Наверное, это семейное

Майкрофт молча, пропустил её, давая возможность вести его туда, куда она пожелает. Ева не задумываясь, выбрала студию, там она чувствовала себя безопаснее – есть пространство и вещи, например стол, чтобы отгородиться от Холмса. Дитто прошла мимо стола, опираясь на мраморную стойку, а вот Майкрофт предпочёл стоять напротив неё, повесив зонт на спинку стула, что её очень удивило, ведь на входе стоит зонтница. Он невнимателен, а такое бывает крайне редко, или нет? Перед ней стоял человек, который знал ее лучше, чем кто-либо другой на этой земле, лучше, чем она сама. Несмотря на то, что он был тверд и уверен в себе, с непреклонным и повелительным взглядом, а в его душе бушевала буря, выглядел он очень спокойным и уравновешенным. Он пристально рассматривал ее,сравнивая образ,хранившийся в его памяти, сдевушкой, которая сейчас стояла перед ним. Она изменилась. Её осуновшееся после бессонной ночи лицо при искусственном свете, выглядело слишком бледным. Видимо ей действительно плохо. Холмс продолжал внимательно рассматривать её с ног до головы, как дикий зверь, который видит свою добычу. Еве стало слишком неудобно под его взглядом, потому посмотрев ему в глаза, она всё же спросила: - Выпьешь чего-нибудь? – Дитто решила начать разговор, ну или хотя бы его подобие. – Кофе, чай, вино, виски? - Чай, пожалуйста, - мягко, опасно, словно хищник перед броском, ответил он. Боже, да она сходит с ума! Ева в отчаянии схватила чайник, как за последнюю соломинку, что могла спасти её от разговора, и подставила его под холодную струю воды, лихо бегущую из крана. Женщина поставила его, включив кнопку питания, и тот тихо заурчал, нагревая жидкость. Сил повернуться обратно и встретится лицом к лицу с ним – не было. Дитто уперлась обеими руками об мраморную стойку и опустила голову, переводя дух. Конечно же, она понимала о чём он пришёл поговорить и, тем не менее, хотелось оттянуть этот разговор, не начинать прямо сейчас, иначе точно разревётся и вовсе перестанет себя уважать. Аромат дорогущего одеколона заставил открыть глаза и судорожно выдохнуть. Теперь на мраморе было две тени. Он аккуратно, почти ласково, провёл рукой по её спине, останавливаясь на талии и притягивая к себе и крепко прижимая. Волей не волей, но она вдруг так отчаянно почувствовала, что вновь находится в безопасности. Не отдавая себе отчёта, она, как будто автоматически, расслабилась в его руках. - Ты опять сбежала, - как-то грустно констатировал он, уткнувшись в её шею. – Почему ты постоянно сбегаешь? Почему ты помогла заминировать дворец семь лет назад, Ева? Опять он ворошит прошлое. Женщина огорчённо вздохнула, выпутываясь из его объятий. Ей не хотелось отвечать на этот вопрос. Разве всё было не очевидно? Чайник бурно забурчал и щёлкнул, извещая о том, что вода закипела. Дитто полезла в шкафчик за чаем и заварником. Хах, Майкрофт никогда не любил чай, заваренный ею. Потому всегда искренне считал, что чай заваривать она не умеет и, тем не менее, сегодня выбрал его. Как мы сентиментальны, Майк… Стареем. Холмс стоял, засунув руки в карманы штанов, не двигаясь, наблюдал за её довольно таки легкими движениями. Она всегда ему напоминала ведьму (в хорошем смысле этого слова), когда начинала готовить. Такую волшебную и таинственную. - У тебя из-под носа увели четыре ядерных подлодки, а ты приехал в Ирландию выяснять причины моих поступков, которые были совершенны семь лет назад? – она отрицательно покачала головой, как будто действительно была разочарована его поступком, но это было не так. – Это иррационально, мистер Холмс. - Ты действительно хочешь поговорить об этом? О работе? - заметил он, приподнимая бровь. Мужчина сел на стул, откинувшись на спинку стула. И это означало только одно – он никуда не торопится и разговор будет длинным. Дитто достала фарфоровые чашки, аккуратно, как можно тише ставя их на стол, чтобы не нарушить звенящую тишину между ними. А вот Майкрофт, видимо воспринял молчание за знак согласия, потому тяжело вздохнул. Ева посмотрела на его напрягшееся лицо, кажется, мужчину