***
17 век. Италия. В затхлой комнатке только полумрак и отчаяние. Сколько таких ему пришлось обойти за последние сутки, он и не считал. Всюду одно и тоже: один или несколько умирающих, запах пота, болезни и отчаяния, но люди даже в бреду хотят только одного — исповедаться перед смертью, ибо надежды на спасение нет ни у кого. Только в этот раз отчего-то так отчаянно болит сердце, а ещё та боль, жгучая, злая, но желанная и неотвратимая. Он дотрагивается до шеи и трёт фантомный след от стрелы. Эта боль беспокоит его уже несколько лет, братья даже хотели показать его врачу, но он отказывался и старался на людях не дотрагиваться до этого места. Сейчас же боль взорвалась в нём и запульсировала, сердце призывно потянулось куда-то, словно бы все его сны ожили и наполнили тело смыслом. Он напряг зрение, чтобы увидеть силуэт на узкой койке. Это был юноша, он лежал на спине, прикрыв глаза, и тяжело дышал. Священник подошёл ближе, пытаясь унять разбушевавшееся сердце и присмотрелся. Лицо в язвах, дыхание поверхностное, все признаки чёрной оспы. Юноша закашлялся и открыл глаза. Целое мгновение они смотрели друг на друга. Мир перестал существовать, пропали запахи болезни и грязи, пропал звук и полумрак помещения. Только синие, почти чёрные сапфиры и зеленые, чистые изумруды. — Кас, — хрип всколыхнул память и они оба вздрогнули. Кастиэль перекрестился и упал на колени рядом с кроватью. — Дин, Господь всемогущий, — его руки нащупали безвольную руку юноши и сжали её. — Заразишься, — он попытался вытащить изрытую оспой ладонь, но ему не дали. Боль в сердце выбивала воздух из легких, который был слишком ужасен, чтобы им дышать. — Ты помнишь? — Помню, — он попытался улыбнуться, но вышло жалко, он знал. Знал, что умирает и ждал этого с отчаянной надеждой. Он молился о скорейшем, а сейчас жалел, что всё случилось именно так. — Когда? — Два года назад. Сердце словно бы пронзила стрела, боль адская, но я вспомнил тебя, — он слабо сжал руку и почувствовал в ответ более сильное пожатие. — А ты? — Пять лет. — Нет. Так много… Когда? Кастиэль усмехнулся и опустил глаза. Боль утихла, на смену ей пришло счастье, он ведь и не мечтал, не надеялся встретить Дина в этой жизни. Церковь веровала в жизнь после смерти, добродетелям уготован Рай, развратникам вроде них — Ад. И он знал, что не заслужил жить в этом мире снова, но почему-то жил. Служил в церкви, замаливал грехи прошлой жизни, старался быть терпимым, унимал нужды тела поркой и голоданием, и думал за что ему это всё. А потом он понял, что это и есть его Ад, его наказание. — Через несколько минут. Стрела попала мне в шею, когда я целовал тебя. Дин улыбнулся, обреченно и в тоже время счастливо. Он нежно ласкал пальцем сжимающую его ладонь и чувствовал, как спадает тяжесть с его души, как воспоминания заполняют его истерзанное болезнью тело и становится так необъяснимо легко. — Это была ловушка, прости. — Я знаю, не нужно извиняться, Дин. Знаешь, я даже подумал, что это был лучший исход для меня. Я не связал свою жизнь с нелюбимой, не прожил несчастливую жизнь без тебя, это было спасением и искуплением за мою ложь. Грешно просить смерти, как и грешно радоваться ей, но я бы не смог жить без тебя. — Я не сбежал тогда, Кас, честно, — он задохнулся и закашлялся, пришлось перевернуться на бок, чтобы не заразить… любимого? Да, всё ещё горячо любимого человека. — Тише, мой мальчик, тише, — он прилёг рядом, обнял исхудавшее от болезни тело. От Дина плохо пахло, он был слаб, но Кастиэлю было всё равно. За пять лет он чуть не сошёл с ума, понимая, что умер в той жизни рядом с любимым, но воскрес в этой и несет самое страшное наказание — жизнь без Дина. То, что он по малодушию считал избавлением от унылой участи, настигло его и он уже пять долгих лет живёт вопреки своему желанию умереть. — Я счастлив и благодарен за каждую минуту, каждый день с тобой в той жизни. Ты был счастьем, солнцем. Эта жизнь была Адом, потому что в ней не было твоих глаз, твоего голоса. Я боялся, что проживу эту жизнь и не встречу тебя, но Господь милостив. Дин кряхтя развернулся в его руках и уткнулся в подставленную грудь, забывая о том, как ужасно он сейчас выглядит. — Нет, Кас. Я умираю, Господь жесток, он наказал нас и послал нам встречу на пороге моей смерти. — Не говори так, мы ничего не знаем. И я благодарен ему, за то, что он почему-то дал нам этот шанс поговорить, увидеться, снова обняться, — он привлёк хрупкое тело к себе, словно бы защищая и оберегая от внешнего мира. С тяжестью осознавая, что от самого ужасного он уже не в силах спасти возлюбленного. — Одно я знаю точно, мой господин, — Дин поднял лицо, он жадно всматривался в родные черты лица, словно бы пытаясь запомнить их, хотя это было так бессмысленно. — Я люблю тебя, всем сердцем. Всей душой. — Тут он засунул руку за пазуху и вытащил оттуда шнурок с амулетом. Кастиэль