Что с ними стало?

      — Я тебя люблю, — счастливо улыбнулся Рэнделл. Солнце ярко светило, мягко пригревая, дул лёгкий летний ветерок. В руке была Мишина рука, и всё было хорошо. Так хорошо, что даже не верится! Серьёзно, Миша рядом, жизнь не такая хреновая и бессмысленная (впрочем, второе вытекает из первого), самый классный месяц лета с приятной погодой и свежей зеленью вокруг. И всё хорошее давило изнутри, как огромный цветной воздушный шар, который невозможно спрятать. Даня медленно выдохнул, пытаясь немного спустить его (а то он от счастья просто разорвётся!), но лишь шире заулыбался и сильнее сжал руку парня. Это действительно происходит с ним?       Совергон остановился, и Даня вместе с ним. Парень явно был чем-то озабочен. Он нервно поправил чёлку, прикусил губу, на секунду сжал ладонь Рэнделла в ответ. Поднял тёмные карие глаза, чтобы они столкнулись взглядом с серо-голубыми.       Даня замер. Сколько времени уже прошло? Четыре месяца? Пять? И сколько бы он не говорил Мише «я тебя люблю», Миша лишь смущённо улыбался и лепетал что-то вроде: «да, я тоже». Но Рэнделл вовсе не обижается. На самом деле он сам долго ждал, и вот же это была лишь лёгкая симпатия, затем привязанность, потом чуть ли не подростковая влюблённость; но два года позади, и Даня осознает, что любит. И пусть он страстно желает услышать заветные слова, он понимает, что у Миши это только началось. До него только-только дошло, что Рэнделл не просто клёвый друг, и понеслось: первый поцелуй, сбивчивое признание, долгожданные прикосновения… И уже несколько месяцев позади. Но, похоже, настал момент, когда Миша добрался до того же уровня, что и Даня. И он прямо сейчас услышит то, о чём так давно мечтал по ночам. И даже в усыпляющей здравый смысл темноте казалось, что такого счастья никогда с ним не произойдёт. Да кто он в конце концов, что его любовь значит здесь и сейчас? Вот именно. Но прямо сейчас, в этот момент, Миша соберётся с силами и скажет ему это родное, незаменимое, близкое, искреннее «я люблю тебя», и Даня погибнет у него в руках от счастья! Вот-вот, именно сейчас, господи, как волнительно!       Совергон напряжённо о чём-то размышлял, нахмурив брови и стыдливо опустив взгляд. А Даня не мог перестать улыбаться. Да, очень важный и серьёзный момент, но как же он любит этого маленького дурачка. И всегда будет.       — Знаешь, Дань, — парень как-то горько усмехнулся и неловко хихикнул. Он поднял голову и посмотрел на Рэнделла с непонятной болью и… сожалением? — Но я ведь нет. Не люблю.       Не люблю       Миша увидел, как в глазах парня как будто стремительно перегорела лампочка. Знаете, сначала становится ослепительно ярко, а затем наступает резкая невыносимая темнота, выкалывающая глаза. Так счастливая улыбка ещё пару секунд держалась на лице, как будто желанное «я тебя люблю» разбивалось в голове о реальность, а потом уголки губ быстро опустились; Миша почувствовал, как дрогнула рука парня.       Ещё несколько сбивчивых фраз, пряча глаза, и Совергон не выдержал: он зашагал куда подальше, предательски оставив Рэнделла наедине со своей темнотой. Впрочем, тот тоже долго не выдержал.       Не люблю

