Раздражающий фактор

Ри всегда бесила Сугуро. До дрожи в пальцах и сорванного голоса, с самой их первой встречи и всегда, наверное, до самого конца, пока один из них по неосторожности не сдохнет (от чего-то Рюджи уверен, что это будет именно он, потому что Окумура дурочка, а таким, как известно, везет). Рюджи приходит в ярость каждый божий раз, когда Ри, в уже привычной манере, засыпает на плече Шиеми под монотонный голос учителя. Как, черт побери, в ее положении можно быть такой безответственной и столь наплевательски относиться к учебе? Сугуро до зубного скрежета раздражало, что домашнему заданию она предпочитает очередную слезовыжимательную мангу, словно все, что происходит в академии, зачеты и экзамены, не имеет абсолютно никакой силы в иерархии ее сознания. Рюджи не желал понимать такого отношения, у него была мечта, цель — он стремился, в то время как Ри спала, пропускала все мимо ушей, но все равно, по какой-то неведомой миру причине, всегда оказывалась на шаг впереди Сугуро. И дело тут не в замолвленном слове директора или синем пламени Сатаны - Рюджи знал это, дело в способностях. Наверное, поэтому он с затаенной ненавистью наблюдал, как длинный черный хвост с пушистой кисточкой плавно, в такт мерному дыханию, раскачивается в воздухе. Влево — вправо. Ровно до тех пор, пока увесистый учебник по фармакологии не прилетает в лохматую голову, точно отправленный братом Ри, Юкио, когда та начинает бормотать во сне, мешая вести урок. Окумура часто говорит во сне, это Рюдзи тоже знает. Когда ей снятся битвы, до слуха Сугуро долетают обрывки каких-то очень пафосных речей, посвященных победе над очередным мировым злом и, скорее всего, обращенных к воображаемым толпам своих последователей. Этим мыслям Рюджи лишь улыбается и с утра подшучивает над девушкой. Та непременно краснеет, но делает донельзя геройскую моську и принимает нелепую, но очень важную позу, которой не хватает только развевающегося сзади плаща. Бывает, что сновидения Окумуры посещает отец, с которым они долго разговаривают о жизни. Сугуро не может уловить полное содержание их диалога, потому что Ри то затихает, то снова начинает ворочаться и бормотать. Рюджи, вслушиваясь в отрывки реплик девушки, каждый раз поражается тому, как в этом общении одновременно может укладываться и дерзость, навеянная юношеским максимализмом, и нежность к покойному отцу. О таких снах они не говорят, Рюдзи не поднимает болезненную для Ри тему, не желая бередить старые раны. Слишком много новых, в том числе и тех, что оставил сам Сугуро, чтобы вспоминать еще и прошлую боль. Он предпочитает делать вид, что ничего не слышал, а сладко и крепко спал, зарывшись лицом в ее пахнущие апельсинами, вечно растрепанные волосы. Только Ри знает: он не спал, потому что он всегда засыпает поздно ночью, когда Окумура досматривает уже десятый сон, и просыпается на несколько часов раньше, чтобы успеть сделать все свои утренние дела. Ри благодарна за эту чуткость, которая так не свойственна Сугуро. Он мало что понимает в чувствах и слишком часто переходит все дозволенные границы. Они часто ругаются, порой даже дерутся, потому что Рюджи вспыльчив и несдержан, а у Ри далеко не женский кроткий характер, ей не присущи скромность и покорность. Только за подобную чуткость по утрам, за эту молчаливую заботу она готова прощать Сугуро вспышки ненависти и раздражения. Это Рюджи тоже знает. Случаются и совершенно иные ночи, когда непролазные дебри мыслей Ри приводят ее в то место, что полностью посвящено Сугуро. В эти часы Рюджи не смыкает глаз, с замиранием сердца вслушиваясь в тихое бормотание. Окумура никогда не говорит про то, что скрывается на самом дне ее души, всегда, словно боясь удара, оставляет часть своего сердца скрытой. Она не пускает туда никого, даже Рюджи, как бы он не бился в эти двери, они всегда остаются закрытыми, словно подчиняясь непреложному