с удивлением дотронулся до своего подарка. — Как? — Продал своё имение и добрался до Англии. Нас похоронили рядом, думаю это Бальтазар постарался. На твоей могильной плите была надпись: «Неравенство не порок». Кастиэль шумно вздохнул и обхватил пальцы юноши, сжимающие амулет. — Ты осквернил свою собственную могилу? — в его голосе был и ужас, и гордость за такой поступок Дина. Шальная улыбка прошлась по когда-то самым прекрасным губам. — Мне можно, это же была моя могила. А это был твой подарок. Единственное, что было у меня от тебя, Кас. По дороге домой я заболел, сначала думал, что это простуда, но вскоре, я понял, что заразился оспой. Прости, но ты тоже заразишься и если не болел этой заразой раньше, то итог ты знаешь. Кастиэль уже не думал, он просто припал к губам и почувствовал, как Дин прижался к нему в последней попытке украсть немного тепла и любви. Они снова умрут, пусть и не в один миг, но их сердца не могут, не должны биться в одиночестве. — Я люблю тебя, мой мальчик. Люблю больше жизни и хочу умереть от твоего поцелуя. Дин прикрыл глаза, долгий разговор и поцелуй отняли у него последние силы. — Я тоже люблю тебя, Кас. Только тебя, всю жизнь. — Спи, Дин, тебе нужно отдохнуть. Он не исповедовал своего возлюбленного, просто не успел. Дин уснул навсегда и Кастиэль вынес его тело из утлой лачуги на рассвете. Он не отдал его сборщикам тел и сам сжег на костре за городом, забрав себе единственно важную вещь. Амулет висел у него на шее под одеждой и крестом, а он думал о том, как сохранить эту вещь. Он не знал будет ли дарован ещё один шанс на встречу, но до последнего своего вздоха он молился, чтобы Дин попал в Рай и встретил там свою семью. Ему же — грешнику и растлителю — нет места на земле обетованной, а Дин заслужил покой как никто другой.***
18 век. Франция. Дин ненавидел все эти ужимки и взмахи ресниц глупой девчонки, которую ему пророчили в невесты, поэтому с интересом рассматривал дорогие канделябры на стенах, люстру и ковры на полу. Дед следил неусыпным коршуном, и взглядом заставлял его улыбаться в ответ и кивать головой. Разорившийся род мог рассчитывать только на удачный брак последнего отпрыска и им, к несчастью, был Дин. Знал бы его дед, насколько сильно он равнодушен к девушкам, то собственноручно бы придушил подушкой во сне. Внезапно сердце забилось сильнее и Дин почувствовал жжение следа на груди. Он резко встал и, не обращая внимание на собеседницу и гневно смотрящего деда, начал оглядываться вокруг. Кастиэль здесь, он чувствует это по натянувшимся ниточкам души, что рвалась сейчас к любимому, но увы, он не находил его взглядом. Девушка рядом встала и начала что-то говорить, но он не слышал, он рвался к своему господину, он хотел вновь окунуться в синий омут глаз, что снились ему последние полгода. В этот раз время было благосклонно к нему и он мучился совсем недолго. Но где же его возлюбленный? Неужели он не чувствует этот зов? Они рядом, они снова встретились и могут быть вместе. Он готов хоть сейчас сбежать с этого ужасного бала, где девушки и юноши выставлены, как товар, как племенные жеребцы. И те, кто побогаче, выбирают себе не равного супруга, а титул и красивое тело. Как же он устал от лицемерия и фарса. И от этой девчонки, что трещит без умолку. — Дин, очнитесь, пожалуйста. Я хочу представить вам свою сестру и её супруга. Девчонка рядом дернула его за рукав и даже топнула ножкой, показывая своё истинное лицо, и Дину пришлось вернуться в этот мир, в это время, чтобы перевести взгляд на супружескую чету. Приятной внешности девушка, скромно одетая в бежевое платье и высокий, длинноволосый блондин. — Это Кларис, моя сестра, и её муж Акобель. Они недавно вернулись из Италии и привезли столько подарков. Ах, Дин, вы бы видели эти чудесные платки из кружева. Итальянские мастера самые лучшие. И сердце замерло, как и наигранная улыбка на губах женщины. Дин не мог поверить, просто не мог. Кастиэль — женщина и к тому замужняя? Почему? — Эм, Дин. Вы хорошо себя чувствуете? — Да, прошу прощения за моё замешательство, — он склонился в полупоклоне и поцеловал руку даме, а затем пожал нахмурившемуся мужчине. — Простите мои манеры, я что-то действительно утомился. Бал не думает заканчиваться? Все рассмеялись и вроде бы оттаяли. Дин всеми силами старался не пялиться на ту, чьё существование он старался принять полгода, но не в женском обличии. Будущая невеста что-то продолжала лепетать, постоянно трогая свою сестру за руки и прося у неё что-то. Дин прислушался и понял, что приглашён в гости в эту субботу. Он посмотрел на Каса и, Господи, его глаза были так грустны, хотя женщина и улыбалась губами. У Дина разрывалось сердце от осознания, как сильно жизнь поглумилась над ними — Кастиэль всё равно в браке к кем-то, но к ужасу, он ещё и заключен в теле женщины. За секунду до отъезда ему удалось