***

      Притихший Рэнделл сидел на диване, опустив голову. Миша бережно перевязывал свежие порезы на его руках бинтом, сидя рядом.       Даня судорожно выдохнул, пытаясь подавить всхлип, нагло вырывающийся наружу. Миша вздохнул.       — Не нужно резать себя, — негромко сказал Совергон. — Я этого не стою.       Он оглядел свои труды и отложил бинт в сторону.       Было тихо. Даня молчал, Миша не знал, что сказать. Неловко. Неловко до дрожи в пальцах. И, да, это тупо, но Совергону было стыдно.       «Ты признался. Смог и сказал, что вы не можете быть вместе, потому что ты его не любишь. Горькая правда всегда лучше». Но как хотелось забрать все слова обратно, лишь бы не отбирать лезвие силой, не видеть яркие пятна крови на белоснежной плитке, не бегать по дому в шаге от истерики, пытаясь отыскать аптечку, не чувствовать как колит сердце из-за невероятного волнения за парня.       Даня, Даня, Даня… Ну не мог же он соврать, только не тебе. А ты ведь даже не представляешь, как ужасно слышать «я люблю тебя» и понимать, что не способен сказать ничего в ответ. Что при этих словах внутри пустота. Вакуум. А не тысячи ярких переливающихся бабочек.       — Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше? — наконец выдавил Миша. Пока ещё темно, пока они ещё вместе действительно наедине, ещё искренне, есть возможность что-нибудь сделать. А уже утром магия ночи и «последнего раза» исчезнет, и им будет неловко даже находиться в одной комнате. Возможно, они просто разъедутся подальше, чтобы не видеть друг друга. Или, может быть, будут изображать актёров, делая вид, что никогда ничего между ними не было. Скорее всего, они будут видеться гораздо реже. Ну, а как иначе, ведь их будет объединять тягучее прошлое, из-за которого только сложнее жить. Наверное, их общение скатится в пустое «привет-как дела-пока», но это ведь лучше, чем чувствовать непреодолимый стыд и неловкость. Возможно, будет лучше вообще перестать контактировать.       Проще говоря, сейчас их последний раз. Последний раз, чтобы сказать, сделать. Почувствовать.       — Соври, — прохрипел Рэнделл.       — Не понял?       — Соври мне. Как обычно, только… словами.       Миша сглотнул. До него дошло.       — Нет. Давай я лучше тебе чаю заварю или типа того.       — Пожалуйста, — прошептал Даня. — Пожалуйста, я большего не прошу. Соври мне.       Чёртов мазохист, ему же только хуже станет, идиот. Но Рэнделл поднял голову и умоляюще взглянул на парня влажными глазами, и Миша не смог ему сопротивляться. Последнее желание, если что.       — Дань, — Совергон поджал губы, чтобы они не дрожали. Начал нервно теребить пальцы, до тихих хлопков в суставах. Тщетно попытался представить, а какого это, любить Даню. Повторил в голове эту фразу несколько раз, выдохнул, словно перед прыжком в ледяную воду. Вызывающе посмотрел Дане в глаза. «Вот, пожалуйста. Как ты и хотел». — Я люблю тебя.       Рэнделл честно пытался держаться, что даже первые слёзы стекли как-то неуверенно, но вот всхлип, второй, третий, и он расплакался как ребёнок. Зажмурился, чтобы не видеть Мишу, не видеть его осуждающего взгляда, и, чувствуя дорожки слёз на коже, неуклюже потянулся к нему. Сначала осторожно дотронулся до рук, ощутил, как Совергон напрягся, вздрогнул, потом сжал костлявые плечи и прижался к парню. Уткнулся ему в грудь и плакал, плакал, осознавая, насколько он омерзителен, насколько жалок и ничтожен в этот момент. И насколько не нужен.       — Всё будет хорошо, — Миша пытался не врать, ему действительно хотелось верить, что всё будет только так. Глаза почему-то заслезились, он сразу же протер их, не хватало ещё заплакать! И осторожно, даже как-то пугливо положил руку парню на спину. — Всё будет хорошо и без меня. Я тебе не нужен.       — Ну-у-у-ужен, — прохныкал Рэнделл, в очередной раз убеждаясь, что он безвольная тряпка для пола, которая может только портить жизнь. И портит. Мише.       — Нет. Ты без меня прекрасно жил и ещё будешь жить. Я вообще-то, ужасный человек. Я постоянно забываю важные вещи, я не умею хранить секреты, поддерживать нормально не умею и вообще…       Совергон пытался придумать ещё причин, почему Рэнделлу будет лучше без него, он тараторил, сбивался, повторялся, неловко обнимая парня и стараясь просто сделать лучше. Даня улыбнулся сквозь слёзы: слишком уж нелепыми были попытки Миши его успокоить. Заботится о нём. Дорожит. Но не любит, как он. Не бросил его совсем, конечно, но оставил одного. Рядом, но теперь этого мало. Даня хватается за тощее тело, как за спасительную соломинку, наверное, слишком сильно сжимает Мишину кожу, и из-за него останутся синяки, но он не хочет, чтобы пустота, образовавшая внутри, безвозвратно затянула его. Но чувствует, как задыхается и тонет в собственных слезах.       Рэнделл успокоился, они даже смогли немного поговорить, попрощаться по-человечески, а то Миша сбежал как последний трус днём и вот во что это вылилось. Даня изредка вздрагивал в мягких объятиях парня, стыдясь поднять голову и посмотреть тому в глаза. Совергон уставился в окно. А там хмурое небо с пушистыми, но тяжёлыми облаками, серые многоэтажки в ряд. Тихо, темно. Нет никого. Даже спокойней стало.       Вдалеке, где-то на самой линии горизонта появилось небольшое цветное пятно, как будто кто-то случайно капнул краской на однотонный холст. Краска быстро растекалась.       Сердце пронзительно ёкнуло, органы болезненно сжались, неприятный ком подступил к горлу.       Рассвет.       Вот всё и закончилось.

