духу. И тут ему в затылок прилетело. Что-то мягкое – пах! И тут же окутало облаком белой пыли… муки! Кто-то бросил в грозного босса мафии шарик из теста! Конечно, это матушка! Кто ещё осмелится?! Увидела, как он вновь скис и запулила! Но он не намерен такое терпеть. С него хватит! Богг почуял, как гнев поднимается в нём, как закипающее молоко по стенкам кастрюли. Низко рыча, он повернулся и получил ещё мягкий снаряд – в лоб. Мука залепила гангстеру лицо, колпак слетел с головы. - Gu bheil na clachan, mo-om! /это было грубо, мам/, - проревел Богг и тут же затих. Потому что увидел: атаковала не Гризельда… - Tolla-thon! /Задница!/ – выпалила взъерошенная и очень злая Марианна Фэйфилд, яростно сверкая глазами, хищно скалясь, и запулила ещё один комок в босса мафии. Богг как раз открыл рот, чтоб хотя бы ахнуть от удивления, и тесто влетело аккурат туда, как бильярдный шар в лузу. Мужчина схватился за горло, отчаянно кашляя и пуча глаза. Ему показалось, что в груди у него всё загорелось от резкого перекрытия кислорода. Грозная Марианна, увидав, как удачно попала, сперва фыркнула, а потом уже не могла не расхохотаться, до слёз. Она была исхудавшая, бледная, измученная ранениями и лечением, со шрамами на правой щеке и на лбу, но Богг сразу заметил, что смех девушки не изменился: он был звонким и переливчатым. Микс рождественских колокольчиков и весеннего журчания воды. И глаза - они не изменились. Теплый искрящийся янтарь. Только там в глубине всё же мерцали капли боли, горькой, как сок алоэ... И в Богге всё вновь потеплело. Уже не из-за того, что лёгким не хватало кислорода. Хотя, и его тоже не хватало. Потому что он весь трепетал: с головы до ног, сердцем и умом… но ум кое-что напомнил в тот момент, когда бледные губы Богга потянулись было в устало-радостную улыбку… Эй, он ведь обещал Даггу Фэйфилду... Он откашлялся, стараясь вернуться к мрачной серьёзности: - Мисс Фэйфилд. Рад видеть. Но вам тут не место… Заметил гипс на ноге Марианны, костыль, на который опиралась девушка, и нахмурился еще больше, ощутив весьма болезненную вину. Она же затихла, смотрела с тревогой и нетерпением и дрожала. Ей явно было неудобно стоять. И, конечно, она жутко волновалась. Богг же жутко хотел её обнять. Только сейчас понял, что разрыв с Марианной разорвал и его самого, и какая-то часть его просто сгинула. - Я скажу Тони – он отвезёт тебя домой, - пробормотал, вновь сутулясь и отворачиваясь. Тут получил удар в плечо. Но уже не мягким тестом, а вполне твёрдой кружкой из нержавейки. Тут же возмутился: - Эй! - А не хочешь больше ничего сказать?! – выпалила мисс Фэйфилд...