схватить Кларис за руку и оттащить в сторону, пока её муж распинался с его же дедом. — Кас. — Тише, пожалуйста. — Кас, я всё равно люблю тебя. — Я знаю, мой мальчик, но я женщина и я замужем. Мы не можем оставаться наедине. — Прости, — он отпустил женщину и та тотчас же вышла из их укрытия и поспешила к мужу. Им не быть вместе, хотя он бы принял любимого в любом обличье. *** Клэр болтала без умолку и это стало порядком раздражать. Дин выпил предложенный коньяк, на лёгком морозце это было как никогда кстати, и снова уставился на Каса. Было дико непривычно видеть его в женском седле и женском платье, не говоря уже о женском теле. Но Дин смотрел и ничего не мог с собой поделать. Душа звенела и просилась прижаться к нему, запустить руки в волосы и распустить их, узнать, чем они пахнут и какие на ощупь. Он испытывал величайшую досаду, что Кас уже замужем, ведь они могли бы прожить эту жизнь вместе, как пара, которую примет общество. Он из знатного, пусть и обнищавшего рода. Ему пророчат в жены младшую сестру, но он бы мог претендовать и на руку старшей, если бы только память пришла к нему раньше. Если бы женщина не была уже занята… От мысли, что этот её супруг касался законного тела становилось дурно. Кастиэль только его. За эту и прошлую жизнь он понял, что хочет владеть любимым безраздельно. Он бы сошёл с ума, видя его свадьбу с невестой, зная о их первой брачной ночи и где-то был благодарен Азазелю за их смерти. Он не смог бы убить себя сам, но страдал бы, очень жестоко страдал. Теперь же Кастиэль женщина, а значит этой ночью она делила постель с мужем. Алкоголь ударил ему в голову и он оторвался от общей группы и направил коня в лес. Ему нужно проветриться, заодно и посмотрит, что там с дичью. Господа предложили всем охоту и собаки рвались, учуяв дичь, но их пока сдерживали. Слуги искали удобное место, чтобы и женщины могли пострелять. Клэр по этому поводу высказала своё неудовольствие, отметив, что сестра как раз не прочь пострелять по милым зверушкам. Его кто-то окрикнул, но он сделал вид, что не слышит. В конце концов там полно народу, чтобы развлечь юную мадемуазель, будь она неладна. Он часто сравнивал те жизни, что прожил, с этой и понимал, что не очень многое изменилось. Всё те же барышни, что мечтают выйти замуж. Всё те же похотливые взгляды и холодный расчёт. Жизнь всё также ничего не стоит, хотя ему и повезло в оба раза родиться в семьях дворян. Судя по звукам охота началась, затрубил горн и послышался лай собак, значит загонщики нашли дичь и пустили собак по следу. Ему стоит поторопиться, чтобы не попасть в глупое положение или чего хуже не сойти за добычу. Конь под Кларис уступал Ветерку, но был не менее красив и быстр. Она уже несколько лет знала, что в двух прошлых жизнях была мужчиной и непростым, очень непростым человеком. Её сердце, не обремененное сильными чувствами к кому либо, внезапно наполнилось любовью и горечью, стоило только дикой боли пронзить её шею. Память наполнялась режущими изнутри осколками, которые идеально подходили друг к другу и вот она уже сходит с ума от осознания, что всегда, до самой своей кончины будет любить юношу с зелеными глазами и россыпью веснушек на лице. Он так отчётливо встал перед глазами, что ей показалось, что он рядом, что можно прикоснуться к нему и как тогда прошептать: «Дин», но увы. В постели лежал её супруг и ждал, когда она закончит вечерний туалет и присоединиться к нему. Да, мужчина, коим она являлась по сути был не против лечь к другому мужчине в постель, но не к этому. Акобель был достойным мужем, но нелюбимым, а сейчас и вовсе неприятным. Он заботливо спросил хорошо ли она себя чувствует и уложил спать, видя, как она бледна. Она не заслуживала такого мужа, но ничего не могла поделать. Решение отыскать кулон было иррациональным, но она поняла, почему Дин стремился обладать им. Только это связывало их души в материальном мире. И только это было объяснением их встреч. Она должна забрать его из стен монастыря, где спрятала перед своей смертью. Поцелуй Дина оказался смертоносным, но он не сожалел об этом. Жить после того, как он второй раз оплакал любимого не хотелось, да и не смог бы он доживать свой век и продолжать молиться, убеждать других людей, что Бог милостив. Он суров, он карает тех, кто нарушает его заповеди, но дарит им перерождение душ, чтобы снова видеть их разлуку и горе. Акобель не противился внезапному порыву жены, и с радостью отправился в путешествие, надеясь, видимо, что так ей будет проще принять его как мужа, но она не могла. Сейчас тем более. Дин был внутри, в каждом вздохе и стуке сердца. Он осознавал всю горечь своей влюбленности и того обмана, на который пошел, не рассказав о невесте и грядущей свадьбе. Но он убеждал себя, что Дин поймет, смирится и примет эту ситуацию, какой бы тяжелой она ни была. Когда Дин не вернулся из конюшни и