Тёмные истории

      Рейнальд не мог даже предположить, насколько хитрым и жадным может оказаться Смотритель – растрезвонил на всю округу о проводимом Турнире стрелков, победа в котором может принести заветный Кубок Смотрителя и кругленькую сумму золотишком. Естественно, победитель будет только один, а за участие полагалась плата, да и чтобы добраться до города, нужно было оплатить поездку в дилижансе, часть доходов которой, естественно, загребал хитрый Смотритель. По меткому замечанию крестоносца, ещё не в конец из ума выжил, либо выжил настолько, что в своём безумии обрёл гениальность...       И вот теперь, спустя несколько дней, кто своим ходом, кто на телегах, а кто в дилижансе добрался как раз к началу турнира. Это был действительно неплохой ход – для кого-то возможность посмотреть, что их может ждать или возможность присмотреть новых рекрутов, для кого-то показать свои навыки и возможности, кому-то привести товары на продажу, а кому-то загрести хорошую сумму из чужих карманов и кошелей, честным или не очень путём. Соперничество питает мастерство и уверенность – острейший глаз и точная рука одержат победу в турнире, а победитель получит заветный кубок и звание чемпиона.       Народу набралось полно – кто ехал на телегах или шёл пешком из ближайших ещё не вымерших и неистреблённых деревень, а кто-то добирался на дилижансах. Город наполнился всех мастей стрелками, лучниками, метателями дротиков и копий, кого только не было. Вагончик кочевников развернул целую ярмарку и многие уже столпились у окошка, чтобы купить очередную безделушку у торговки.       Три больших мишени поставили около памятника в ряд, каждый из участников турнира заботился о своём оружии и боезапасе сам вместе с платой за возможность совершить три выстрела, дополнительные попытки не предусматривались. Стрелять можно было или в одну иди во все три мишени. Победителем считался счастливчик, попавший в три "десятки" – в самый центр, в "яблочко", при условии, что он будет один, иначе должна была последовать дуэль лучших, по мнению Смотрителя.       Множество стрелков уже совершили свои попытки, однако большинство могли поразить не больше "восьмёрки", и Смотритель уже начал задумываться о том, чтобы уменьшить критерии для победителя. Среди же ветеранов, да и других членов экспедиций, по сути, стрелков, как таковых, не было. Впрочем, привлечённая скоплением народу и уже изрядно прибарахлившаяся чужими кошелями Ботин заглядывалась на мишени. Дисмас, в последнее время зачастивший в аббатство, а именно на молитвы, так же не преминул заглянуть на сборище народу.       - Давай, кто лучше? – лукаво предложила мародёр.       - Так ты ж не стрелок? – хмыкнул разбойник. – Хотя... метательница...       - Так и ты не совсем стрелок, но мы и не на кубок. На спор. Скажем... ставка на выпивку?       - Бочонок вина, - предложил Дисмас.       - Ты же не пьёшь. Или...       - Им раны промыть можно. Или выпарить. Какая разница, или не спорим?       - Твоя правда. Спорим!       Дисмас стал на позицию, выставив вперёд и сделав упор на левую ногу, правую руку завёл за спину, большим пальцем левой взвёз курок, прицелился. Громкий хлопок вместе с облачком дымом и из дула на огромной скорости вылетел шарик, пробивший мишень.       - Пристрелка, - заявил он, вроде как оправдывая попадание в "шестёрку". – Пристреляться сначала надо.       Та лишь усмехнулась в ответ. Затем он извлёк из-за пазухи ещё два пистолета и повторил всё то же самое, но чуть быстрее и, под радостные восклицания попал в две "десятки". Ухмыльнувшаяся мародёр стала перед чертой, приготовив в левой руке три кинжала. Первый был брошен, однако второй оказался вытащен из зажатых пальцев и отправился в полёт значительно быстрее и точнее, а третий и вовсе был брошен едва ли не в след второму. Первый застрял на отметке "восемь", второй в "девятке", а третий точно выбил десять очков, угодив в самый центр.       - Одно очко, - подленько и мерзопакостно захихикала Ботин. – Сам цену предложил.       