Хэштег: ForeverStiles

Ногицунэ (Void!Стайлз) / Стайлз NC-17 АУ, изнасилование, мифические существа, насилие, ПВП (10 стр=_= … патамушта без смысла) Кинк (типа хентая с тентаклями, хохо), как бы селфцест (варнинг: не запутайтесь в Стайлзах)       Стайлз дернулся и почувствовал нестерпимую боль в левой ноге. Он заорал так, что в собственных перепонках зафонило, а руки скрутило в судороге от автоматически сжавшихся мышц. Он пару раз ударил ладонью по холодной поверхности на которой лежал, пытаясь избавиться от концентрации всей боли в одном месте.       Нога все еще болезненно пульсировала, но кричать Стилински перестал, укладываясь на холодный пол, постепенно становясь тише воды, ниже травы и пытаясь вслушаться.       Он не помнил, как оказался здесь, а теперь еще и охрип так, словно в горле гвоздями прошлись, и хотелось кашлять.       Чуть приподнявшись на одном локте, он на ощупь пошарил другой рукой вокруг себя, и ладонь его наткнулась на валяющуюся неподалеку прямоугольную вещицу. Он тут же признал в ней свой телефон и, нажав на кнопку включения и чуть не ослепнув от ярко встретившего его работающего экрана, облегченно прошептал:       — Боже, боже, боже, боже…       Стайлз сел и подтянул под себя заледеневшую ногу, из-за чего вторая отозвалась уколом боли в районе щиколотки. Парень посветил на нее экраном и увидел огромный капкан, уже покрытый его собственной кровью.       На глаза тут же навернулись слезы от мгновенно навалившегося чувства безысходности, и он снова закричал. От такой штуки точно невозможно избавиться в одиночку. Он пробовал помочь Лидии и чуть не лишил ее ноги… А он точно тут был один…       Парень повернул телефон в сторону от себя, пытаясь осветить помещение, чтобы понять, где он и есть ли кто здесь еще.       Он поводил фонариком на телефоне, но вокруг него было пусто, никого и ничего не было. Только серые стены и холодный пол.       Обе ступни его точно превратились в ледышки, охлаждая медленно циркулирующую кровь и пуская ее по всему телу, заставляя покрываться мурашками. Стайлз шмыгнул носом, поежившись, и, утерев глаза грязными руками, принялся искать номер Скотта, желая хотя бы услышать голос друга, не говоря уже о просьбе о помощи.       Но только он собрался нажать на список последних звонков, он услышал шорох.       За огромной вентиляционной трубой, прямо напротив него, проступила тень. Сердце у Стайлза точно дало сбой, забыв пару раз ударить и рухнув в желудок. Он попытался посветить туда, но ничего толком не увидел — лишь медленное движение тени из стороны в сторону, не покидающее пределы трубы.       Стайлз прочистил болевшее горло и с хрипом позвал:       — Кто здесь?       Свет фонарика колебался от сильной тряски рук парня, но движение за трубой прекратилось, будто бы тень поняла, что ее заметили.       Стайлз пытался вглядеться в то, что подавало признаки жизни, но никак не мог разглядеть и понять. Он переместился на полу, продолжая держать руку с фонарем на объекте наблюдения, а ногу - в капкане без движения.       И когда он звякнул цепью, вызвав у себя почти тошнотворную боль где-то внутри самой кости, тот, кто скрывался за трубой, спрятался обратно, пропадая там, где прикованный к цепи Стайлз не сможет ничего увидеть.       Это пугало парня похлеще клыков и когтей оборотней. В глазах было мокро, это мешало видеть, пусть в темноте это и без того было проблематично.       В очередной раз шмыгнув носом, Стайлз осторожно перевернул телефон, предварительно выключив фонарик. Он вслушивался в тишину с еще большей силой, надеясь вовремя уловить момент, когда таинственная тень хотя бы шевельнется вновь. Он открыл список последних вызовов и среди немногочисленных записей различных номеров — нужных и не очень — нашел Скотта. В груди будто бы вспыхнул фейерверк, так рад Стайлз был увидеть знакомые буквы.       