мальчик-конюх подтвердил, что видел его уходящим куда-то с сумкой наперевес, внутри всё похолодело и умерло. Он прождал юношу всю ночь, не смыкая глаз, и прислушиваясь к каждому шороху, но тот не вернулся и всё стало понятно без слов. Дин не смог, не захотел понять, выбрал свой путь и он не мог винить его. Оставив хозяину постоялого двора немного денег и записку, он отправился домой в компании двух лошадей. Каждый шаг отзывался болью на сердце и он хотел повернуть назад, отыскать Дина и умолять его. Хотел предложить бежать, зарабатывать на жизнь преподаванием и забыть кто он есть, предать отца. Но он шёл вперед, пытаясь понять, как ему жить дальше. Стрела сделала выбор за него и он был благодарен тому, кто её выпустил. Этот мстительный человек, даже не осознавая, спас их от страшной участи — прожить жизнь полную боли и лжи. Он отправил их на искупление грехов и они платят свою цену. Вот таким образом. Дин выследил Кларис и дождался, пока её муж и ещё несколько мужчин умчатся подальше за сворой гончих. Остальные больше развлекались беседой нежели охотой и им никто не должен был помешать. Он преградил путь женщине и та обреченно покачала головой. — Ты всё такой же импульсивный, мой мальчик. — Прости, Кас. Никак не могу повзрослеть, — а в улыбке ни тени раскаяния. — Сколько тебе лет? — О, ну в этот раз ужасно много. Двадцать один. Я даже начал бриться. Они улыбнулись друг другу и он спешился, чтобы помочь спешиться и Кларис. Женщина была по-своему красива и где-то напоминала ему вельможу, но всё равно это было как насмешка, как вызов, как проверка. — Нравлюсь? — Люблю тебя, Кас. В любом теле, в любом возрасте. Любого люблю. Кларис сняла перчатку и провела чуть прохладными пальцами по юношескому лицу, обвела полные губы и идеальный овал лица. А затем расстегнула воротничок на шубке и вытянула небольшой амулет на тонкой цепочке. Они оба дотронулись до него и невесело улыбнулись, понимая друг друга без слов. — Я так скучал по тебе, Дин. — А я по тебе. Так обидно, что мы не встретились раньше… — Мы встречались, ты просто не помнишь. Дин вскинулся на этих словах и с немым вопросом посмотрел на собеседницу. Неужели? Неужели, они упустили свой шанс? — Ты был ещё ребенком, с родителями, мир их праху, а у меня был первый бал. Я ведь старше тебя, Дин. Мне тридцать четыре и мои родители приняли предложение Акобеля, чтобы дать возможность Клэр выйти замуж, потому что я засиделась в девицах. — Кастиэль грустно усмехнулся. — Ты любил его или любишь? — он ждёт ответа, затаив дыхание, но даже сам себе боится в этом признаться. — Нет, я не просто так отвергал все предложения руки сердца. Ни в этой, ни в прошлой жизни, я не испытывал любви. Настоящей, той, что испытываю к тебе. И если в прошлой раз я стал священнослужителем и отдал себя на служению Господа, то в этой жизни мне было непросто найти своё место. Прости, что всё вышло вот так… — Мы можем уехать, Кас. Я нищ и гол, но какое это имеет значение, если мы можем быть вместе? Уедем куда-нибудь, да хоть в Англию, — он несмело приобнял тонкий стан и привлёк женщину к себе. — Сбежим, скажем всем кто встретится нам на пути, что мы муж и жена, никто не станет проверять, поверь мне. Будем жить уединенно, отшельниками, но вместе. Кастиэль прервал этот поток сладких и заманчивых предложений поцелуем. Его губы оказались слегка обветренными и Дин прижал миниатюрное тело к себе, забываясь, что сейчас оно женское. Кларис обвила его за шею руками, отдаваясь мгновенно вспыхнувшей страсти. Они целовались жадно, неистово, словно бы два путника, что долго блуждали и теперь никак не могут напиться. Когда от нехватки воздуха стали гореть лёгкие, Кларис немного отодвинулась от возлюбленного. — Совсем другие ощущения, да? — Немного, мне нравилась твоя щетина. Женщина рассмеялась и провела ладонью по щеке юноши. Тот поймал её и поцеловал посередине, жадно вдыхая запах. Он тоже был другим. Кларис пахла женскими духами, цветочные нотки переплетались с нежным ароматом тела, но даже такое сильное отличие не отталкивало его, а наоборот притягивало. — Уедем, Кас, прошу тебя. — Мы не можем, Дин, прости, — он отступил на полшага и посмотрел в любимые глаза. — Этого ещё не видно, но есть то, почему я не могу сбежать от мужа. — Что? — Дин не понимал, но сердце болезненно сжималось в груди. — Я ношу под сердцем ребенка, это сын Акобеля и я не смогу лишить его отцовства, — он чувствовал, что сейчас расплачется, но держался из последних сил. — Он очень хороший человек, Дин, он не виноват, что мы с тобой вот такие. — Господи, — ноги подкосились и он рухнул на колени, тотчас прижавшись к ногам Кларисы. — Это… — Прости, Дин. Жизнь идёт своим ходом, мы не властны над ней, и как бы я не любил тебя, я женщина и, к тому же, замужем. Мой удел подарить мужу наследника, хочу я этого или нет. Боюсь, это не наше время, мой