Дисмас же лишь передёрнул плечами, не отрицая своё поражение. К подобным моментам и вообще, к любым поражениям он относился скептически, к очередной пройденной ступени бесконечной лестницы куда-то в неизвестность.       - Видать, ей ещё и кубок придётся отдать, - пробурчал Смотритель едва ли не в ухо Рейнальду, наблюдавшему за соревнованием, обдав не свежим дыханием полного гнилых зубов рта. – Хоть бы не сорвала ничего...       Время шло, а результата лучше, чем у мародёра добиться ещё никому не удалось; по толпе пошёл ропот, мол, она не стрелок, и девушка незаслуженно получит кубок, да и звание победителя. Однако ситуация разрешилась сама собой и вполне неожиданно.       На площадь явилась смуглолицая девушка, чьи длинные, поддерживаемые банданой на лбу волосы были заплетены множеством кос. Пластинчатый панцирь и горжет, наплечники и наколенники да сапоги и короткие пузырчатые шоссы. Одна перчатка кожаная для взведения и работы с арбалет, другая из кованого металла, крепкая, чтобы удержать орудие труда от мощной отдачи, на поясе висел колчан с болтами. На плече при помощи ремня был закреплён большой, тяжелый арбалет. Уверенным шагом она приблизилась к стойке для стрельбы, своим величием и решимостью заставила толпу расступиться перед ней. Протянула устроителю турнира плату, решительно скинула своё оружие с плеча, натянула тетиву, взвела. Раздался щелчок, звук выпрямленной тетивы, отработанным движением она снова натянула её, вложила в углубление болт и повторила – взвела и выстрелила. И ещё раз совершились отточенные до автоматизма, до рефлекторных повторений действия, обязательно.       От увиденного Дисмас присвистнул, а Ботин лишь хмыкнула, скрестив руки на груди, в конце концов, ведь она спорила только с разбойником, уговор о большем не шёл. Три выстрела – три "десятки".       - Я хороша, чёрт возьми!       - Кажется, победитель выявился сам собой... – довольно ухмыльнулся Смотритель, сгребая все полученные за турнир деньги в кошель. – Получи заветный Кубок смотрителя!       Народ постепенно начал расходиться, хотя остались ещё люди, желавшие что-то прикупить у торговцев, караванщиков и фермеров, да выпить пива или вина или остаться на вечернюю молитвенную службу. Победительница же задержалась у мишеней, которые, скорее всего, уберут лишь на завтрашний день – распоряжавшийся данным мероприятием Смотритель, скорее всего, уже изрядно пьян от счастья и радости столь огромной полученной суммы.       Рейнальд очень часто задумывался – что же ведёт женщин в лоно войны? Судя по броне, да и оружию, она не была "полковой женой", кампен-фрау, сопровождающей армию наёмников для безнаказанного мародёрства на поле боя. Наёмничьи бригады очень щепетильно относились к контрактам и репутации банды.       Уистра приехала в город почти через месяц после его собственного приезда, и к арбалетчице очень многие относились как к девчушке, а не половозрелой барышне, наверное, из-за её частых плачей. Впрочем, случалось ей рыдать лишь по одному поводу – кто-то в походе с ней погибал. Сначала та катастрофа с антикваром, потом Сиошес, затем Пиквини. Никто, и уж тем более Рейнальд не винил девушку в смерти товарищей, однако сама себя она ругала очень долго и проклинала как никого другого. Но если ситуация шла не столь плачевно, Уистра превращалась в безотказную машину смерти, пуская болт за болтом в любую тварь, встреченную на пути. Из колеи её могло выбить лишь серьёзное ранение товарища, и тогда, если целей чуть ближе вытянутого меча не было она бросалась к раненному со срочной, но умелой и качественной перевязкой.       - Хорошая стрельба, - ответил крестоносец, подходя к занятой монотонной рутинной вознёй арбалетчице.       - Ага, спасибо, – отстранённо ответила Уистра, занятая своим орудием. – Есть новости?       - По поводу чего? – поинтересовался Рейнальд.       - Оу, Рейнальд. Прости, отвлеклась, - Уистра убрала в сторону арбалет. – Караванщики обещали достать хорошую тетиву из конского волоса. Я рада, что Бордетта вернулась.       - Это было... неожиданно для нас всех.       - Как там Ботин? Вы, кажется, сблизились. Это было ужасное нападение...       - Лучше, чем в первые часы после ранения, - выдохнул крестоносец. – Я вот о чём хотел спросить...       - О том, что я такая плакса? – уничижительно усмехнулась арбалетчица.       - Плакать, тем более из-за смерти товарищей вовсе не зазорно, - заявил Рейнальд. – Я видел, как взрослые, не отличающиеся сентиментальностью мужчины, рыдали над телами павших товарищей. Смерть – всегда ужасно.       - Тогда о чём же? – удивилась девушка.       - У тебя великолепная броня, защищающая и от стрел и от меча с копьём. Ты настоящий воин, у тебя выправка истинного солдата. Но ты...       - Девушка? Ремесло не выбирают, не в моём случае уж точно. Выбор у меня был не велик – сдохнуть, быть изнасилованной или выжить и сразиться за свою жизнь. Я выбрала последнее, - Уистра осторожно погладила кромку арбалета. – Милисента всегда со мной, я забочусь о ней, словно она – моя родная дочь. Наверное, это чертовски глупо...       - Это очень трогательно на самом деле. – Крестоносец немного вытащил меч из ножен, - мой Крестовый поход практически всегда со мной.       - Крестовый поход... я слышала истории полные ужасов о нём. Пережить его... наверное, нужно быть очень сильным, смелым, отважным и целеустремлённым, несгибаемым человеком. Таким, как ты, Рейнальд.       - Но, судя по твоим отточенным навыкам, ты умелая воительница, повидавшая не один конфликт. Так что же привело тебя на тропу войны? – поинтересовался Рейнальд.       - Танец войны, я предпочитаю это так называть. Мой девиз прост – "Стреляй, бинтуй и грабь". Лишь благодаря ему я до сих пор жива...

***

      Ночь тёмным крылом укрыла грешную землю, когда маленькая Уистра спала в своей маленькой кроватке. Сон её был прерван глухим стуком двери и озарившемся светом за окном множества факелов очень злой толпы. В дом, держась за окровавленный живот, с огромным трудом вошел отец и едва не упал, удержавшись на ногах лишь благодаря подвернувшемуся под руку столу, заплевав его кровью.       - Папочка! – девочка вскочила с кроватки, прихватив мягкую игрушку-зайчика.       - Ох, девочка моя... – мужчина тяжело дышал и захлёбвался кровью, - они так... нетерпимы к нам... маврам. Даже после всего... что я сделал для... них.       - Папочка, мне страшно! – закричала маленькая Уистра, вцепившись своими малюсенькими ручонками в окровавленную рубаху отца.       - Боюсь, что мне придётся... уйти. К твоей маме... Милисента. Прости меня...       За окном свет факелов мерцал всё сильнее и стёкла дребезжали от стучащих по стенам дома вил, тяпок и кос.       - Но... ты должна бежать, маленькая моя, – мужчина вырвал из рук плачущей дочери игрушку, и на Уистру накатила волна истерики, однако та закончилась, когда в маленьких ручонках оказался арбалет. – Он... у него нет имени. Пока что. Но он... спасёт твою жизнь. Он защитит тебя... Я вложил в него душу.       Отец крепко обнял дочь и коснулся окровавленными губами её лба, понимая, что видит Уистру в последний раз, из-за чего не мог сдержать слёз. Оставить её одну – что может быть ужаснее для любящего отца? Ужаснее – послать её на верную смерть, оставить здесь, в их маленьком домике на окраине леса, около могилы любимой жены и матери, умершей во время родов.       - Беги... малыш... – мужчина помог девочке выскочить через окно, когда дверные петли со скрипом держали несчастную дверь под напором множества разгневанных мужчин.       За спиной горело зарево от пылающего дома, и ночь стала яркой от пролитой крови. Плачущая маленькая девочка лишь в одной ночной рубашке, босая, обливаясь слезами и крепко сжимая арбалет, бежала в тёмную ночь через густой лес. Они верили, что мавр убит, что угроза этих язычников и иноземцев больше не грозит их землям, ибо что может одна маленькая девочка, попав в лес, полный голодных зверей?       Их самонадеянность аукнулась им позже, через несколько лет.       Никто не мог и подумать, что малышка пройдёт через полный опасностей или ужасов лес и доберётся до поселения, скрытого от глаз местных за побережьем. Что она вырастет там, станет искушенным стрелком, уйдёт в известную своими арбалетчиками наёмную бригаду и уже через год вернётся. В качестве злого, кровожадного и мстительного охотника.       