Нажав на номер и поднеся к уху трубку, парень ничего не услышал. Ни набора, ни гудков, ни сброса. Он вернул потемневший экран к лицу и, не дождавшись когда он сам вновь вспыхнет, нажал на кнопку. Прибор не отреагировал на нажатие.       Стайлз тихо заскулил, непонятно как не срываясь на отчаянный вопль, и, сжав в руках телефон, прижал его край ко лбу и зажмурил глаза.       Спасения не откуда было ждать. Не сейчас. Стилински глубоко вздохнул, чувствуя вибрацию, проносящуюся по телу от этого вздоха. Правильно было бы снять с себя чертов капкан и, пусть как, но доковылять до выхода, а там он посмотрит, что делать дальше.       Еще пару раз вздохнув, Стайлз придвинулся на одной ноге к другой, вслушиваясь в эхо этого помещения и различая свое и чужое движения.       Облизав высохшие губы, он дотронулся до металлических клыков на голени и попробовал потянуть.       То, насколько стало больно Стайлзу, не описать словами. Он, стиснув зубы, зарычал, захрипел, забывая к чертям свои правила быть как можно тише и незаметнее в этом подземелье. Боль была адская, обжигавшая всю ногу и задвигая острые колья уже в сам мозг. Из глаз полились слезы, попадая в рот и щекоча нос.       Сразу же лишаясь всякого желания продолжать, Стайлз опустил руки на пол, но не сдаваясь окончательно. Он ни за что не сдастся. В его природе — вести вечную битву пусть с собой, пусть с внешним миром, главное — продолжать надеяться и бороться.       Несколько долгих минут спустя Стайлз собрался с мыслями и, прежде чем захрипеть от боли вновь, потянул зубья в разные стороны.       Он обессилено завалился набок, физически чувствуя, как на пол стекает кровь, как рана порастает невидимой защитой, потому что больше касаться ее совсем не хотелось. Там, где были задеты нервы, боль уходила прямо в мозг, под кожу — всюду, — делая из отпетого сорванца жалкую тряпку.       Наконец он услышал знакомое шебуршание, которое уже не приводило в ужас, и поднял голову в ту сторону. Глаза давно привыкли к темноте, но различить, кто или что это было, он по-прежнему не мог, поэтому снова попробовал позвать:       — Эй, — его голос звучал хрипло и болезненно, — кто здесь?       По лбу Стайлза стекал холодный пот, а в глазах стояли слезы, которые он не в силах был сморгнуть, и он не понимал, почему озноб еще не начался.       В глухой тишине было видно, как, покачиваясь, силуэт человека поднялся, продолжая сгибаться, словно на спине его был неподъемный горб, и пошел в сторону Стилински, шурша ботинками по пыльному полу.       Стайлз оперся ладонями о пол, сжимая пальцы, — загребая под ногти бетонную пыль, — и приподнимаясь, стараясь быть готовым к обороне. Дыхание перехватило, и он чуть не чихнул, ощущая в носу щекотку от всего: пыли, нервов, влаги…       Человекообразная фигура доковыляла до подростка и, двигая головой, как собака, которой показали интересную безделушку, уставилась прямо на полусидевшего на полу Стайлза сквозь грязные бинты, через которые глаза не были виды.       Парня затошнило от будто бы могильного затхлого запаха, и он поморщился, вытирая мокрый нос, маскируя этим попытку заткнуть ноздри, чтобы не чувствовать смрад, полный земли и гари. А существо в бинтах наблюдало, не издавая ни звука, не роняя ни слова, просто издевательски упиралось взглядом в беспомощного мальчишку.       Стайлз сделал глоток воздуха, чтобы что-то сказать, как-то наладить контакт, он даже прокашлялся, но тут существо открыло рот, который обрамляла грязная чернота прорезанной дыры в бинтах, и проклокотало:       — Стайлз, Стайлз, Стайлз… — оно снова покрутило головой, — мы давно ждали этой встречи, не так ли?       Дыхание подростка потяжелело и будто бы голосом было замедлено, подавляясь силе этого существа, и парень уже не смог выдавить из приоткрытых губ и слова.       — Ты, Стайлз, хороший мальчик, — Стилински скривился и нахмурился, — но тебе понадобится помощь, — существо в кожаной потертой куртке присело на одно колено и потянулось забинтованной рукой к лицу Стайлза, продолжая скрежетать: — И тогда мы сможем освободиться.       Почувствовав шершавый бинт, пропитанный чем-то зловонным, на своей щеке, Стайлз дернулся. Он испытывал страх и раньше. Боялся, был в ужасе, не мог из-за него двигаться, но сейчас все ощущения от прежде пережитых кошмаров во сне и наяву сосредоточились в одной этой фигуре. В одном этом забинтованном существе, разговаривающим с ним как с давним другом и приятелем.       Стайлзу не удавалось нормально дышать, увести взгляд от продырявленного рта со стальными зубами, ковыряющими кожу губ или то, что от них осталось, с каждым новым словом пропуская по ручейку черной крови.       — Когда мы соединимся, — продолжало существо, поглаживая парня, переходя забинтованной ладонью на его макушку, путая мокрые волосы, — нам не будет равных, мы обыграем любого во всякой игре и всякой пьесе.       Постепенно в голове у Стайлза стелился туман, сморгнуть который никак не получалось, словно он был таким плотным и едким, что даже турбина бы не помогла. Глаза парня сами собой закрывались, заставляя его впадать в дрему, ощущать все размазанней и нереальней. Левая нога перестала ныть и беспокоить Стайлза, словно и не было на ней никогда зубьев капкана.       Стилински только краем рассудка почувствовал, как его что-то приподнимет над полом, но сделать ничего не смог. Даже подумал-то о том, что он не на прежнем месте, только когда звякнула цепь.       А потом он услышал звук рвущейся ткани и обнаружил перед собой ухмыляющееся выражение раскроенного рта, чуть ниже уровня своего.       Стайлз по-прежнему с чувством нереальности всего происходящего наблюдал за тем, как на пол за спиной существа падают клочки его футболки и пижамных штанов. Он видел, как существо подошло к нему вплотную, прикасаясь тканью посеревших и кое-где пожелтевших от времени бинтов по почти оголенному торсу.       Если бы его сознание его сейчас слушалось и передавало бы в черепную коробку все верно, то парень бы точно заорал как минимум, а как максимум уже убежал бы подальше от странных прикосновений, пусть за трубу, пусть в любой темный угол. Но ничего этого не происходило по причине того, что Стайлзу не казалось ничего из того, что с ним делал — и собирался делать — монстр, неправильным и отталкивающим.       Ощущения старой ткани на замотанных пальцах существа поглаживали нужные рецепторы, а тихое рокотание с черных губ раздавалось в самом мозгу, успокаивая и убаюкивая. Стайлзу даже не было противно от этих касаний — грязных бинтов — к нежной и тщательно вымытой перед сном кожей.       Монстр смотрел в душу Стайлза и касался прямо ее, задевая все точки, способствующие приятным ощущениям. Стайлза гладили, успокаивали, давали обещание помочь и безмолвно — защитить. Он был рад, доволен, ему сейчас было все равно, что тот, кто делает это с ним — не человек, чудовище, тот, от кого помощи ждать — себе дороже. Парень моргнул пару раз, когда рука существа легла на неразработанную грудь, на которой еще от холода затвердел сосок.       Стилински молчал, ему и говорить ничего не хотелось. Все было правильно. И без его речевого колокола, трезвонившего все эти годы, сейчас было хорошо.       Монстр, словно увидев плывущие мысли паренька, оскалился, улыбнувшись, и стянул оставшиеся висеть лохмотьями штаны вниз, обнажая ноги. Нижнее белье пока было в целостности, но ненадолго.       Выбросив тряпку нижней части пижамы, существо придвинулось бинтами на лице ближе к паху Стайлза, заставив того на секунду пропустить мысль об опасной близости его и острых зубов монстра. Но тот снова заклокотал, и Стилински тут же расслабился, прикрывая глаза и отдаваясь странным, но приятным ощущениям.       