мальчик. Увы. — Я всё равно буду любить тебя, Кас. — Я знаю, как и то, что я буду любить только тебя. Столько сколько мне отведено в этой и следующих жизнях. Сколько бы их ни было, моё сердце бьётся только ради тебя. Дин ещё сильнее сжал подол платья и зажмурил глаза, чтобы не разрыдаться от безысходности. — Нам нужно вернуться к остальным, Дин. Мой муж будет волноваться и он поймет, что мы были вместе. Я не могу марать своё имя непристойной связью, прости. — Я знаю, Кас. Но я буду рядом, пусть даже для этого мне придётся взять в жёны твою сестру. Что угодно, лишь бы видеть тебя хоть иногда. Позволь мне это. — Я бы и не смог расстаться с тобой, мой мальчик. Ни тогда не мог, ни сейчас. Но нам нужно быть очень осторожными, держи себя в руках. На небольшой поляне обсуждали выстрел Акобеля и Кларис смогла подъехать к мужу, чтобы поздравить с удачей. Рядом лежал рыжий трофей и многие дамы посматривали с завистью на пушистый хвост плутовки. Пуля угодила прямо в глаз лисицы, а это значило, что у счастливой жены охотника появится в скором времени какая-нибудь накидка или теплая шапка. Клэр подобралась к Дину со спины и восторженно выдохнула: — Правда, красивая? Не ожидая вопроса и любуясь Кларис, он вздрогнул и обернулся. Нужно уделить внимание девушке, если он хочет войти в семью и быть ближе к Касу. Пусть тот больше не мужчина, возможно, так даже лучше и они искупят свой грех, за который платят такую дорогую цену. *** Невыносимо сидеть здесь и слушать пустые разглагольствования о мотивах развязанной войны. Эти напыщенные мужи, возможно, и умели стрелять, но понятия не имели, что значит стрелять в бою, когда рядом вгрызаются в землю пушечные ядра, падают тела и льётся кровь. Дин украдкой поглядывал одним глазом за женщинами, что раскладывали пасьянсы за столиком и смеялись чему-то своему, далёкому от военных походов и борьбы за власть. Акобель рассуждал весьма здраво, настаивая, что война вредит простому люду, и это претило Дину, он хотел бы ненавидеть этого мужчину, найти в нём какую-нибудь гадкую черту характера и иметь полное право увести у него жену. Но, увы, виконт был просто образцом для подражания — высокий, статный блондин с длинными волосами, ухоженные бакенбарды и очки, придавали его облику вид благородного учёного мужа. К нему прислушивались, кто-то кивал головой, соглашаясь, кто-то вступал в спор и настаивал, что война это единственный способ управлять массами и отстаивать интересы государства. Скукота. Ему надоели эти разговоры у них дома, когда дед собирал своих друзей, что ещё не отвернулись от обнищавшего графа. Хотелось наплевать на всех и подойти к Касу, заговорить, прикоснуться. Сердце трепетало рядом с любимым, требовало быть ближе, но разум твердил о приличиях и безопасности. Кастиэль равнодушно слушал милые глупости и откровенно скучал в обществе бывших подружек и сестры. Всё это и раньше не вызывало в нем восторга, а после обретения памяти и подавно тяготило. Он пробежался глазами по тексту в принесенной с собой книге, нашел место, где остановился и продолжил чтение. Всё лучше, чем обсуждать кружева и ткани, а также где, как и когда Дин сделает Клэр предложение. Он не имел право на ревность, ведь сам он уже давно замужем, делит постель с супругом и тот ждёт наследника так отчаянно, что Кастиэлю даже стыдно скрывать от него своё положение. Улыбнувшись сам себе, он украдкой посмотрел в сторону мужчин. Дин откровенно скучал и пил коньяк маленькими глотками, посматривая в их сторону. Что же, Клэр сидит рядом и можно списать его взгляды на пылкость влюбленного. Интересно, как долго они смогут жить вот так? Не смея касаться друг друга, не имея права оставаться подолгу наедине и уж тем более не переступая черту, что с лёгкостью была нарушена несколько дней назад на охоте. От воспоминания его лицо немного покраснело и он отвёл глаза. Быть женщиной — значит уметь краснеть от одних только мыслей, ужасно. Дин сходил с ума, дотрагиваясь губами до обнажённой шеи и прижимая хрупкий стан к себе. — Тише, тише, прошу тебя. — Я не могу, Кас. Я схожу с ума, видя тебя так редко, зная, что ты не принадлежишь мне и другой мужчина трогает тебя так, как мог бы трогать я. — Это безумие, Дин. Остановись, — с губ срывались безвольные приказы, а тело горело и просило продолжать ласки. Они стояли в небольшой нише около лестницы и это было единственное, что они могли себе позволить. — Мне нужно идти, Дин, пожалуйста. Юноша обреченно разжал руки и отпустил женщину, с болью в глазах наблюдая, как она поправляет платье. — Знаешь, это ещё хуже, чем смерть. Я был бы рад ей, как родной матери. Кастиэль поднял на него глаза и согласно кивнул. — Знаю, Дин, — он сделал полушаг ближе и положил руку на мужскую грудь, нащупывая пальцами амулет под кителем. — Но хоронить тебя ещё раз я не смогу, прости. *** Поздней весной Кларис уже не могла