Венера

      Слышались приближавшиеся тяжёлые шаги. Кто-то остановился у двери и немного погодя поплёлся дальше, устало пыхтя. Венера и Цецилия переглянулись. В их головах мелькнуло имя: «Протас!» — чему обе улыбнулись: первая слегка и умиротворённо, а вторая робко и нежно. Девушка заметила румянец на щеках бабушки и влюблённый блеск в глазах, что её умилило, но она не подала виду: знала, что та не любит, когда по ней всё видно. Скрытность в эмоциях была её кредо, которое частично унаследовала и Венера, также разоблачаясь иногда. Снова раздались те же шаги, прекратившиеся опять у двери, в которую трижды слегка стукнули. Цецилия подскочила с места и ринулась открывать её. В комнату вошёл высокий смуглый мужчина лет семидесяти. Он был строен и мускулист. Его прямоугольное лицо с резкими чертами, в особенности скулами, и тремя шрамами от когтей поперёк левого невидящего глаза и брови домиком, берущих начало от лба и заканчивающихся у подбородка, и ещё шрамом поперёк переносицы носа с горбинкой, обрамлялось иссиня-чёрными волосами, что доходили до плеч, а в тон к ним были потрёпанные усы в форме пирамиды и сильная щетина. Серадоновый узкий правый глаз глядел с усмешкой вокруг, но при взоре на Цецилию наполнялся любовью. Узкие синеватые губы подчёркивали белизну улыбки, нарисовавшейся при виде женщины. Одет он был в серый вязаный свитер, чёрные брюки и коричневые тапки — уже по-домашнему, значит, пришёл не недавно. Цецилия кинулась ему на шею. Мужчина обнял её за талию и прижал к себе. Они в присутствии друг друга будто помолодели — влияние эндорфинов при сближении, если по-научному смотреть. Венера кое-как изловчилась повернуться и наблюдала за картиной встречи после разлуки. Ей стало интересно, сколько на этот раз они не виделись: неделю иль месяц, может, вообще полгода. Она нарадоваться не могла, глядя на них.       «До чего же они молчаливы! — спустя десять минут тишины мысленно не выдержала девушка. — Глядят упоёнными глазами и слова ведь не проронят. Робких детей напоминают, которые друг пред другом нашкодили и боятся начать разговор. Хотя им, наверное, и так хорошо, ежели по их светящимся лицам судить. Интересно, где на этот раз бывал дедушка?» Между тем Протас сидел в кресле, а у него на коленях восседала Цецилия, обнимая того за шею, а сама была придерживаема им за талию. Бессловица их не напрягала. Они любовались друг другом и не нуждались в словах. Венере же, как в иллюзорном и действительном прошлых, хотелось растормошить бабушку с дедушкой, чтобы они говорили о чём-либо: она очень любила их разговоры, потому что они были наполнены искренностью, теплотой и чем-то особенным, исключительно их. Молчанка вкупе с беззвучием, не учитывая дыхание присутствовавших, прервалась нетерпеливыми пятью постукиваниями по стене, вслед за которыми раздался оповещавший об ужине голос Ольги. Цецилия встала на ноги, перекинула руку внучки через плечо, что с другой сделал Протас, и они втроём двинулись кушать. Девушку по пути слегка знобило, хоть она и была в тускло-амарантово-розовой махровой кофте, цвета тёмного телегрея спортивных штанах, белых вязаных носках и в того же цвета, что и кофта, махровых тапках.       Запах поджаренной картошки с укропом и ветчиной вызывал слюнки предвкушения. Венеру усадили на свободный стул у двери, к ней подсела Цецилия, к той — Протас, рядом с тем сидел Аристарх, а с ним, соответственно, Ольга. Стол был устлан сиреневой скатертью и заставлен ещё салатом из киви, бананов, яблок, персиков, манго, заправленный сливками; хрустальной подставкой на тонкой ножке с конфетами, четырьмя бокалами с домашним брусничным ликёром на спирту для взрослых и чашкой чёрного чая с мёдом, имбирём и лимоном для девушки. Венера слушала оживлённый разговор, что изобилировал анекдотами и историями, и уплетала ужин, в то время как у остальных он стыл. «Дедушка как ничего не рассказывал при Ольге с