Василиск

«Если вы хотите удивиться, приходите в экзотариум!»

Если бы кто-то сказал тогда Максу, насколько пиар-компания зоопарка оправдывает себя, он бы не поверил. Но деньги заплачены, душа продана профкому еще два курса назад, и раз партия в добровольно-принудительной форме дала понять, что больше не потерпит отлынивания от культурных мероприятий и обязательных взносов, оставалось отвечать «есть!», делать лицо попроще и «окультуриваться» всеми возможными предлагаемыми способами, а именно — плестись позади группы и стараться не сильно сочувствовать ящерицам, гекконам, удавам и прочим рептилиям и амфибиям по ту сторону стекла. Те сочувствовали в ответ. Особенно — трехметровый питон, всем своим упитанным телом выражавший тоску и желание откусить Максу голову, если тот не прекратит гримасничать. Буркнув для успокоения совести «извини, приятель, день такой», он продолжил рассматривать пятнистую громадину, когда со стороны террариума донеслось отчетливое «яуу». Полминуты у Макса ушло на то, чтобы убедить себя, что змеи таких звуков издавать точно не могут. Голос позабытой за три года обучения в университете учительницы по биологии что-то занудно вещал в голове про голосовую щель и связки, накладываясь на замогильное «Блииижшше, бандерлооги», а он старался не скатываться в сюжет типичных американских триллеров и вспомнить, куда надо звонить, когда мерещатся мяукающие питоны. Но звук повторился, и в его ногу что-то вцепилось. От позорного вопля Макса спасли только плохая реакция и вдолбленное с детства «в общественном месте шуметь неприлично!». Как он умудрился не пнуть в порыве паники мелкого серого котенка, повисшего, как клещ, у него на штанине, осталось загадкой и предметом шуток всех свидетелей немой сцены. Так он и познакомился с Васей. При ближайшем рассмотрении котенок оказался обладателем счастливой полосатой расцветки, которая была практически незаметна под слоем маскировочной окраски под бетонный пол, а проще говоря, обыкновенной грязи, блох, жалостливого взгляда и статуса «еще одной приблудной рептилии», который тот оправдывал полностью, поражая тренированностью легких: безостановочным шипением в разных тональностях. Но было в нем что-то такое, что не позволило Максу просто поставить этот клубок проблем на пол и идти дальше за группой. Правда, пожалел он об упущенной возможности уже вечером. После тридцати попыток помыть-покормить-дать таблетку от глистов, двух искусанных пальцев и двух повторов шипящего концерта, первое место в рейтинге светлых мыслей заняла «надо было поступать на ветеринара». К счастью или сожалению, думать об этом было уже поздно, о чем красноречиво напоминал изрядно подмокший после попыток новоиспеченного Васи удрать недоделанный проект дома усадебного типа. Чёрт. Раздавшееся жуткое шипение над ухом на следующее утро безжалостно разбило робкие попытки прикинуться, будто вчера ничего не произошло. Происшествие потопталось по многострадальным рукам, улеглось на подушке, подтянув под себя лапы и упирая немигающий взгляд Максу в лоб, явно отрабатывая телепатию. В тот момент тот еще верил, что странное поведение его теперь уже домашнего кота пройдет. Наивный. Спустя два года кот приходил погреться под лампу, будто на самом деле ощущал себя огромной холоднокровной змеей, сворачивал хвост и с недоумением смотрел на лапы, а потом лез под руки «почесать чешую», словно она была у него на самом деле. Искусство гипноза неизменно оттачивалось на изредка забредающих в гости родственниках, изрядно нервничающих под немигающим желто-зеленым взглядом, там же оттачивалось и угрожающее шипение. Шерсть вздыбливалась на холке, имитируя капюшон кобры, а когти «рептилия» неизменно игнорировал. За неимением других вариантов Вася был переименован в Василиска, а на пустующей тумбе появился широкий террариум без передней стенки, зато со слабой лампой обогрева, которая, тем не менее, стала самым дорогим приобретением за последние полгода. Общие правила всех нормальных котов Василиск, понятное дело, игнорировал, вылизывался неохотно, с перманентным отвращением, сквозившем в каждом взгляде и движении, сухой корм жевал только под аккомпанемент заискиваний и упрашиваний, — здоровое питание и даже предъявленный счет за упаковку Про Плана его явно не