закону, созданному своей хозяйкой. Сугуро думает, что это от долгого одиночества, которое сопровождало Ри на протяжении всей ее жизни. Поэтому Рюджи остается только слушать, ловить каждое слово, боясь упустить хоть звук, чтобы наконец приоткрыть занавесу тайны. Как иначе он смог бы узнать, что Ри, например, ревнует его к Кагуре, хотя у него и в мыслях такого не было, или что она очень любит, когда Рюджи курит, а ворчит только для красоты картины, чтобы не казаться безразличной. Это тоже невыносимо бесит в ней Сугуро. Наверное, бесит столь же сильно, как и абсолютная наивность Ри. Рюджи всегда поражался, как можно быть настолько несведущей в самых основах человеческой жизни и так легко доверять людям, которые совершенно не ценят ее доброты и самоотверженности. Как можно не понимать столь элементарных вещей? Ри сама позволяла собой пользоваться, поэтому Рюджи злится, приходит в бешенство, наблюдая за грустными, виноватыми глазами девушки, которые она пытается спрятать за синей челкой, в то время как Сугуро ее отчитывает. Весь ее вид в эти минуты твердит о раскаянии, от чего запал у Рюджи быстро кончается, и он остывает, присаживается рядом с девушкой, ловя медленно подметающий пол хвост, потому что негоже ему служить веником. На следующий день Сугуро хорошенько дает по роже тому ублюдку, что посмел воспользоваться добротой и наивностью его Ри, которая до сих пор искренне удивляется (как в первый раз, ей богу), что обидчик на коленях приползает просить прощения, и даже не замечает его косого взгляда на Сугуро и очень красноречивой разбитой физиономии. Окумуру никогда не волновали такие мелочи жизни. Глупая, она верит в чужое раскаяние и даже уверенно приводит это Рюдзи как доказательство того, что не все люди так уж плохи. Сугуро лишь молча кивает, делая вид, что согласен с ее словами, он не хочет ломать ее веру. Он не хочет ломать ее, пускай она и бесит его неимоверно. Бесит с этим ее хвостом, которым Ри важно размахивает во все стороны и из-за которого ей приходится носить брюки так низко, что еще немного и станет видно соблазнительную ложбинку между ягодиц. Иногда почти всегда Сугуро хочется подойти и натянуть ей брюки до самых ушей, потому что все интимное может видеть только он, а не какой-нибудь Шима, который уже давно засматривается на подтянутую попку его девушки. Рюдзи с ума сходит, когда эта засранка перегибается через парту, и все мужские взгляды устремляются на нее, на ее ноги и оголивщуюся поясницу. В этот момент Сугуро хочется закрыть ее где-нибудь и хорошенько наказать. Только за столько времени Рюджи давно понял, что Ри не считает себя объектом мужского обожания и не замечает чужих взглядов — ругаться было бесполезно. И это раздражало еще больше. Только Рюджи было позволено желать ее тело, лишь ему одному, а тот, кто все же пытался распускать руки, оказывался с переломом этих самых конечностей, иногда даже с двойным. Сугуро никогда никому не позволит прикоснуться к Ри так же, как он делал это сам. Хотя Рюджи прекрасно понимал причину этих взглядов, но не мог их оправдать. Тяжело сдержаться, но он и не сдерживался. Когда они были наедине, и Ри точно также соблазнительно наклонялась над столом в своих коротких домашних шортиках, Рюджи мог позволить себе вольности. Тогда вся готовка Окумуры летела к чертям, а кухонный стол использовался не по назначению. Впрочем, она всегда сопротивлялась только для вида, а Сугуро был вполне не против получить свой ужин подгоревшим, оно того стоило. Стоило этих стонов, жарких поцелуев и быстрых движений. Стоило даже того ненавистного хвоста, прижимающего его к Ри сильнее. Знал бы кто, как Окумура всем своим существом раздражает Рюджи, никогда бы не поверил, что они и правда вместе. Просто Сугуро не был готов отпустить ее при всех раздражающих факторах. Потому что она принадлежит ему и никому другому. Потому что он любит ее.