восемьсот дней

По вторникам Роуз задерживается допоздна на работе, стойко выдерживает делегацию из трех человек, по очереди заглядывающих в ее кабинет, чтобы предупредить, что уходят и что она остается одна. (на самом деле, она давно осталась одна) Роуз улыбается уголками рта, благодарит за беспокойство и через сорок три минуты поднимается из-за стола, еще через две - застегивает пальто и еще через две - закрывает дверь на ключ. Охранник кивает ей на прощание; осенний ветер неприятно забирается под тонкий шарф, в рукава, проходится по неприкрытым юбкой ногам, и Роуз ежится, размеренно цокает каблуками в сторону дома. Сегодня она насчитывает тысячу и девяносто четыре шага, с учетом спусков и подъемов по лестницам, с учетом захода в круглосуточный магазин, где ее узнают и приветствуют как старую знакомую. (где у нее давно перестали интересоваться, что ей предложить, и достают с полки бутылку вина) Роуз складывает деревянные пробки в картонную коробку из-под обуви и задвигает ее под кровать к предыдущим, заполненным доверху. На каждой коробке зеленым маркером аккуратно выведены цифры, и Роуз почти расстраивается, когда они различаются. Цифры - единственное, в чем Роуз не избегает зеленого цвета. (канайя любила зеленый. роуз любила канайю) Роуз с глупым детским упрямством ждет, что Канайя увидит это и прочитает ей лекцию о вреде алкоголя, о том, что Роуз нужно взять себя в руки и бросить пить, о том, что кошки однажды доберутся до ее импровизированного склада и растащат пробки по всей квартире. Роуз ждет так, как будто ей шесть, а родители в очередной раз поссорились, отец хлопнул дверью и не появляется вот уже месяц. (канайя, конечно же, не увидит) На экране ноутбука мигает уведомление о новом - тринадцатом - полученном сообщении, это Джейн, она спрашивает, как у Роуз дела, она вообще часто задает ей этот вопрос, но по вторникам в глубине ее голубого шрифта Роуз чудится оттенок вины, и, может, все дело в вине. Роуз смеется с собственного каламбура и тихо всхлипывает. Приканчивает неизвестно-какой-по-счету стакан, потому что их она принципиально отказывается считать. У скорби пять общеизвестных стадий: шок, отрицание, гнев, депрессия, принятие; у Роуз психологических знаний хватит на целый диплом по специальности, а рефлексии - разделить на пятерых и еще останется. Когда Канайи не стало, Роуз начала считать дни, часы, минуты, чужие сообщения, свои шаги, трещины на асфальте, машины определенного цвета, количество восклицательных знаков в электронных письмах начальства, собак во дворе - все, что попадалось в ее поле зрения. На девяносто восьмой день после смерти Канайи Роуз заметила, что ее волосы отросли на несколько сантиметров. И Роуз, регулярно поддерживающая идеальное каре, решила ничего не менять. На триста пятьдесят третий день светлые кончики щекотали шею прямо над вырезом блузки, а на семьсот восьмой день, пришедшийся на вторник, Роуз обнимала себя за плечи и думала, понравилась бы Канайе такая прическа или нет. Из зеркала на нее смотрит женщина, и Роуз прекрасно осознает, что это она сама, но никак не чувствует узнавания. Роуз закрывает глаза. (ей кажется, что знакомые теплые руки касаются ее висков и привычно пропускают пряди сквозь пальцы) Сегодня ровно восемьсот дней, как Канайи с ней больше нет.