Аристархом, так ничего и не рассказывает, кроме чего-то отстранённого вроде политики, — наблюдая и вслушиваясь, размышляла Венера. — Поскорее бы остаться втроём. Не терпится узнать, что поведает! Я как маленькая девочка, хих. Хм... Он по-любому в курсе истины, значит, можно попробовать его попытать. Эхе-хе! Надеюсь, повезёт больше, а то эти интриги из меня все соки выжимают, тем более чувствую себя не очень-то. Если я не землянка, то ведь могу обладать какими-то ещё особенностями и способностями... Левитация? Телепортация? Свехскоростной бег? Телепатия? Целительство? Ночное зрение? Дыхание под водой? Или вообще ничего из? А с научной точки зрения это как, если для землян Венера необитаема даже по исследованиям? Купол невидимости, наверное, или какие-то космические особенности. То есть венериане бывают подобны людям и могут жить среди них? Видимо так, коль бабушка так живёт. А дедушка венерианин или землянин? А почему именно Земля? Столько вопросов, что голова побаливает уже, а ответов несменный нуль. Ох уж эта бабушка!..» Цецилия задела локтём внучку, чем вернула из размышлений обратно. Та проморгалась и вопросительно посмотрела на неё, поднявшуюся с места с Протасом и Аристархом. Названный отец взял на руки девушку и понёс в комнату Цецилии, а чета, оставив Ольгу хозяйничать, двинулась следом.       «Так и в детстве было, ведь какая-то его часть всё равно была реальна. А какие мои настоящие родители сейчас? На кого-либо из них я похожа? Где они? Как они? Почему не забрали восвояси? Не могли или... не хотели?» — Венера засыпала себя безответными вопросами — она-то не могла ответить на них, от чего ей становилось тяжело и грустно, будто её заковали в кандалы и заперли где-то в темноте, что, судя по снам, уже бывало. Она вновь очутилась на диване. Кресло выдвинули и приставили к нему. Протас ввёз такое же и поставил рядом с первым, после чего синхронно с Цецилией сел. Аристарх закрыл за собой дверь. Венера выжидающе глядела то на дедушку, то на бабушку, которые, в свою очередь, переглядывались. На сей раз девушка не намеревалась играть в молчанку, поэтому обдумывала, что сказать, под налётом непонятной робости.       — Мы снова втроём. Наш интимный круг. Спустя полгода я здесь, — опередил Венеру Протас напоминающим грубый тромбон голосом с хрипотцой. — Греция. Англия. Германия. Китай. Италия. Япония. Учение групп нашему языку в совокупности с путешествиями равно новым ценным знакомствам, — для меня, как известно обеим, любые имеют вес, — ярким впечатлениям и новым знаниям. Но об этом потом. Без Патрии ни-ни об этом. Детка, ты мной перебита?       — Это ничего, avus*. Ух, нас ждут увлекательнейшие истории! Я в нетерпении! — воодушевлённо проговорила девушка. — Я как раз искала тему для разговора, а то эта молчанка мне порядком поднадоела.       — Аmor meus**, commodo***, дорожную сумку, — попросил он и, как только Цецилия упорхнула из комнаты, продолжил: — Что-то у тебя на уме. В гараже об этом, а сейчас ш-ш: идёт обратно.       Уходившая вернулась и отдала потрёпанную чёрную сумищу, усевшись за пианино. Зазвучали мотивы «Фантазии-экспромта» Фредерика Шопена. Протас, тихонько копаясь, и Венера слушали с наслаждением, так как оба очень любили. Пальцы Цецилии умело бегали по белым и чёрным клавишам. Мелодия заполняла комнату и пробирала насквозь. Классическая музыка — чарующее звучание исторического, человеческого изнутри. Она проникает в глубины подсознания, настраивает слушателя на свой, как правило, чувственный лад, возвышает до космического пространства, абсолюта, бесконечности. Её создают ничем не отличающиеся от других по родовой принадлежности люди, но именно они — передатчики великого, неземного. Доиграв, она начала «Грёзы любви» Ференца Листа, что также были любимы двумя слушателями. Венера сконцентрировалась на прослушивании и отреклась таким образом от мыслей. Она чувствовала себя свободной