Не хотелось двигаться, ничего вообще делать, только висеть вот так вот, не прогоняя легкую тяжесть в руках, оставаясь близко к живому телу, желающему от Стайлза как можно большего несопротивления и принятия.       И монстр получал, что хотел. Стайлз открыл глаза, вновь вглядываясь в грязные очертания лица перед собой, и он слабо кивнул, отвечая на незаданный вопрос.       Стилински снова закрыл глаза, откидывая голову назад, словно сквозь сон ощущая прикосновения, проносящиеся по обнаженному телу. И когда, наконец, его пах почти накрыла замотанная бинтами рука, все прекратилось.       Через секундное замешательство движение по чувствительной коже продолжилось, но на этот раз ощущения сменились новыми, будто бы странно-знакомыми. Очертания тонких пальцев с холодными подушечками проходились по бедрам, вблизи с гениталиями, массируя, надавливая, заставляя покачиваться и подергивать ими, а следом пальцы провели по ставшему нагим органу, обдавая одновременно холодом и жаром.       Стайлз дернулся, неведомо как выходя из оцепенения, но движения продолжали успокаивать, заставлять держать глаза прикрытыми. Губы задрожали, и изо рта вырвался слабый выдох, когда вместо пальцев на член легла ладонь, приятно обдавая изменившимся теплом. Парень снова подался бедрами вперед, наперекор внезапно возникшему сонному состоянию отдавая контроль телу от мозга.       В это время ладонь сжала окрепший поднимающийся член, двигаясь по стволу и охватывая головку, поглаживая большим пальцем. Так, словно оппонент точно знал, что нравится Стайлзу. Тот не удержался и судорожно задышал, не контролируя себя так, как хотелось бы. Ведь где-то на краю реальности парень понимал, что происходит что-то не то. Что так быть не должно. Что его трогают там, где раньше не дотрагивался никто.       Стилински разлепил веки, опуская лицо вниз, и встретился взглядом со своим отражением.       Не отражением — своей точной копией.       С самим собой.       Сердце пропустило удар, чтобы затем бездумно врезаться в грудную клетку и послать дрожь по всему телу.       Слабая и злая улыбка прорезала бледное лицо второго Стайлза, застревая в памяти, отпечатываясь в сознании, которое только что вернулось, обдало ледяной водой и оглушило громогласным криком.       Глаза Стайлза расширились, он приготовился закричать сам, но все, что он успел — это раскрыть рот. Он не смог издать ни звука, словно на нем стерли все драйвера и следом лишили звуковой карты.       Ухмыляющиеся опухшие, будто бы от усталости, глаза напротив — точно такие же, но другие — глядели вызывающе, нагло, стремясь выставить Стайлза на посмешище. Но сам этот Стайлз ничего не сказал, продолжая улыбаться кривой ухмылкой и придерживать смягчающийся ствол.       Ужас пролез под кожу, оказался шпагой, воткнутой в позвоночник, точная копия его внешности излучала тот страх, который не почувствуешь даже при встрече с привидением или монстром. Хотя последним как раз можно назвать белолицего Стайлза.       Злой двойник опустил взгляд на горячий орган перед собой и внимательно его принялся изучать, будто впервые видит подобное творение Всевышнего: необычное, растленное, привлекающее. И затем поднес лицо ближе, настолько, что его дыхание ощутилось даже сквозь пелену бессознательности и онемения.       Молчаливый и пугающий Стайлз снова взял опадающий член в руки и направил к себе в рот, заведомо открывая его пошире и округляя губы, чтобы спрятать за ними свои зубы. Он точно знал, что нужно делать.       Подобными красочными ощущениями жизнь Стайлза Стилински до сих пор не баловала. Несмотря на нереальность происходящего, сквозящую по всему телу парня и его мозгу, влажный захват губ на головке члена, продолживший свое движение дальше, обжигали настоящим, ярким чувством новизны.       