захлёстывала волна бешенства. Да, она определённо, так же как и Шерлок знала, как вывести из себя за десять секунд настолько терпеливого человека, как Майкрофт Холмс. - Вчера ночью и сегодняшним утром, я частично уладил ситуацию, - он достал из портсигара сигарету и зажал между губ, но не закурил. Надо же, до сих пор помнит, что она не любит сигаретный дым, но сегодня вовсе не против этой вредной привычки. Она взяла зажигалку Шерлока, которую он так вовремя не взял с собой, и помогла прикурить мужчине. Он сделал первую затяжку и задумчиво взглянул на неё сквозь пелену сигаретного дыма. – Три единицы вновь находятся под контролем пехотинских сил Великобритании, а вот за четвертой подводной лодкой, мы сейчас следим и пытаемся взять под контроль. Лучшие люди сейчас работают над этим. - То есть Шерлок? – отстранённо спросила она, разливая чай по чашкам. - Нет, - удивительно спокойно произнёс он, видимо никотин уже подействовал. – Он занят тем, что ловит этого Леонардо и я тоже. - Это хорошо, - слабо прошептала она, уткнувшись взглядом в чашку с чёрным чаем. Сердце билось учащенно, впрочем, как всегда, когда Майк рядом. Он встал и подошёл к ней, поступью хищника, беря её за подбородок, приблизил лицо женщины к своему пронизывающему взгляду. Дитто не сопротивлялась, это было бессмысленно. Женщина затаила дыхание, глядя ему прямо в глаза. Это было похоже на разряд сверкнувшей молнии. И вот, спустя десять лет, она испытывает то же самое – самозабвенную покорность и любовь. Майкрофт наклонился над ней, опираясь на подлокотники её стула. Дитто невольно усмехается – она в кольце его рук и в дыму его сигареты, наверняка ужасно качественной, дым которой щекочет её ноздри. Хах, а он хитёр, перекрыл путь к отступлению. Хитрый, хитрый лис…* - Ты беременна, - хрипло произносит он и касается её щеки длинным пальцем. – Именно поэтому, мы должны сегодня поговорить обо всём, хочешь ты того или нет. Его тон лишь лишний раз подтверждает то, что он не терпит возражений. Её дыхание стало горячим, а взгляд не мог оторваться от его галстука. Чёрт, он загнал её в угол, как кот загоняет мышь. От части, он был прав, но это было не честно. Дитто вдруг охватило сомнение во всех её действиях. Еве стало ненавистно то, что Холмс мог делать с ней всего лишь какими-то несколькими словами. Он делал её уязвимой и податливой. Никогда прежде ни один мужчин не мог лишить её воли, но он… - Что случилось семь лет назад? – жестко и холодно повторил Майкрофт свой вопрос, но вновь наткнулся на стену молчания. В его голосе звучала сдавленная ярость, а ей совершенно точно не хотелось сознательно доводить Майка до приступа бешенства, потому что уже однажды видела его в праведном гневе, и это было действительно… жутко. – Ради Бога, Ева! Мы могли бы уже семь лет, как быть женаты! Что произошло тогда? - Я… - она растерянно подняла глаза, смотря на него, с удивлением отмечая, что он вовсе не зол, а так же потерян, как и она. - Это было предательство? – требовательно спросил он, замирая в ожидании ответа. «Предательство…» - как часто она слышала это слово? Как часто ей его кидали, как будто это был её личный рок, на который женщина была обречена с рождения. Это слово вернуло Еву в реальность. Было ощущение, что её окатили холодной водой. - Нет, - покачав головой и прикусив губу, сказала она, находя в себе силы посмотреть ему в глаза, причем стойко и уверенно, а затем шепотом добавила, чтобы только мужчина услышал: – Я никогда не предала бы тебя, даже ради своей страны. Почувствовав, что она сейчас всё расскажет, Майкрофт кивнул и сел на стул, откинувшись на спинку. Такую фривольность он позволял себе редко, предпочитая всегда быть наготове, сидя с идеально ровной осанкой. И, тем не менее, он напряжен, об этом говорит его стучащий палец об подлокотник стула. - В тот вечер ты пришёл с очередного приёма, на который я не пошла, - как-то сдавленно начала она. – И что было интересно, так это то, что ты был пьян, нет, не в дрова, конечно же, но ты никогда не принимаешь алкоголь до такого состояния, но