и влюблённой в жизнь девушкой. За спиной будто бы махали крылья. Хотелось пропевать мотивы и элегантно танцевать в бальном зале с Патрицией вальс. Ей хотелось слушать вечно, но произведению подходил конец, и по его завершению Цецилия вышла из комнаты с целью посетить подругу. Протас подмигнул внучке и жестом показал, чтобы она встала на диван. Венера попыталась и с третьей попытки сделала. Тот схватил её за ноги. Она вцепилась в шею и поехала на спине дедушки к выходу из дома. Девушка вновь ощутила прилив детства. Глаза шаловливо загорелись. Она боялась упасть, но доверяла Протасу. Он благополучно донёс её, укутал в вердепешевый шарф, одел в того же цвета шапку, серое пальто на чёрных пуговицах и серые валенки, после чего оделся сам в белый пуховик да такие же, что у внучки, валенки, перекинул её руку через плечо и, обнимая за талию, пошёл с ней на улицу.       Туман наслаивался сам на себя и становился прочнее: дальше носа ни-ни, лишь его завеса словно разбавленного молока. Воздух влажен, отдавало болотом и гарью. Венера в туманные времена чувствовала себя вовлечённой в некий мистический мир недослепоты. Она не склонна верить в мистику, но и не исключала её, исходя из принципа: что ещё не доказано, то тоже может существовать, но отношение к этому — дело личное. Протас ввёл внучку в гараж, представлявший из себя металлически-кофейных оттенков помещение, — стены кофейные, а пол и потолок металлические, — освещаемое четырьмя светодиодными лампами, с алым Foday Explorer по центру. По обе стороны от машины стояли два металлических стола, к которым примыкали по одному барному стулу с обтянутыми кофейного цвета кожей сидениями на металлических ножках, с инструментами, инструкциями, коробками — что были и под ними, — и чертежами, а над ними нависали полки с подобными атрибутами. Если одним словом, то типичный мужской гараж. Стояли запахи бензина и сигарет. Мужчина посадил Венеру на один из стульев, открыл капот машины и стал разглядывать.       — Три вопроса. Три ответа. Ни больше, ни меньше, — сказал Протас, снимая пуховик и идя на поиски перчаток.       — Почему я оказалась на Земле? — спросила Венера, внимательно глядя на дедушку.       — Из-за войны с меркурианами в связи с обнаружением шпионов якобы с Венеры, хотя по факту они с Юпитера, но это никем не было учтено и послужило поводом самопроявления форсящего Меркурия, с которым отношения напряжённые. Тебя как ребёнка правящей семьи эвакуировали с планеты на нейтральную, то есть на Землю. Два, — сухо ответил дедушка, потерев переносицу и занявшись вознёй с механизмом автомобиля.       — Даже так. Почему у меня две линии детства: настоящая и иллюзорная? — поинтересовалась девушка, дав тому разводной ключ и чихнув.       — Здоровья. При межпланетной эмиграции это обычно не предусмотрено, но твои родители тогда слабаки по моральному и физическому здоровью, поэтому их желание — отгородить тебя от этого путём подмены отдела памяти. Такая процедура проводится в подобных экстренных случаях наиболее вероятной кончины правителей во избежание страданий ребёнка. Только твоё подсознание оказалось сильнее и выкидывает воспоминания в форме снов. Один, — трижды кашлянув, промолвил Протас.       — Спасибо. Дурацкая идея. Как по мне, лучше знать, чем не знать. Я вернусь обратно? — поначалу злясь и недоумевая, на вопросе же робея и побаиваясь, выдала Венера.       — Они иного мнения. И да, и нет. Без понятия. Можешь, но ещё не то время из-за войны теперь уже с Марсом из-за династийных распрей. Нуль, — произнёс Протас, кудесничая над мотором. — Что ж, с этим довольно. Как говорит твоя бабушка, alles hat seine zeit****. А теперь ещё несколько минут мне нужно. Затем поедем к Грегору Салливану.       «Что ж, эти ответы — уже кое-что, — переваривала Венера полученную информацию. — Положение дел на Венере и её взаимоотношения на межпланетном уровне оставляют желать лучшего. Как родители могли это допустить? Или они расхлёбывали промахи предшественников? Может, у них такая политика изначально? Но тогда зачем? Знать бы... Какие-то странные предприятия проворачиваются якобы для блага. Вообще много странностей. Впрочем, это для землян, а для венериан, я так полагаю, — норма. Сложно будет освоиться и привыкнуть, если вообще доведётся. Как же я хочу узнать побольше обо всём, но мне никак этого не сделать: что бабушка, что дедушка — те ещё молчуны, интриганы. Этому должны быть причины, — оправдывала тех девушка, но не хотела принимать сию истину, временами считая, что им попросту нравится мучить её. — Или дело в другом... Хм... Наверное, у них какая-то стратегия введения меня. Но зачем? Почему нельзя сказать прямо и сразу? Как будто случится нечто катастрофическое, как будто это запрещено и противоправно. Эх, ладно, подожду: что мне ещё остаётся делать? Но так не хочется чего-то дожидаться. Они же знают, что я не особо терпелива, и, видимо, думают, что сильнее меня. Что ж, вы заблуждаетесь. Кто ищет, тот всегда найдёт. Кто хочет, тот узнает что угодно. Не очевидно ли? Напоминаю себе иногда мономана, зацикленного на всём этом. Так, хватит. Вдох-выдох-вдох. Грегор Салливан? Гм, припоминаю этого эксцентричного старичка, смахивавшего — или бывшего в действительности? — на психически больного. Интересно, изменилось ли что-нибудь с последнего визита около четырёх лет назад? Через полчаса узнаю.» Размышляя, Венера не заметила, как Протас закончил возиться с машиной и ожидающе глядел на неё, выкуривая сигарету. Он хмыкнул и ткнул её в плечо, на что она дёрнулась. Мужчина улыбнулся и полез в машину. Девушка, немного пошатываясь от озноба, села на переднее сидение. Они выехали.       В туманной пелене намечались постепенные послабления, но разглядеть что-либо ещё было сложно, поэтому-то Протас ехал больше по памяти и наугад, рискуя. Риск, как заметила Венера, был стилем его жизни, неотъемлемой деталью, без которой дедушка вовсе не он. Это особенно привлекало в нём, как и вообще он сам. Машина резко завернула влево, из-за чего Венера стукнулась головой об поручень и, потерев ушибленное место, продолжила смотреть в окно, мысленно возвращаясь к известной, извечно излюбленной теме в последнее время. Она по-прежнему не могла окончательно принять для себя факт, что она не землянка, что многие её воспоминания лживы. Это сложно — отречься от того, что долгое время наивно считал истиной, и встретиться с новой правдой, такой сумасшедшей и нереальной на первый взгляд, но всё-таки возможной. Сквозь слабевший туман пробивался красный свет, что озадачило Венеру и, как она видела по нахмуренному лбу, Протаса. Послышался медвежий рёв, от которого девушка вздрогнула и поёжилась, — в нём чувствовались мощные бешенство, ярость, страх и боль. Она вопросительно глянула на дедушку, тот, в свою очередь, пожал плечами и надавил на газ. Рёв повторился чётче. Красный свет виднелся отчётливее. Что-то намечается, как казалось той. Венера не знала что думать, поэтому лишь, закусив губу и вцепившись в кресло, смотрела прямо и ждала. Мужчина свернул вправо и выехал на лесную дорогу, ибо начались подскоки на ямках и кочках, колёса иногда застревали в жидистых местах. Опять красный свет, на этот раз он резкой вспышкой отдал в глаза. Так продолжалось пару-тройку минут, чего было достаточно, чтобы врезаться в дерево. Протас дал задний ход, немного крутанул влево и опять двинулся наугад.       