Будто придя в себя после этого долгого протяжного движения, остановившегося у корня члена, Стайлз вернул часть своего «я», понимая, где он и что происходит. Словно его выдернули из небытия и заставили войти в прежнее жизненное русло за одну секунду, не готовя заранее.       Ощущения обрушились на него разом, разбегаясь по всем конечностям и тут же отзываясь болезненной судорогой.       В запястьях чувствовалась вата, в ногах — холод, в голове — болезненная наполненность, а внизу живота у Стайлза было обманчиво приятно.       Второй заход рта, потянувший кожу на члене сильнее, всасывая со влагой слюны и уже появившегося предэякулянта, засквозил внутри, путая мысли и толкая к прежней потере только обретенного рассудка.       Но Стайлз не был бы Стайлзом, если бы потерял его сейчас. Сознание вернулось к нему, обеспечивая видимость, выветривая туманность из головы, и он собрался оттолкнуть начавшего причмокивать двойника ногой. Но тот, почувствовав возвращение парня к действительности, схватил его за бедро, поднимая глаза и возвращаясь к чувствительной головке, показывая зубы.       Стилински зажмурился, тяжело дыша и почти срываясь на свист сквозь стиснутые зубы. Только это сейчас нарушало тишину, прекратив чавкающие звуки от нежных губ двойника Стилински.       Парень умоляюще посмотрел на себя в костюме существа с бинтами и увидел, как тот облизывается, словно гурман, отведавший деликатес, пробудивший в нем воспоминания.       Он поднял глаза на мальчишку и, вновь дернув уголками губ вверх, схватил рукой все еще стоящий член, сверкающий влажной покрасневшей кожей, двинув несколько раз кулаком, любуясь реакцией забывшего об опасности и получающего наслаждение Стайлза. Он боролся сам с собой, противясь ответам тела на движения рук и губ самого себя.       Свой собственный голос Стайлз услышал как сквозь толщу воды, раздающийся сразу в барабанных перепонках глухими ударами:       — Нам нужна помощь, Стайлз, — властно произнес темный двойник, опуская руку на ягодицы и запуская липкие мокрые пальцы к местечку между половинок. — Прими ее.       Губы снова обвили стоящий в тяжелом возбуждении член, и рот вобрал его весь полностью, медленно насаживаясь и потирая внутри языком. Мальчишка вновь зажмурил с силой глаза, то ли стараясь забыться, то ли лишиться картинки самого себя, принимающего член в рот. Ему было не по себе от всего этого, а когда руками двойник надавил на задний проход, стало совсем тошно.       Стайлз почувствовал наполнение. В его зад точно что-то входило, оставляя внутри ощущение расхождение не только кольца мышц, но и стенок внутри. Он беззвучно закричал, обливаясь потом и слабо дергаясь, хотя он прикладывал все усилия, чтобы избежать прикосновений.       Внутреннее состояние покоя улетучилось, однако тело не спешило расставаться с оцепенением в подвешенности и поддавалось власти темного Стайлза с охотой, подчиняясь отсутствием движений.       Парень мог лишь кусать губы и двигать головой, словно ожившая вновь канима воспользовалась своим ядом, отравляя мышцы, способные помочь спастись от прикосновений самого себя.       Будто издеваясь, второй Стайлз с удовольствием продолжал сосать, заполняя не способную сжиматься дырку своими пальцами, исследующими проход таким образом, чтобы сразу нанести сокрушающий удар по гордости настоящего Стилински. Ведь видеть себя, насаженным на член, и чувствовать в себе свои же пальцы, это не то, что можно почувствовать любому. Что можно пожелать даже врагу…       Но его тело не было с ним такого же мнения, отзывчиво доставляя по кровотоку приятные импульсы от движений двойника.       Стилински старался убрать из поля своей чувствительности все махинации злодея, но, сам того не понимая, сосредоточился на ощущениях на члене, концентрируя внимание на юрком и влажном языке, гладкой глотке, отзывчивом горле… Он резко выдохнул от вспыхнувшей искры удовольствия, которая была разожжена касанием особой точки внутри.       