совершать прогулки дальше собственного сада, а приготовления к свадьбе шли полным ходом. В первый день лета Дину придётся взять в жены нелюбимую девушку и жить с ней до самой смерти, играя свою роль в угоду чести и приличиям. Он старался видеться с Кастиэлем хотя бы украдкой, поэтому тайный лаз был ему хорошо знаком. Любимый сидел в кресле и читал, его большой живот вызывал странные ощущения, но Дин признавал, что готов был бы и сам стать отцом. Он опустился около кресла на колено и поцеловал руку, следящую за строчками в книге. В его руке был цветок нарцисса и он положил его на манер закладки. Кастиэль улыбнулся ему, выходя из страны грёз и тут же нахмурился. — Дин? — Я соскучился, — он взял руку и припал к ней с более глубоким поцелуем. Он видел, как седлали коня для Акобеля и только поэтому решился прийти без предупреждения. Внезапный голос заставил его резко встать на ноги и обернуться. — Позвольте узнать, мсье, какого чёрта тут происходит? — в дверях, ведущих в просторную гостиную стоял Акобель, держащий в руке поднос с чаем. — И как часто у вас такие милые свидания? — Это совсем не то, о чем ты подумал, — Кларис попыталась встать, но Дин остановил её жестом и закрыл собой от гневных глаз мужа. — Это всего лишь знак внимания и почтения, ваша милость. — Но как вы вошли? Я не звал гостей, а моя жена не в том положении, чтобы их принимать. Потрудитесь объяснить мне, ваше сиятельство, что вы здесь делаете. — Просто, искал Клэр, — врал он на ходу. — Она в доме своих родителей, как и положено незамужней невесте. Ваше же нахождение здесь, как и поведение, я считаю оскорбительным и предосудительным. — Ваше право получить сатисфакцию в любом удобном вам виде. — Я пришлю секундантов, а пока что покиньте мой дом. Скрипнув от досады зубами, Дин кивнул головой и не глядя на женщину вышел в двери, в которых стоял её супруг. Этот глупый мальчишеский порыв будет им двоим дорого стоить, он это прекрасно осознавал. Кастиэль похолодел, когда до него дошло, что сейчас произошло. Дин, такой пылкий и нетерпеливый, Господи. Они не виделись уже больше двух недель и он, конечно же, сорвался. Но дуэль! Он посмотрел на мужа, его подозрительный взгляд не сулил ничего хорошего. — Не желаете дать мне объяснения, моя дорогая? — Нет. Не произошло ничего такого, за что мне нужно оправдываться и объясняться. Юноша всего лишь подарил мне цветок, зная о моей любви к нарциссам, — он врал на ходу, но нельзя было открыть истинную причину их с Дином отношений. И не ради любимого, они оба уже давно не живут, а лишь выживают. Всё ради мужа и ещё не родившегося ребёнка. Они оба ни в чём не виноваты, а ему итак недолго ходить на этом свете — беременность давалась ему тяжело и он старался держаться, чтобы вокруг не хлопотали врачи, родители и подруги. Он даст жизнь этому малышу, раз уж так угодно Богу и оставит этот мир, чтобы надеяться на новый шанс. Дин улыбнулся после того, как секундант подал ему пистолет и склонился в почтительном поклоне. Он завершил все свои дела, хотя их было не так уж и много. Всё небольшое состояние он завещал деду, а амулет спрятал и только написал Касу небольшую записку где именно, чтобы кто-то из них мог найти его в следующей жизни. Он посмотрел прямо в глаза Акобелю и на фразу не желают ли они примириться всего лишь качнул головой. Он знал свою судьбу наперёд, как и то, что не оставит Кларис вдовой на пороге рождения ребёнка. Выстрел был направлен в сторону, а вот его грудь обожгло огнём и пуля попала в самое сердце. Практически рядом с тем же местом, куда пару столетий назад угодила стрела. Единственное о чём он искренне сожалел — он не попрощался с Касом, придётся поздороваться с ним в другой жизни. И рухнул с улыбкой на лице в одуряюще вкусно пахнущую траву. Кажется, ему очень нравится этот запах.***
19 век. Атлантический океан. Из Европы в Америку. Кастиэль неосознанно потирал шею. Старая смертельная рана неприятно тянула уже несколько дней и он вглядывался в лица пассажиров, надеясь увидеть того, чьё появление ждал уже три года. Прошлое настигло его за трапезой в родном доме, скрутило тело и сжало сердце. Все перепугались, послали за врачом, но он быстро взял себя в руки и отменил суету. Память снова заполнила всё его тело и последнее, что он помнил из прошлой жизни это плач ребёнка и рыдания слуг. Он умер при родах, которые начались после известия о смерти Дина. На Акобеля было страшно смотреть, как сильно он винил себя в этом, но он надеялся, что мужчина утешился получив наследника. Сейчас же ему отчаянно хотелось обойти весь корабль и заглянуть в каждый закуток, чтобы понять отчего ему так неспокойно. Громкие крики на палубе вывели его на место около грот-мачты и он с удивлением обнаружил толпу матросов. — Что происходит? Все разом замолчали и обернулись к нему. Между ног моряков можно было рассмотреть распластанное по