я не обратила внимания, и мы сразу же пошли спать. Дитто схватилась за чашку, нервно делая обжигающий глоток. Однако у Евы сложилось впечатление, что её губы онемели. - А затем, ночью, - пояснила Дитто, – Я проснулась от щелчка, а открыв глаза, увидела, что над нами нависают пять человек и все прицелы направлены на тебя. Лезть в тумбочку за своим оружием было поздно, да и уже бессмысленно, а что ты сделаешь один, против пять великолепно вооруженных ребят, явно профессионалов своего дела? – шатенка сделала паузу, посмотрев на собеседника, который её заинтересованно слушал. – Верно, ничего, ты просто даже не успеешь. Она усмехнулась своим словам, как будто Холмс был менее компетентен, чем она. Ева отвернулась, рассматривая изящную отделку камина, его причудливые завитки орнамента. А затем грустно вздохнув, продолжила: - Я ведь убивала людей, - обняв себя руками, медленно говорит женщина. – Но это не страшно, ты просто ничего не чувствуешь… особенно, когда это нужно сделать, пока тебя саму эти отморозки не убили, но тут всё иначе. Совершенно по-другому, Майк, такой холод пробирает тебя до костей, а тело словно немеет в шоке, когда ты видишь, как к человеку, которым ты дорожишь, приставляют пистолет, причём прямо к виску, - Ева не почувствовала тот момент, когда по её глазам потекли слёзы, медленно и противно скатываясь сначала по щекам, а затем и шее. Ей казалось, будто она вновь переживает самый страшный момент в её жизни. – Я пыталась, честно пыталась разбудить тебя, но ты так крепко спал, как никогда. Этот мужчина рассмеялся, смотря на мои отчаянные попытки тебя разбудить, и тогда-то я совершенно точно поняла, что тебя напоили. Потом он поставил меня перед выбором – ты или Букингемский дворец. Думаю, о моём выборе рассказывать не стоит. Холмс молчал. Вообще в комнате стояла звенящая тишина, прерываемая разве что её хлюпающим носом. Ева пристально вглядывалась в жесткие черты его лица. Оно было напряженно и… он кошмарно, просто смертельно, устал, только посторонний мог воспринять это за злость или, например, презрение. - Ты устал, - констатировала женщина, промокнув слёзы салфеткой. – Тебе не стоило приезжать… - Почему на камерах это не запечатлено? Как они прошли сквозь охрану дома? – задал вопросы Холмс, игнорируя её реплику. - Наверное, потому что это был тот, кто слишком близко находился к тебе, но оставался в тени? - Кто? – конечно, он всё понял. - Он, - только и произносит женщина, замолкая и ловя себя на мысли, что их разговор похож на разговор с душевнобольным, и она выступает, конечно же, в роли второго. Майкрофт отворачивается и явно анализирует сказанное Дитто и это вовсе не радует шатенку, потому что последует вполне логичный вопрос, и он не задерживается, игнорируя даже тяжелое, словно дым, оседающее на плечи молчание: - Почему ты меня не предупредила? – и что-то глубоко в её чувствах совершенно обрывается, она совершенно не так представляла их разговор по поводу этой темы. Женщина до последнего надеялась, что он не произойдёт, но…нет. – Ева? Он спрашивает так нежно и одновременно напряжённо, будто боится, что если спугнёт её, она растворится в реальности, не оставив после себя ничего. - Они следили, - безразлично отвечает женщина, всё ещё пребывая где-то там. – Двадцать четыре часа в сутки, где бы я не находилась, следовали незримой тенью, постоянно держа на мушке. У меня совершенно не было возможности. В комнате вновь воцаряется молчание такое, что начинает казаться, словно они в вакууме, но нет. - Думаю, он это сделал специально, - вдруг говорит Ева, вставая со стула и направляясь за чем-нибудь покрепче. Майкрофт удивлённо поднимает бровь, внимательно следя за движениями этой женщины. Ему всегда нравилось наблюдать за её грациозностью. Дитто, натыкаясь на взгляд Холмса, поясняет: – Чтобы наконец-то окончательно посадить тебя на своё место, при этом разбив сердца нам обоим, чтобы мы не отвлекались друг на друга. - Он был хитрым стариком, - хмыкает Холмс вовсе не весело и слишком грустно произносит: - Семь лет, мы потеряли семь лет. Её