Всё гораздо проще

      Чем реже встречаешься с человеком, тем больше начинаешь дорожить каждой проведенной минутой с ним, особенно, когда этот человек начинает быть тебе чем-то большем, чем друг. Повезёт, если он живет с тобой в одном городе или, хотя бы, в одной стране, но нет… Их с Юрой разделяют почти четыре тысячи километров, пять часов в самолете, а перед этим — месяца ожиданий появления тех самых свободных минут, чтобы слетать в Питер. И это ожидание убивает. Долго, мучительно, безжалостно…       Иногда, хочется, чтоб Юра исчез. Испарился, удалился из памяти сам собой, чтоб больше никогда о нём не вспоминать. Не грезить мечтой о России, не стремится душой и телом в Петербург, вот только… Он даже не думает исчезать, и, как специально, ножом по сердцу, присылает очередную фотографию пыльной питерской улочки перед грозой, и кажется, что поездка в Культурную Столицу стала для Отабека целью и смыслом жизни, а он даже не сопротивляется, ведь не в город его так тянет, а к блондинистому чуду, что там живёт. Ну, и порой так бывает, мечты всё же сбываются. И теперь, после бесконечно долгих часов в самолете, Питер встречает его холодным, моросящим дождём, что так раздражал Алтына раньше, а сейчас казался нежным и ласковым, таким долгожданным и успокаивающем, что казах на долю минуты выпал из реальности, а после спустился в шумное, холодное и безумно красивое питерское метро, так не похожее на метро в Алма-Ате, не только внешне, но и по духу, атмосфере… Проезжает остановку за остановкой, не обращая внимание на людей вокруг, и думает только о том, что же он почувствует, встретившись лицом к лицу с такой желанной русской Феей. И настолько погружается в мысли, что чуть не проезжает свою станцию, выходит на улицу. Дождь усилился, постепенно превращаясь из моросящей мелочи в полноценный ливень с крупными, холодными каплями, но фигуриста это не останавливает. Он слишком близок к своей мечте, чтобы прервать путь к ней из-за дождя, что сейчас был даже приятен. Сжав в руке листочек с адресом Плисецкого, отправляется искать его дом по запутанным, похожим на лабиринт минотавра, подворотнями Петербурга, заходя в каждую из них, даже не глядя на номера домов и названия улиц. Казалось, сердце само приведёт его куда надо, но… Даже влюбленное сердце может ошибаться, поэтому плутал Отабек часа так два, но мысли о том, что это и есть та среда, в которой обитает Юра, улицы, по которым он ходит, воздух, которым он дышит, делала парня ещё счастливее. Хотя, ловя себя на таких мыслях, чувствовал, что становится похож на маленьких Юриных фанаточек, готовых чуть ли не землю за ним целовать. И вот, после сотой подворотни и третьей попытки, он всё же отыскал тот самый подъезд, приготовился услышать голос блондина по домофону, как вышла какая-то женщина, и дверь в дом оказалась открытой. Заходит, поднимается на третий этаж, перед ним чёрная, железная дверь. Сердце замирает. В голове пустота. Минута тишины. Собравшись с мыслями, наконец-то стучит. Дверь медленно и тихо открывается, Алтын встречается взглядом с Феей. — А, это ты. Чего так долго? Проходи, — Юра впускает Отабека в дом и закрывает дверь. — Ты бы хоть спрашивал кто пришел, а то… — попытка дать дружеский совет оборвалась, как только они вновь встретились глазами, и тут же заключили друг друга в объятия. Самого Плисецкого как-то совсем не волновало, что его друг промок до нитки, а теперь из-за него и сам блондин. Проходит несколько часов, за окном темнеет, наступает вечер, дождь не утихает, а друзья сидят на маленькой, уютной, теплой кухне, пьют чай и болтают о всякой ерунде, обсуждая соревнования и тренеров, кошек и мотоциклы, Россию и Казахстан. За окном вспыхивает секундная искра, вслед ей ударяет раскат грома. Юра нервно вздрагивает, глядя в окно, но старается не показывать, что боится грозы, а казах делает вид, будто ничего не заметил, чтоб не смущать парня. Вновь сверкает молния, сопровождаемая грохотом, и в квартире гаснет свет. — Какого черта, вашу мать?! — ругается Плисецкий, явно недовольный тем, что такой прекрасный вечер портит бушующая за окном погода. — Так даже лучше, — улыбается Отабек. — Свечи есть? — Угу, — кивает мальчишка, убегая и вскоре возвращаясь со свечами. Они зажигают их, расставляя по кухне. В слабом свете пламени лицо русской Феи кажется ещё более красивым: огонь смягчает его черты, делает зеленые воинственные глаза невинными, играет с тенями на губах… Алтын не может перестать любоваться юношей, неожиданно понимая, что уже с минуту молча пялится на него. — Ты чего? — Юрио удивленно вздергивает бровь. — А может… может кофе сварим? — спотыкается на каждом слове Бек, пытаясь разрядить обстановку. — Кофе нет, есть какао, может его сварить? — Ну можно. — А ты умеешь? — Думаю, это несложно, — предположил брюнет, и, получив одобрительный кивок, приступил к готовке. Включает газ, ставит на плиту турку, помешивает медленно закипающую, шоколадную жидкость. Блондинчик же стоял рядом, держа в руках свечу и с интересом наблюдая за казахом, постепенно втягиваясь в процесс: то сахар принесет, то ложку подаст… Подобное блюдо они оба готовили в первый раз, но получилось оно очень даже вкусным. За окном уже совсем стемнело, и светила полная белая луна, размером чуть ли не на все небо. Гроза стихла, лишь шёл мелкий дождь. Света так и не было, но он был и не нужен, парням хорошо и так. Юра пил какао, сидя прямо на столе, положив ногу на ногу. Вокруг него догорали свечи, но даже в этом полумраке было видно, как он улыбается. «Какая милая и искренняя у него улыбка, какие манящие губы, так и хочется прикоснутся к ним, почувствовать их вкус, ощутить его дыхание, уловить слабый, приторно сладкий запах тела. Как же сложно смотреть на это прелестное чудо и не иметь возможности даже на миг прикоснуться к нему, как сложно сдерживать свои чувства внутри, а ещё сложнее показать эти самые чувства…» — Хэй, Отабек! Не висни! — окликнул его Плисецкий, вырывая из пленительных размышлений. — Чего?! — стормозил парень. — Ничего! Хватит взглядом меня сверлить! Дырку скоро протрёшь! — огрызнулся мальчишка и, краснея, отвел взгляд. «Кажется, он уже обо всем догадался, а раз так, то больше нет смысла скрывать!..» Алтын делает шаг ближе и тянется к губам Феи. Ощущение, словно расстояние между ними четыре тысячи километров, хотя, в действительности, всего сантиметров десять. Миг, и их губы сливаются, и казах чувствует всё то, о чём мечтал: и вкус нежных губ, и дурманящий запах тела, и прохладное дыхание, и то, как Юрио подаётся вперед, ласково впиваясь своими губами в его, а Юрины руки обнимают его за шею. Гаснет последняя свеча, они остаются в темноте, только белая луна светит в окно. «Всё оказалось гораздо проще…» — думает Отабек, забываясь в новом поцелуе.