дощатому полу тело и сердце сладостно заныло, вызывая трепет невидимых нитей. Душа потянулась к тому, кто был скрыт за толпой моряков, но кто был самым важным на всём белом свете. — Капитан, у нас безбилетник, — и ближайший к юноше мужчина отошёл в сторону. Кастиэль подошёл ближе, он уже знал кого увидит, но был в шоке от того, как сильно его матросы избили парня. Он гневно сжал кулаки и поднял глаза, обводя ими всех, кто стоял перед ним. — Поднять, — по нестройному ряду прокатился ропот. — Отнести в мою каюту. Ещё раз узнаю о подобном варварском обращении с кем-то, пусть даже с незаконными пассажирами, лично сброшу за борт. Врача мне и горячей воды. Живо. — Последнее он выкрикнул, чтобы до матросов наконец-то дошло и они начали двигаться. Тот, что показал ему Дина, подхватил его и потащил куда велено. Сам же Кастиэль шёл следом и пытался унять гнев. Врач брезгливо обработал раны и наложил повязки, на предварительно раздетое и отмытое тело парня. Кас сделал это сам, выгнав всех из каюты и велев заняться делом, а не убийством слабого парня. Кто-то стыдливо прятал глаза, кто-то был недоволен и жаждал скинуть Дина за борт, но ослушаться капитана побоялись. Сейчас же юноша лежал на его постели и он присел рядом, чтобы дотронуться, провести рукой по ссадинам и синякам. Как же он не понял, что Дин где-то совсем рядом? Ведь душа рвалась к нему, дёргались напряженные ниточки и просились, тянулись к любимому. Дин такой худой, избитый и скорее всего голодный. Он вышел и пошёл на камбуз за едой. Пока его не было Дин стал приходить в себя и резко открыл глаза. Последнее, что он помнил это крепкие сапоги матросов, что избивали его, и крики о том, что он крыса и должен сдохнуть. Он потрогал себя и с удивлением понял, что жив. Забраться на корабль его заставило отчаяние. Он уже давно хотел уплыть в Америку, но накопить денег было непросто, даже нереально, ведь нужно было есть и одеваться — ночи в Ирландии были холодными, а зимой просто суровыми. Поэтому он отважился на отчаянный шаг и, когда проходил мимо этого корабля, что-то толкнуло его именно к нему. Он надеялся, что это чутьё не подведет, но просчитался и через две недели его всё-таки обнаружили в трюме и вытащили на свет Божий, чтобы убить. Так почему он жив? Дверь в каюту отворилась и он посмотрел туда, теряя дар речи. — Кас, — тот о ком он грезил, утешая себя мыслью, что есть на свете хотя бы один человек, которому он нужен. Тот, к кому тянулась душа и рвалось сердце. — Дин, — мужчина вошёл, поставил на стол тарелки и запер дверь, затем подошёл к постели и присел на неё. — Как ты? — Болит всё, я думал, что умру и так и не встречу тебя, — он попробовал присесть, но не смог и тогда Кастиэль наклонился, чтобы обнять его и прижать к себе. Не сильно, нежно, просто почувствовать тепло кожи и запах тела, всё ещё дурно пахнущее, но всё равно родное и любимое. — Господи, если бы я только знал. — Прости. Я не видел тебя, сидел в трюме и только надеялся, что душа зовёт меня в Америку, потому что ты там. — Ты был так близко, — Кастиэль гладил худое тело и понимал, что возбуждается. Они не виделись так давно, ещё дольше не могли быть вместе, но сейчас… Сейчас они рядом, у них впереди целая жизнь, полная возможностей. Его корабль идёт в Америку и там они смогут быть вместе. Наконец-то судьба смилостивилась над ними. — Кас, — Дин выдохнул его имя и его губы тотчас же накрыли другие. Их поцелуй, такой долгожданный, вышел очень медленным и невинным. — Я так хотел поздороваться с тобой. Здравствуй, Кастиэль. — Здравствуй, Дин. Мой мальчик, как я рад, что мы вместе. Синие глаза лучились неподдельным, искренним счастьем. Они улыбались друг другу и просто смотрели, пытаясь унять сердца. Время дало им надежду — настоящую и реальную, и они были благодарны за это. *** — Мне уже правда лучше. — Я знаю, Дин, но осторожность не помешает. Не нужно ходить по палубе, люди сейчас обозлены. Я объяснил матросам, что ты под арестом, но многие хотят твоей смерти. На других кораблях безбилетников избивают и выбрасывают за борт. — Но почему? — Боятся болезней, а ещё больше от злости, что те ели запасы, не предназначенные на лишние рты. Путь до Америки не близкий, может случиться и болезнь, и мор, и голод. Поэтому не дразни людей, им ведь не понять, что мы едим с тобой одну порцию на двоих. Будут думать, что я обношу команду и устроят бучу. Нам это не нужно, — он уговаривал Дина, поглаживая по плечам и стараясь не поддаваться соблазну. Мальчик ещё слишком слаб после голода и побоев, хотя прошла уже неделя, ему всё ещё сложно передвигаться и Кастиэль сам выносит за ним ведро с помоями. — Хорошо, Кас, просто тяжело сидеть всё время здесь. В трюме я хотя бы вылезал по ночам и ходил. — Прости. — Я понимаю, — он прильнул к мужчине и обнял его правой рукой. Левая была сломана и перетянута тугими бинтами. Раны и