сердце словно налилось свинцовой тяжестью, захотелось выместить на чём-то боль и закричать там, где никто не услышит. А вот Майкрофт оставался непроницаемым, как каменное изваяние. - Что ты будешь делать с ребёнком? – вежливо осведомился он, как будто сам совершенно ничего не решил за неё. - Разве у меня есть выбор? – не скрывая сарказма, произнесла Ева. - Выбор есть всегда, - философски заметил Холмс, поднявшись на ноги. В его движениях была фация. А в развороте его плеч было что-то такое, слишком властное и не терпящее возражений, не говоря уже о взгляде, который был вроде бы нежен, но так и предупреждал, что всё равно, всё будет так, как он сказал. Майкрофт специально забирает одиночный бокал вина, который женщина наливала себе, попутно отодвигая край халата, обнажая кожу и целуя её в плечо. – Спасибо. - Я хочу сделать аборт, - не выдерживая, говорит Ева, отчаянно заглядывая Холмсу в глаза. - Нет, - строго, грубо говорит мужчина, сильнее сжимая пальцами ножку бокала, а в глазах пылает огонь. И Еве страшно. Она упирается в него взглядом, вот он сидит перед ней весть такой властный завоеватель, распоряжаясь её жизнью. Дитто складывает ладони перед собой, сжимая, что есть мочи. Женщину бесит эта его власть над её жизнью – стоит ему произнести хоть одно слово и она пойдёт куда угодно и сделает что угодно, без всякого сопротивления. – И это не осуждается, Ева. - Что? – резко бросает женщина, не в силах противостоять своей натуре. – Женишься на мне? Оставишь у себя дома, как комнатную кошку с котенком? И что же дальше? А если кому-то взбредёт в голову шантажировать тебя или меня? Что, Майкрофт? А если Мориарти вернётся? - Моя пантера выпустила коготки? – мягко парировал он. – Конечно, мы поженимся, это тоже не обсуждается, ребёнок должен носить мою фамилию и жить со мной так же, как и ты. Я сумею вас защитить, если ты так беспокоишься только об этом, в таком случае я даю тебе своё слово. А что насчёт Мориарти – он мёртв и точка. - Майк, это всё так сложно и проблематично… - отчаянно выдыхает Ева, сквозь пальцы, смотря на мужчину. – Я не могу бросить свою семью. Я не могу бросить работу, я же не последний там человек, и слишком много знаю, они захотят меня убить, если я выйду из-под их контроля, разве ты не знаешь? Невозможно уйти с нашей службы, мы вечные слуги. - Ева. Он берёт ею руку, мягко притягивая к себе, и обнимает за талию, параллельно выводя какие-то незамысловатые узоры по её спине. Женщина чувствует аромат его одеколона, чувствуется морской бриз с чем-то более… точно, запах дикой розы. Это спокойствие и безмятежность, гармония и благоухание розы, шиповника и водорослей. А чем пахнет море? Да, конечно же, прохладой, свежестью, морскими водорослями, горячим песком, мокрой древесиной, растениями, елью, в обилии растущими на побережье и озоновыми нотами. - Мы уже не молоды, совсем, - тихо, баюкающе произносит Майкрофт, целуя шатенку в макушку. – Это наш последний шанс. Мы давали шансы и другим людям, но что в итоге? Вернулись друг к другу. Он заглядывает в карие глаза в поисках ответа, нет, не ответа. В поисках согласия. Он замечает морщинки вкруг глаз. Они постарели и это их последний поезд, именно поэтому, сейчас или да, или нет. Холмс шумно выдыхает, она всё ещё так же влюблено смотрит в него. И этот страх, его личный кошмар, где она без единой эмоции смотрит на него – канул в Лету. - Пожалуйста… - нет, Майкрофт вовсе не просит, он уже заранее знает, что она согласна, просто, не до конца. Как бы там ни было, эта непредсказуемая иностранка – его и всегда была его. Возможно, он немного собственник, который иногда совершенно случайно отпугивал потенциальных женихов. И чуть чаще, чем нужно, летал в Буэнос-Айрес и тем не менее. Он никогда её не отпустит, и если нужно, подрежет пташке крылья. Пусть развлекается тут, рядом. Желательно, в Лондоне. – Ева? - Да, я согласна, - её губы трогаёт лёгкая, мягкая улыбка, а в глазах уже пляшут какие-то черти. Женщины всегда так странно думают… - Но не сейчас. Майкрофт тяжело вздыхает, сильнее прижимая к себе.