Её родовое имя – Дюфор – ей пришлось забыть на какое-то время, ибо не оно играло важную роль, а её способности. И она была великолепна в меткой стрельбе и устранении врагов. Может, у лучников скорострельность больше, но приближающаяся армия неприятеля была усеяна градом болтов, выпущенных из ненавистных церкви арбалетов. Они играли с огнём – чем ближе враг, тем сильнее выстрел. И тем больнее ему умирать...       - Получите, сукины дети!       Каждому болт точно в брюхо, точно в лоб, точно в грудь, чтобы дохли или быстро, или долго и мучительно, захлёбываясь собственной кровью или выплёвывая собственные кишки. Никакой пощады, никакого милосердия, никакого сострадания. Как эти ублюдки забрали у неё семью, детство, так она заберёт их проклятые жизни и пожитки, собранные ими за всю жизнь, неважно у кого. У старых или младых, и даже у детей: какая разница, уж лучше убить их сейчас, чем дать расцвести этим цветам зла; у беззащитных или вооруженных, у богатых или бедных. Кого наниматель прикажет убивать и разрешит грабить – тот будет её жертвой. Остальные – по боку, и пусть молятся, чтобы Господь или кто там ещё есть охранил их от её гнева или стремлений её нанимателей. Все ценности по карманам, себе в сумку, сгребая охапками монеты, какие-то побрякушки, всё, до чего дотянулась рука.       В тот день жители деревни пожалели, что не убили её – она стреляла в каждого, кого видела. Никто против из отряда не был – приказа оставить живых не было. Лишь пепел и трупы, боль и кровожадное наслаждение. За отца, что выковал инструмент её танца смерти. За мать, в честь которой он был назван. Их бригада наводила ужас на чужие армии в течение нескольких лет, однажды взяв пленными больше пяти тысяч и сняв четырнадцать тысяч сапог с мёртвых солдат – по паре на одну стрелу. Пока однажды дословное подчинение приказам нанимателя не сыграло с ними ужасную и смертельную шутку...       Враги стали лагерем на холме несколько дней назад, в то время как их бригада вместе с конными рыцарями прошли больше шести лиг без передышки боевым маршем, в полном вооружении и с арбалетами на плечах, под проливным дождём, а павезы остались в отставшем обозе. Командир заявил коннетаблю, что сегодня не в состоянии вершить великие дела на бранном поле.       - Вот что получаешь, нанимая таких мерзавцев, которые подводят всякий раз, когда в них нуждаешься, - презрительно заявил граф, услышав подобные слова, и бросил арбалетчиков в арьергард, в начало атаки.       Лучники, разбитые на три дивизии, стоя на холме, полные сил, осыпали их ливнем стрел со скоростью, которой арбалетчики не могли добиться. Они оказались на ладони, полностью открытыми; всех, кого видела рядом с собой, Уистра моментально гибли, нашпигованные стрелами, словно подушечки для игл. Лидер напуганной и сбитой с толку бригады приказал отступать, в то время как конница нанимателя решила, что именно сейчас настал её звёздный час и ломанулась на холм прямо через отступающих наёмников, часть из которых погибла не от стрел лучников, а под копытами тяжелой кавалерии.       И это было самое глупейшее решение, что арбалетчица видела когда-либо раньше – не имея возможности развить сколь-либо сильное наступление из-за торможения, взбираясь на холм, конница не успела доскакать до лучников, практически поголовно перебитая непрекращающимся обстрелом и атака захлебнулась. Довершили разгром несколько выкаченных на холм пушек, лупивших мелкой картечью, перебив не только переживших град стрел конников, но и практически всех оставшихся арбалетчиков. Оставшиеся конные рыцари совершили больше десяти атак на ряды лучников и ни разу не одержали победу над войсками Чёрного принца, прозванного так из-за своей кирасы тёмного цвета.       