***

      Даня долго не может уснуть, вспоминая обо всём. О страстных поцелуях, горячем дыхании, обжигающих прикосновениях. Воспоминания колют сердце иглами, до боли сжимают голову железным обручем, беспощадно мнут внутренности. Хотелось тут же отправиться в ванную и просто смыть всё вместе с кровью, но… Но пустота всё же схватила его, безвозвратно затянула, и он просто перегорел. А благодаря воспоминаниям Даня хоть что-то чувствовал, хоть иногда. Да, больно, но вместе с этим эхом раздаются отголоски прошлого, с каждый разом всё слабей, но их ещё можно услышать, и парень жадно ловит ощущение счастья, радости и любви, такие далёкие сейчас. И настойчиво звучит голос, строгий, но сбивчивый, взволнованный: «Не нужно терзать себя, тем более резать, здесь никто не виноват, тем более ты, и я не хочу, чтобы ты страдал. Тем более из-за такого придурка, как я. Так что пообещай мне, что не будешь этого делать. Ладно? Будешь жить спокойно и без меня. Всё будет. Обещаешь?» и Рэнделл шепчет в темноту «обещаю» последней просьбе. Он скучает. Скучает по Мише. Скучает даже по их дружбе. Даня кусает губы до крови и стонет в подушку.       Где-то на другом конце города Миша также лежит, пялясь в потолок. Нет, ему не нужен парень, вторая половинка, просто верните ему друга, ну так в чём же дело? А дело в том, что Миша не может забыть, и поцелуи остались глубокими шрамами на его губах. И в каком-то странном отрешённом от реальности состоянии Совергон осторожно касается пальцами губ, как будто это может помочь почувствовать всё заново, как будто вспоминая об этом он сможет влюбиться, и всё вернётся, а Даня обязательно поймёт и простит, и всё будет хорошо. Но он не влюбится. Даже если попробует. И даже если проклиная себя напишет короткое «давай заново?», в надежде на лучшее, всё просто пойдёт по тому же сценарию. Он не заставит себя полюбить, и Рэнделл ему надоест. Да и если быть честным, Миша не уверен, что вообще влюблялся. Он сжимает зубы, зажмуривает глаза, царапает кожу ногтями, но… «Тебе ведь просто хотелось чего-то новенького. И развлечься». А друзьями как раньше они не станут, не после всего пережитого вместе. Он во всём виноват. И парень судорожно вздыхает, закрывая лицо руками.

***

      Спектакль «лучшие друзья и всегда такими были» до сих пор проходит идеально. Они смеются, весело проводя время в компании друзей. Тонкая как паутинка грань не разрушилась, всё не стало ещё хуже.       Чаша весов держится ровно на середине между «стыдно находится рядом из-за прошлого» и «попробуем ещё раз?», и это хорошо, но приходится просчитывать каждый шаг, проговаривать каждое слово в голове, обдумывать каждый жест, чтобы случайно не кинуть камешек на одну из чаш весов. Да, в воздухе повисла неловкость и скованность, они больше не могут быть откровенными друг с другом, но они слишком дорожат своими отношениями, пусть они и фальшивые.       Миша, смеясь над чьей-то шуткой, поднимает голову и случайно натыкается взглядом на глаза Рэнделла. Даня в этот момент тоже посмотрел на Мишу. Воздух вокруг наэлектризовался, и парни резко отвернулись друг от друга, чуть ли не физически ощутив этот ток.       И что с ними стало?