Храбрые сердца

      – Скукота. – лениво протянул Леви, не сводя пристального взгляда с раскинувшегося вдали леса.       С верхушки северного наблюдательного поста открывался отличный вид на долину. Полоска не вспаханного поля, сухая выжженная безжалостным солнцем бурая земля, а вдали, словно оазис, раскинулся лес гигантских деревьев. Растения в сотни раз превышали размер обычных, окружающих их лагерь, деревьев.       Пошел пятый день миссии, а они ни на метр не продвинулись к намеченной цели. Деревня, ставшая для них лагерем в этом походе, была доведена до приемлемого вида. Теперь им не приходилось ночевать под открытым небом, практически у каждого была своя небольшая хижина на одну комнату с импровизированной ванной комнатой, - убранная и пригодная для жизни. Смит занял центральную хижину у западного поста, Ханджи расположилась в хижине напротив. Сам Леви занял самую дальнюю, на северо-западе. Он не любил шумихи, толпы и гомона. Поселится рядом с хижинами солдат мужского пола — значило бы обречь себя не бесконечные расспросы и разговоры о Титанах и о нем самом; поселится рядом с девушками — косые мыльные взгляды, охи-вздохи, в общем — адовая хрень, которой он всячески пытался избегать. Какая-нибудь особа непременно будет расхаживать в неглиже перед незакрытыми окнами и так далее и тому подобное по накатанной схеме. Хотя он прекрасно знал, кто таким образом будет пытаться завоевать его внимание, - вестись на весь этот незавуалированный развод он не был намерен. Да и не было особой нужды. Потому, заняв дальнюю хижину, Леви наслаждался тишиной и спокойствием, доступными в этой богом забытой деревеньке.       Однако, отсутствие вылазок сопряженных с опасностью наткнуться на Титанов, неблагоприятно складывалось на его настроении. Он чаще всех остальных уезжал в дозор по периметру, в надежде выпустить кишки какой-нибудь пятнадцати метровой твари. И все впустую. За все время их нахождения за Стеной Роза, он ни разу не пустил в ход идеально заточенные, острые как бритва, двойные клинки. Его это раздражало. И ввергало в скуку. Вот и сейчас, в то время когда остальные члены отряда занимаются всякой ерундой, он пришел к Смиту, дабы скрасить тому двенадцать часов дежурства, да и самому не помереть с тоски.       – Ты же отдежурил свою смену. – подметил Эрвин. Сейчас как раз был его наряд.       Он заступил несколько часов назад. Вскоре, после заступления, приперся Леви в скверном настроении. Эрвин понимал, что тому не терпится ринуться в бой. Он засиделся. А быть в наряде на одной из четырех вышек — значит первым увидеть потенциального врага, и оказаться первым рядом с ним. И, конечно, первым его уничтожить. Иногда кровожадность Леви и маниакальная жажда убийства волновала командира, но пока что он ни слова не говорил об этом, молча наблюдая за ситуацией. Леви сложил руки на груди, покачиваясь на задних ножках стула.       – Угу. – все также гипнотизируя лес, отозвался он, мысленно взывая какой-нибудь твари выползти. Эрвин вздохнул. Наличие угрюмого Леви действовало на нервы. Он и в нормальном расположении духа не слишком приятный и ценный собеседник, что уж говорить о данной ситуации. От него словно исходили волны раздражения, почти ощутимые физически. И не поздоровится же тому, на кого падет его раздражение.       – Разве у тебя нет бумажной работы?       – Бумажной работой занимается Петра. Ей нравится писать всякий вздор. – он бросил колкий взгляд на Эрвина, словно предостерегая от дальнейших попыток развития этой темы. – И это скукота.       Он терпеть не мог бумаги, записи, журналы и прочую ересь. Он воин человечества, а не книжный червь или трекнутый ученый как та очкастая любительница Титанов. Однако с каждой новой вылазкой отчетов становилось больше, следовательно — больше писанины для него. Иногда его посещала мысль, а не специально ли Эрвин подкидывает ему эту работку? Но, не найдя в этом смысла, Леви отметал ее. Он успешно делегировал эту задачу Петре Ралл, которая, по приятному стечению обстоятельств, из кожи вон лезла, лишь бы ему угодить. Почему бы и не воспользоваться таким страстным желанием?       – Ты доиграешься. – Эрвин подкурил сигарету, выдыхая сизый дым.       Леви в ответ лишь фыркнул, закидывая ноги на деревянную оградку наблюдательной башни. Весь его непринужденный и пофигистический вид ясно давал понять, что об этом он даже и не переживает.       – Избавь меня от своей проповеди, Смит.       – Ты поступаешь неприемлемо.       – Неприемлемо для кого? - огрызнулся Леви. - Для тебя?       Эрвин затянулся, с шумом выдыхая дым. Тяжело с ним разговаривать. Он любую фразу воспринимает в штыки. А донести до Леви какие-то этические и моральные устои что-то из области фантастики — по-любому легче научить Титана разговаривать.       – Для всех.       Леви снова фыркнул, презрительно посмотрев на командира.       – Мне плевать. Кто и что думает.       – А ей? – Эрвин решил сменить тактику. Может воззвав к совести Леви, он наконец-то угомонится и будет вести себя подобающим образом. Однако его план сразу провалился.       – Уж на это мне плевать в первую очередь.       Серые стальные глаза встретились с небесно-голубыми. Эрвин отвернулся, разозлившись. Какого черта его то это заботит? Все в курсе прошлого Леви и по одному лишь желанию тот не изменится. Нельзя забыть прошлое и вычеркнуть его из жизни. Оно всегда остается, откладываясь в подкорке. А в подкорку Леви его вбили сапогами.       – Зачем ты пришел? - Эрвин устало потер переносицу, выкинув окурок.       – Составить тебе компанию.       – Но ты не помогаешь.       – Но и не мешаю.       А вот насчет последнего Эрвин сомневался. Нет, ему не мешал сам Леви, ему мешал его настрой. Он всегда спокойно и сдержанно относился к характеру и переменам настроения своего боевого товарища. Но в последние дни он стал просто невыносим. Срывался на солдатах, придумывал все новые и изощренные по сложности тренировки, поднимал их среди ночи и заставлял бегать по периметру, в общем отыгрывался как мог. Его отряд и перешедшие в подчинение с первого дня их нахождения в деревне, вылизали всю территорию: вымыли, вычистили, чуть ли газоны не подстригли. Но идеалистической и педантичной душoнке Леви было этого мало, - вот он и придумывал всяческие «развлечения» для отряда, на сколько хватало его фантазии. С одной стороны, как командир Легиона Разведки, он понимал и принимал поведение Леви относительно своих подчиненных. Он учил их быть готовыми ко всему и в любой момент, а без должной подготовки и постоянных тренировок они обречены на гибель. Леви не зря их шпиняет и заставляет работать — в этом и есть смысл, – оставлять их в живых как можно дольше. Но с другой стороны, Эрвину претила такая одержимость капитана. Нельзя быть на сто процентов подготовленным ко всему. Жизнь подкидывает такие ситуации о возникновении которых не то чтобы подумать, даже представить невозможно. Идеализм граничащий с одержимостью. Пожалуй так Смит мог описать подход Леви к своим подчиненным.       Леви бросил угрюмый взгляд на Смита, отвлекаясь от созерцания леса. Он прекрасно осознавал, что своим поведением изводит командира. Но ничего с этим поделать не мог. Его все раздражало. И ослепительно-яркое солнце. И шелест листьев. И эта деревня. Особенно сильно раздражали люди, эти глупые самодовольные юнцы, вообразившие себя спасителями человечества. На деле они пушечное мясо, ничего более. Один из ста сможет сгодиться на что-то большее. Остальные подохнут в течении месяца. Пустышки. Сильнее людей раздражало бездействие. Затишье. Тупая трата времени, которое можно было потратить на вещи куда интереснее. Уничтожить всех Титанов. Бездарно потраченное время — среди всех возможных прегрешений в их долбанном мире, именно оно, по мнению Леви, было самым страшным. Не возможно было представить что-либо страшнее и губительнее чем бездарно потраченное время. Живя за Стенами, как животные в загоне, человечество свыклось со своей судьбой. Только Легион Разведки не устраивало такое положение вещей. Человек от рождения свободен и никто и ничто не может лишить его этих крыльев. Такая философия Смита со временем завладела умами всех членов разведотряда. Идя на гибель они были уверены, что отдают свою жизнь не просто так. Каждая отнятая жизнь — это крупица в строительстве их нового будущего. Будущего, построенного на костях.       – А что насчет Элы? – голос Смита заставил вынырнуть из безрадостных размышлений.       Леви нахмурился, вздернув острый нос.       – А что насчет Элы? – эхом отозвался Леви, слегка добавив в голос раздражения.       Смит тяжело вздохнул. Когда на протяжении такого долгого времени находишься бок о бок с одними и теми же людьми, невольно начинаешь замечать и подмечать то, на что раньше и внимания бы не обратил. Малейшие изменения в поведении. Один единственный взгляд, брошенный в момент, когда вроде бы никто не должен видеть. Самопроизвольные, но кричащие движения руки или головы. Все это уже не могло укрыться от наблюдательного взгляда Эрвина Смита. Скорей, это было одной из профессиональных привычек. Но знание чем и как дышат его подчиненные — одна из его прямых обязанностей как командира Легиона Разведки. Именно поэтому он и поинтересовался насчет Элы. От него не укрылась их интрижка с Леви. Однако, единственное что Смит не мог понять, так это чем тот притягивал красоток вроде Элы. Уж явно не своим выдающимся ростом и природным магнетизмом. Он всегда задумчив и угрюм, и своим скучающим отстраненным от мира видом вряд ли можно добиться расположения прекрасного пола. Но несносный и временами жестокий Леви все-таки добивался своего, причем не прикладывая совершенно никаких усилий. Дамы сами увивались за ним, находя его характер загадочным и в какой-то мере романтичным, а поведение вполне достойным отвязного плохиша; они искренне считали, что за маской таинственного прошлого находится ранимый и чувствительный человек. Наивные дуры. А Леви лишь выбирал фаворитку, едва щелкнув для этого пальцами.       – Можешь ее забирать. – Леви по-своему расценил повисшее молчание. Широко зевнув, отчего окончание фразы утонуло в зевке, он продолжил, – Петра явно дала ей понять, что не потерпит конкуренции. А кошачьи драки я не люблю.       Эрвин прыснул. Вот так все просто. Леви никогда не не делал того, что ему не нравилось, и того, что могло иметь негативные последствия. Для него самого, естественно. На остальных ему было абсолютно наплевать. Эгоизм в идеальном воплощении.       – Пожалуй воздержусь.       Леви посмотрел на Смита долгим взглядом, сощурив стальные глаза.       – Как я мог забыть. – протянул он, откидываясь на стуле, не сводя взгляда с командира. - Святой Смит отдал свои яйца на хранение. Отныне имя его единственной любовницы — служба человечеству! – Леви повысил голос на последних словах, стукнув сжатой в кулак правой рукой по груди в область сердца.       – По-этому я и не переживаю. – Смит сдержал рвущийся наружу смешок, однако где-то глубоко шевельнулась змея воспоминаний, оставляя скользкое и холодное ощущение в груди.       – Умно. – Леви еле заметно кивнул, оценив остроту командира.       После, они обсудили насущные проблемы в лагере, новости от Гарнизона, с командующим которого вел переписку Смит. По словам командира Военная Полиция в последнее время сорвалась с цепи. Участились облавы на города и деревни с целью поимки разыскиваемых преступников — «врагов человечества» – как гордо они именовались. Полиция подкупает членов Гарнизона, заставляя их сливать информацию, и все чаще и чаще встречается за пределами внутреннего района. Эрвин был встревожен их деятельностью. Распространение «зеленых рогатых лошадей» по всей площади Стен — не предвещало абсолютно ничего хорошего, и было отнюдь не добрым знаком. В столице что-то происходило. И это «что-то» взволновало правительство, раз натравливает полицию на горожан. Но что именно заставило так встрепенуться центр, Смит не знал. Его старый приятель — Дот Пиксис — командир Гарнизона южных территорий — выдвинул предположение о причастности Церкви к происходящему. По его словам, участились исчезновения учителей и простых образованных людей, будто они вернулись во времена агрессии Церкви. В то время знания преследовались законом. А законом была Церковь.       Эрвин складывал мозаику, кусочек за кусочком, но многие ее части оставались неизвестными или требующими детальной проверки. Он не сомневался в словах Пиксиса, однако и не был в них полностью уверен. Пока Разведотряд находится на задании, Смиту вряд ли удастся разобраться в истинных причинах активности полиции. Написав своему давнему знакомому, по совместительству когда-то лучшему другу, – Нилу Доку — главе Военной полиции, аккуратно задав интересующие вопросы и, что было ни чуть не удивительно, Эрвин не получил ответа. Простившись не на совсем дружеской ноте, он был уверен, что со временем разногласия между ними утрясутся. Видимо прошло мало времени. С другой стороны, Смит не исключал возможность, что Нил попал под прямой приказ главнокомандующего о неразглашении информации. И склонялся он больше к этой версии происходящего. Оставалось верить, что случись действительно нечто важное и опасное, Нил не станет умалчивать и скрывать от него правду. Своими соображениями по поводу Нила, теорий, выдвигаемых Пиксисом, Эрвин делиться не стал.       Таким образом, через несколько часов, заскучав и со своим командиром, Леви покинул наблюдательный пост, намереваясь если не утопиться, то по крайней мере провести ни один час в ледяной родниковой воде, спасаясь от дневной жары и полного штиля.       На смену знойному дню наконец-таки наступили вечерние сумерки, принесшие с собой беспокойный нервный ветер и долгожданную прохладу. Тяжелые серые тучи приползли с запада, заслонив раскаленный красный диск. Быстро стемнело. Солдаты зажгли факелы на вышках. На хижинах в хаотичном порядке тоже вспыхнули огни. Ветер трепал пламя факелов, словно намеревался и вовсе их потушить, срывал с деревьев пожухлую высушенную беспощадным дневным солнцем листву, и причудливыми вихрями уносил их прочь.       Пятый день миссии за стеной Роза близился к своему завершению.