впечатляли. Зато впечатляла сырая морковка, что не вписывалось уже ни в какие рамки кошаче-змеиного поведения. Впервые обнаружив нездоровый интерес к овощам со стороны кота, с блаженным выражением на морде отгрызающего хвостик от кабачка, некстати оставленного на столе, Макс решил не паниковать. А после бесплодного двухчасового экскурса по форумам любителей кошачьих и, на всякий пожарный, рептилий, даже попытался извлечь пользу из сложившейся ситуации, вооружившись остатками кабачка и внимательно уставившись в глаза коту, третий раз повторяя «Вася, скажи «мур». Но то ли техника уговоров не работала, то ли дело было в самом Василиске, а все попытки научить кота мурчать заканчивались полным провалом. Он топорщил усы (слава богам, хоть одно кошачье движение!), удивленно принюхивался, высунув кончик розового шершавого языка, к внезапно съехавшему с катушек хозяину под аккомпанемент жалкой пародии из всевозможных звуков, отдаленно напоминающих кошачье тарахтение, которые только могло воспроизвести человеческое горло. И молчал. Зато передвигался Василиск с грацией своего экранного тезки. Трубы заменили рулоны бумаги, в хаотичном порядке валяющиеся по всей комнате и коридору, стопки учебников, кочующие из угла в угол, и просто завалы «выкинь уже эту макулатуру, Макс!», где обнаружить притаившегося кота было весьма проблематично. Это тоже превратилось в своего рода игру для всех забредавших в съемную однокомнатную квартиру: угадай, где кот. И веселила эта игра, пожалуй, только Василиска. Новость о стажировке в другом городе, где ему на месяц выделяли половину проекта, комнату-студию и нового въедливого руководителя, стала неожиданностью в их размеренной жизни. Декан час разливался соловьем о перспективах, практике и возможностях, на вопрос о котах ответил своим фирменным выражением лица и дал понять, что никакую живность с собой брать не разрешается. Даже контрабандой. Решающими, тем не менее, стали отсутствие денег на съемное жилье и разговор с матерью и братом, клятвенно пообещавшим следить за Василиском, как за сыном, и убедившим поберечь свои нервы для проекта, потому что «ну Максим, ты же знаешь, что все будет хорошо». Насколько попыткам объяснить ситуацию и убедить не делать глупостей (а также не таскать овощи из продуктовых сеток, не залезать на недавно пересаженный фикус и десять подобных «не») внял Василиск, осталось невыясненным. Кот нечитаемо смотрел на него минуты три, а затем привычным шипением потребовал еще морковки. О том, что все не «хорошо», Макс узнал за четыре дня до окончания месячной стажировки. Проект был доработан, но по-прежнему отнимал время у сна и телефонных разговоров ни о чем и расспросах о Васе. О переносе даты сдачи на два дня раньше пришлось сообщать в университет, после чего он и решил позвонить еще и домой. Знаменитая Максовская паранойя подняла голову уже в самом начале, когда брат неловко схохмил в ответ на новость о раннем приезде. Что не так, стало окончательно ясно через пятнадцать минут разговора, двух наводящих вопросов и уже откровенной угрозы ехать прямо сейчас, разбив непринужденную атмосферу последних дней. И ехать действительно пришлось прямо сейчас. Правда, это «сейчас» растянулось на бесконечную волокиту с передачей документов, выслушиваний выговоров от руководителя, которые Макс пропускал мимо ушей, все еще складывающий в голове мозаику из разрозненных неловких фраз матери. «Делали уборку у тебя», «нализался чего-то, тяжелое отравление», «острая почечная недостаточность». И как облегчение-надежда, вытаскивающее из хаоса мыслей и самообвинений — уехал, недоглядел, — «врач сказал, что кризис позади». Вася встретил неизменно в своем террариуме, похудевший, разом как-то занявший только половину места, остальную половину занимали система от капельницы, прозрачной гибкой трубкой уходившая к бутылке глюкозы, откуда медленно-медленно капал раствор, флаконы, листы с указаниями и назначениями. Макс кивнул деревянно, молча отпуская неловко застывшего рядом брата, подошел, бережно взял кота на руки, поцарапавшись о катетер, уткнулся носом в теплый спутанный загривок. Кот вздохнул длинно, — вот, уже ведешь себя неадекватно, куда от тебя уходить — аккуратно пристраивая голову на плече всхлипывающего Макса. И замурчал.