Она бежала без оглядки, как маленькая, как несколько лет назад – всё та же напуганная, слабая и беззащитная девочка. За спиной гнались не разгневанные селяне с вилами и факелами – ужасные воины, не способные на жалость и милосердие. Пушки швыряли железные шары с помощью огня, издающие громоподобный шум и поражали множество людей и конец. Лучники и канониры, не переставая обстреливали арбалетчиков. К концу сражения вся равнина была покрыта людьми, сражёнными стрелами и пушечными ядрами.       В лесу она увидела, как бранящийся в усы граф седлает лошадь, обвешанную сумками, полными награбленных богатств её покойными товарищами в прошлых походах. В голове что-то щёлкнуло, как механизм, она взвела арбалет, и болт впился в брюхо негодяю, приколотив его к дереву; от крика его кобыла испуганно вздрогнула, но с места не бежала.       - За своё невежество ты будешь медленно подыхать, как подзаборная псина, - заявила она, седлая лошадь, - скорее всего они попытаются извлечь болт, от чего твоя кончина будет ещё мучительней.       Она не слышала хриплой, булькающей брани себе в след, лишь вой солдат, свист пролетающих мимо стрел и канонаду пушек. Где-то с боку раздался оглушительный, точно раскат грома взрыв и кобыла понеслась очертя голову, ветки хлестали по лицу, бок обожгло, но страх и желание жить заставляли её мчаться и подгонять лошадь, пока обессиленно не упала на болотистую землю.       Выбравшись из-под полудохлой кобылы, Уистра перевязала кровоточащие и ноющие раны, поправила бандану и посильнее закрепила арбалет на плече. Девушка не знала, сможет ли она привести лошадь в чувства, не знала куда идти и что делать дальше. Впрочем, на этот вопрос ответ нашелся быстро – через болотистую, усеянную множеством деревьев и могил чащу шла старая дорога, на которую вёл указатель "Темнейшее Поместье". Арбалетчица слышала, что там завелись какие-то чуды-юды, монстры и бандиты и что дан клич о поиске смелых и умелых искателях приключений.       Кобылу пришлось добить, чтобы не сдохнуть с голоду, но жареная конина вышла отменным блюдом перед сном. По пути сумки порвались, оставив Уистру лишь с пригоршней монет. Ночь пришлось провести почти без сна – арбалетчица плакала, проклиная всё на свете, не в силах выдержать смерть тех, кого её вчера она называла товарищами. Под самое утро заспанная девушка вышла на дорогу и встретила там неполный дилижанс, двигающийся в нужную ей сторону. Денег хватило как раз, чтобы оплатить поездку...

***

      - Именно так я и оказалась здесь, - подытожила свой рассказ Уистра, разбито глядя на лежащий рядом с стоящим кубком арбалет, - моё родовое имя ничего не значит, у меня нет прошлого. Я всегда тяжело переживаю смерти товарищей. У меня есть только Милисента и моя жизнь, за которую я буду рвать зубами всех.       - Это нормально. Войны меняют людей, но остаться там человеком – высшая награда, более достойная, чем все богатства мира, - Рейнальд устремил взгляд куда-то за набежавшие вечерние облака. – Мы – солдаты, недоношенные дети войны, рождённые лишь для одной цели. Обретём ли мы покой, когда всё это закончится?       - Когда ляжем в могилы уж точно, - усмехнулась арбалетчица. – А пока будем делать то, что умеем лучше всего. Стрелять, бинтовать, и грабить, ведя бесконечный танец смерти.       - Если в могилы и если по своей воле, - в тон ответил ей крестоносец. – Надо отдохнуть. Вероятно, завтра будет очередной сложный день. До завтра...       - До завтра!       Рыцарь креста медленно поплёлся в свой небольшой дом, а девушка в свой собственный. Дома у себя он обнаружил расстеленную постель, полуголую Ботин и бочонок крепкого вина вместе с двумя бокалами на прикроватной тумбе.       - Ты очень долго, - вздохнула мародёр. – Я успела заскучать.       - Мне кажется, в этом проклятом месте не заскучаешь, - Рейнальд подхватил девушку за талию, мозолистой рукой попав точно на шрам на боку, оставленный кинжалом бандита и усадил себе на колени. – Надеюсь, оно того стоило...       - Что именно? – тонкие брови вопросительно изогнулись.       - Вино. Не хочется, чтобы голова утром гудела не хуже колокола аббатства.       Она лишь усмешливо фыркнула в ответ и прильнула к его груди.       Танец смерти, танец войны продолжается, пока есть кому танцевать...