синяки потихоньку заживали и он действительно чувствовал себя хорошо. Настолько хорошо, что первым потянулся за поцелуем и притерся носом к щетине. — Я так скучал по тебе. И когда вспомнил, и все прошлые жизни. Почему это с нами? Из-за амулета? — Думаю да. Наши крови смешались после смерти, а перед этим мы говорили о любви, — Кастиэль дотронулся пальцами до кулона на шее Дина, который отдал ему сразу же. — Вещица скорее всего непростая, недаром отец говорил беречь её и дать только тому, кто дорог. Но это и чудо, и проклятье. — В этот раз всё будет по-другому, Кас. — Да, мой мальчик, — он не стал говорить о том, что среди команды ходят нехорошие разговоры и он уже пару раз слышал про содомию и кару Господню. К ним не лезли только потому, что он не проводил в своей каюте слишком много времени. Он практически не спал, всё время делал обходы и следил за командой. Только это удерживало недалёких матросов от решительных действий, но стоит ему расслабиться и их с Дином пустят на корм рыбам. История была богата на россказни про моряков, что продали души морскому чёрту и тот искусил их и заставил делить ложе с себе подобными. А затем утащил их на дно, чтобы самому развлекаться с содомитами. Нет уж, он не даст каким-то недалёким мужланам сломать их с Дином жизни. Не в этот раз. Он нежно поцеловал Дина, погладил по щеке и с улыбкой прижал к себе. — Мы будем вместе, целую жизнь, обещаю. *** Небо поливало корабль уже пять дней к ряду и по команде пошёл ропот. Кастиэль сам встал у штурвала, велев Дину запереться в каюте и подпереть дверь столом. Пассажиры не лезли, но некоторые отчаянные бродили по палубе и тревожно всматривались в чернеющее небо. Всё правильно, впереди их ждал шторм и Кастиэль попытается обойти его, опираясь на весь свой опыт, но только Богу известно, где и когда быть беде. Полыхнуло так, что он зажмурился и только успел крикнуть рулевому, чтобы тот помог удержать штурвал. Последующий гром заглушил все звуки, но мужчина услышал и подбежал к нему. Корабль сильно кренило и швыряло по волнам. Матросы убирали паруса, подтягивали все реи и носились по кораблю, как черти, но этого было мало. Кастиэль чувствовал, что шторм слишком силён и он не мог уйти от него. Все расчёты говорили о том, что на юге должно быть потише, но без паруса они могут полагаться только на чудо. Сверкало уже совсем близко, внезапно молния попала прямо в воду и треск оглушил всех кто был на палубе. Дин поскользнулся и пролетел несколько метров, пока не уцепился за рею. Сидеть в каюте было невозможно и он вылез наружу, чувствуя, что происходит что-то непоправимое. Кастиэль был за штурвалом, матросы кричали и сбрасывали тяжёлые вещи за борт, а Дин смотрел вперёд и понимал, что видит то, чего ни в одной из жизней ему видеть не доводилось. Огромная волна шла на них справа и как бы Кастиэль ни старался, уйти от неё они не смогут. Дин рванул с новой силой, цепляясь за всё, за что только можно было уцепиться, он с упорством двигался к цели, забыв о слабости и сломанной руке. Если они и умрут в этот раз, то вместе. Рядом. Кас заметил его и как-то даже расслабился. Корабль не слушался его и несся прямо в бурю, словно бы живой и у него своя цель. Они не слышали криков людей, грома и треск дерева. Они стояли обнявшись и ждали той секунды, что похоронит их навсегда. Призрак надежды был так сладок, но сейчас они не хотели думать о нём. Всё уже давно предрешено и понятно. Их искупление не имеет конца. Было морозно и солнечно. Воздух прозрачным покрывалом укутывал от боли и потери. Сердце всё тише и тише стучало в груди. Его господин унёс с собой частицу их связи и он надеялся, что это поможет ему, когда он вырастет и всё поймёт. 24 января 1979 года. Америка. Нью-Йорк. Врач скорой помощи отсчитывал пять секунд и делал прямой массаж сердца, затем ещё пять и дыхание рот-в-рот. Мужчина преклонных лет упал прямо на выходе из Центрального парка и прохожие вызвали врачей, но те, судя по всему не успевали. Приёмный покой встретил их теплом и суетой, старика переложили на носилки и укатили в глубь больницы. Что ж, он сделал всё что мог. Безумно хотелось курить и он вышел на пандус, ища в карманах полупустую пачку. К соседнему входу подъехала ещё одна машина и из неё донесся крик роженицы. Что же жизнь такова — кто-то умирает, кто-то рождается. И так каждую минуту. Небо заволокло тучами и посыпался пушистый теплый снег. Роберт любил такой снег, от него появлялось хорошее настроение, пусть и ненадолго. Оно кружилось под светом фонарей, оседало на голых деревьях и ложилось ровным слоем на дорожках. Завтра его не будет, но сейчас можно было забыть о плохом и думать, что кто-то тоже смотрит вверх и любуется. *** — Всё хорошо, миссис Винчестер. У вас мальчик, — акушерка передала ребенка женщине и та облегченно выдохнула. — Вы уже знаете, как его назовёте? — Да. Его зовут Дин.