Злой двойник точно знал, где она находится во внутренностях Стайлза, как ее нужно потереть и что сделать с членом. Стилински выпустил из горла скулеж, не способный помочь ему ничем, и сорвался на поверхностное дыхание, чувствуя катящееся на него валуном удовольствие.       Та грань, на которую его поставили и оставили там, терзая губами и пальцами, выветрила из его мозгов все только-только вернувшиеся обратно мысли и оставила только одну: скорее кончить.       Его принудили к этому против его воли, но сделали все так идеально и так остро, что все остальное ушло на задний план, расставив свои сети и свой капкан. И он туда попался.       Тело вторило теперь вновь забывшемуся сознанию, высказывая желание через дрожь, стон, потряхивание бедрами и тяжелое дыхание. Стайлз обезумел от невиданного наслаждения, истомы, тянущейся вдоль позвоночника и касающейся всех конечностей.       Пальцы внутри дергались в нужном темпе, и губы влажно причмокивали, окуная каждый раз орган в жар и похотливую глубину горла.       И Стайлзу оставалось теперь лишь стать участником пьесы, ведущей зрителей к кульминации действа, отдаваясь сладостным ощущениям, попавшим в его слабое тело с помощью него самого. И теперь, когда до концовки оставалось уже немного, он не смел противиться, искренне мечтая о фееричной развязке.       Он сильнее сжал свободные пальцы на руках и ногах, онемевшие от всего подряд, напряг живот, низом предчувствуя водоворот, поглощающий своей неизбежной волной оргазма внутренние органы и все остальные чувствительные части. Фрикции рта и пальцев доводили мальчика до исступления, вбирая, вталкиваясь, вжимаясь полностью до костяшек и задней стенки податливой глотки. Дробные толчки отдавались в заднице колющимся удовольствием, выхватывающим из Стилински полные дрожи стоны на каждый удар по простате.       Парню пришлось отпустить, потому что больше он не мог в себе держать все, что накопил он сам. Он почти что зарычал, откидывая голову назад, чувствуя взрыв где-то внутри, способный поглотить его, как черная дыра, и, слыша захлебывающийся стон другого себя где-то внизу, понял, что его сперма исчезает внутри чужого — своего — рта.       Кончая, выливаясь резкими толчками семени под настойчивые жадные вдохи носом, Стайлз ярчайше чувствовал, как его скрутило оргазменной судорогой, такой, какой он ни разу в жизни не испытывал.       И когда он почувствовал, как его двойник плотнее сжимает нежные губы и вжимает пальцы в раскрытый анус сильнее, его удовлетворение ушло на второй план.       Монстр словно высасывал из него сперму, не принося уже удовольствия, окучивая туманом онемения. Обида и гнев сразу же затопили его, вылились в слезы, единственные хотя бы немного подчиняющиеся желаниям мальчишки.       Он зашмыгал носом, расценивая свое поведение последние несколько минут как недостойное и постыдное. Глаза в глаза глядя двойнику, Стайлз сжал губы, схмурив брови, дрожа телом уже от злости, и дождался, когда второй Стайлз перестанет облизываться и улыбаться и скажет что-нибудь.       Но тот молчал. Молчал и издевательски тянул губы в улыбке, словно охота удалась на славу и тушка окажется на званном пиру вовремя.       Стайлз вдруг почувствовал холод во всем теле, пробивший его как удар по голове. И в следующую секунду, моргнув, он оказался на том же пыльном полу, как прежде, закованный в капкан из холодного металла с отвратительной лужей крови, пополнявшейся с правой лодыжки.       Смутно ощущая дежа вю, он нашарил свой телефон и, нажимая в спешке не на те кнопки и нехотя оттягивая момент соединения с абонентом, набрал номер Скотта. Раздались гудки. И когда Стайлз услышал третий, он понял, что он не скажет всего. Он понял, что эта часть останется заточенной вместе с ним в капкане, с которого выбираться нужно самому, пока не стало поздно.