Туман значительно рассеялся. Виднелось заволоченное тучами цвета берлинской лазури небо. Дул слабый, но леденящий, доводящий до скрипа ветви деревьев и кустов ветер. Дело шло к позднему вечеру. Спустя полчаса рандомной езды без происшествий они причухали к заброшенной деревне, о чём говорило потрёпанное состояние домишек — дырявые крыши, выбитые или местами заколоченные окна, не везде были и двери, мох и плесень на деревянных посеревших стенах, — и заметное отсутствие какой-либо жизни. Выйдя и оглядевшись, Венера сильно напряглась, что и понятно: мало кому захочется на ночь глядя оказаться в заброшенной деревне, если в самой деле таковой. Присутствие дедушки ободряло самую малость: мало ли что, а он отнюдь не всемогущ. Она начинала параноить из-за шорохов. Протас подошёл к ней и обнял за плечи. Её потряхивало от холода да страха. Он прижал её к себе, гладя по голове и озираясь по сторонам. Послышались шаги группы людей, но никого ещё не было видно на горизонте. Девушка взяла себя в руки и отстранилась от него. Она вспомнила, что трусить ни к чему, что это глупо и жалко. Приближалось человек пятнадцать в лохмотьях с вилами, топорами, ружьями, ломами — банальным ассортиментом для подобных нападов. Тут-то Протас кинулся к багажнику, но ничего там не нашёл для защиты. Бензин был на нуле, поэтому уехать хоть куда-нибудь они не могли. Атмосфера накалялась. Мужчина и девушка сошлись спина к спине и сжали руки в кулаки, но оба понимали, что это им не поможет, что они в меньшинстве и на предсмертной доске. Дыхание учащалось, сердцебиение тоже. В области висков пульсировало. Венера еле стояла на недержащих ногах и тряслась, пытаясь не подать виду, что по мере приближения враждебно настроенных получалось хуже и хуже. В горле образовывался ком, а в глазах — солёные да обжигающие слёзы. Протас развернул внучку к себе и крепко обнял, что у неё аж кости захрустели. Она прижалась к нему и — ненавистное ею по отношению к себе, — заплакала робко, глотая слёзы и задыхаясь. Те почти подошли и начали махать орудиями. Плач узвончался. Венера начала в истерике кричать. Мужчина пытался её успокоить, испепеляя взглядом тех, но это ничего ему не давало. Хаос в мыслях. Предсмертный страх — один из сильнейших страхов, особенно когда речь идёт ещё и об дорогом человеке, что находится рядом, но никак не может повлиять на ход событий. Сверкнула серия молний, больше напоминавших вспышки. Девушка и мужчина зажмурились.       На протяжении десяти минут они не открывали глаз и слышали вздохи да крики мольбы и ужаса, хруст костей и отзвуки лазера. Когда всё утихло, Венера отвернулась от плеча Протаса и открыла глаза. Пятнадцать избитых, искромсанных трупов сочились алой кровью, из некоторых торчали кишки, лёгкие, мочевые пузыри да иные органы. Сказать, что девушка была шокирована, — ничего не сказать. Не успела она что-либо подумать об этом, как её взгляд упал на стоявшую над одним из трупов женщину в чёрном облегающем комбинезоне. Она обернулась. Знакомые чёрные волосы чуть ниже плеч и не менее знакомые черты лица, прикрываемого уже упомянутыми прядями, по которому ей можно было дать тридцать три года, а главное — глаза, что были с хитрым прищуром, большими и... тёмно-циановыми. «Аспид Хаас!» — мысленно вскрикнула девушка, нервно дёрнувшись. Та посмотрела ей в глаза, ухмыляясь. Венера наклонила голову вправо и вопросительно глядела в ответ. Аспид развернулась полностью и пошла по направлению к ней. Подойдя на расстояние вытянутой руки, она достала медальон точь-в-точь как у Цецилии и протянула ей. Девушка смотрела на него и колебалась: «Брать или не брать?» Протас подтолкнул её, благодаря чему она возмужала и взяла. Хаас подмигнула ей и пошла прочь к стоявшему неподалёку, как только заметила Венера, шестиугольному по форме, двухэтажному космическому кораблю колоссальных размеров, графитно-чёрного цвета, с подсвечивающими лампочками. Венера чуть слышно бросила в след: «Спасибо,» — Аспид на это опять подмигнула и вошла по устланному чёрной ковровой дорожкой с позолотой трапу внутрь. Корабль взмыл в воздух и исчез. Протас некоторое время смотрел на то место, где он был, затем в небо и по-доброму улыбался как счастливый ребёнок.       — Наш венерианский истребитель правительствующей категории Про-1. Ох как я любил в молодости на нём гонять! Наверное, она его угнала, хах, — воодушевлённо сказал Протас. — Что ж, могу поздравить: у тебя появился телохранитель, пытавшийся как-то тебя убить, если верить рассказам твоей бабушки. Лазерные сюрикены и катана — тоже снаряжение не хухры-мухры и им нужно уметь пользоваться, чем мало кто может похвастаться: либо члены «Зелёной жемчужины» — организация по охране провиантных кораблей, либо хаасовцы — род Хаас прославился своими антиправительственными революциями да враждой с твоим родом Мистериум, его истребившим. Вряд ли она член или хаасовец, но кто тогда?       — Ого-го-шеньки-го-го! Это Аспид Хаас, так что второй вариант, — ответила с передавшимся ей воодушевлением Венера. — Бабушка плохо тебе рассказывала, значит. Она осталась одна из своего рода, поэтому желала отомстить, сейчас же я не знаю, что у неё на уме. Я не понимаю, с чем связано её такое резкое противоречие? Ещё мне не кажется гуманным уничтожение её родословной. Это бессердечно.       — Даже так. Что ж, это многое объясняет. Иногда что-то щёлкает в мозгу на почве нервных потрясений. Или же какой-либо умысел. Мистериум и гуманность — несовместимые понятия, ибо вы прежде всего ставили себя, а потом уже думали об других. Можешь обидеться, конечно, но твои родители были не ангелы, как тебе хотелось бы, а тираны, когда я в последний раз с ними пересекался около четырнадцати лет назад. Не исключено, что они сплавили на попечение твоей не сильно отстававшей раньше от них бабушке попросту потому, что ты мешала их правлению, — серьёзно, не без раздражения промолвил мужчина. — Хочу тишины. Поехали домой, так как твоя Хаас наполнила бак бензином и подкинула маршрут.       Венера понимающе кивнула и вернулась на сидение. Протас завёл машину, которая охотно тронулась с места и поехала. «Я окончательно запуталась. То Аспид хочет убить меня с остальными в придачу, то спасает и помогает. Интересно, что ей движет: перемена взглядов или какая-то цель? Больше верится во второе. Наверное, хочет задобрить, запудрить, а потом подкрасться через меня к другим и всадить кол поглубже. Или сразу от меня отделаться, дабы напугать. Туманно это. Не буду параноить прежде времени и посмотрю, что дальше будет. Надо бы открыть медальон,» — думая, девушка крутила его в руках, теперь же принялась искать способ его открытия. Протас украдкой глянул на неё, включил лампочку, быстро ткнул большим пальцем правой руки на крышку и продолжил рулить. Крышка открылась. Внутри лежала записка, которую девушка тут же развернула и увидела несколько слов спешным курсивом с наклоном влево: «Цецилия в своём хранит кое-что полезное.» Перед тем, как сунуть записку обратно, она увидела для чего-то предназначенное треугольное отверстие с тремя дырочками по середине. Всё-таки убрав бумажку, Венера продолжила крутить медальон в руках и думать: «Ещё лучше, ё-моё! Загадка на загадке, да их уже целая пирамида. Не люблю я копаться в чужих вещах, но теперь очень хочется узнать. Вдруг там какой-нибудь ключ к чему-то новому, м? Только если ночью получится. Бррр... Что ж, потом узнаю. Дедушка умеет озадачить, однако. Вот зачем так низко решать свои проблемы? Убийство — не выход. Мне становится понятно, почему у Венеры были конфликты с другими планетами — деятельность правителей обоснована сугубо на их интересах, хотя не исключено, что и на прочих планетах не было таких же. Вроде космические цивилизации, а от людских ничем не отличаются кроме масштабов. Неужели мои родители на самом деле такие, как он их описал? Если да, то его версия касательно меня имеет место быть, а обёртку благородства можно какую угодно подобрать. Сколько вопросов...» Сон подбирался к ней, создавая розню между мыслями, их путаницу и нагло забирая под свой покров иного мира. Озноб внезапно напомнил о себе. Девушка поддалась дремоте и закрыла глаза, сжимая медальон точно ребёнок ценный оберег, путеводную нить и боясь отпустить.