"...Помяни меня в своих молитвах"

Быть сильной – это убивать ни в чем не повинных людей без капли жалости? Убивать просто так, не защищая свою или еще чью-нибудь жизнь, чисто для развлечения и удовольствия, как в компьютерной игрушке, ровно столько же чувствуя к живым существам, сколько к компьютерной графике. Достаточно представить в руках такой «сильной личности» кого-нибудь из своих близких или себя самого, чтобы все очарование абсолютного зла бесследно испарилось. Жалость, способность сострадать – это то, что отличает человека от животного. И при этом, в контексте мировой истории, звери получаются куда человечней людей… Быть сильным человеком – это совсем другое. Это жертвовать собой или своими личными интересами для блага кого-то другого. Это сохранять в себе человечность вопреки тому, что человека в тебе постепенно или однажды сразу убивает, обидой, негодованием, злостью. Не оскотиниться, сохранить свою душу может оказаться трудно, может стать невозможным, все зависит только от каждого конкретно. А еще быть сильным – это бесстрашно показать свою слабость. Довериться. *** Она доверилась ему. Ждала, что он прийдет к ней, с самого детства. Всегда любя. *** Это была любовь. Дикая, безумная, сумасшедшая. И таким же было желание. Не находящее себе выхода. Обреченное. Это была сублимация. Подмена одного другим. Они оба хотели одного человека, который был для них недоступен. И Эвр, и Мориарти, грезили и бредили им. Для обоих Шерлок стал навязчивой идеей. Оба соприкасались с ним лично, в разные периоды своей жизни. Тем самым будто переняв на себя часть его личности. Неуловимую частицу, которой нестерпимо хотелось коснуться, за невозможностью прикоснуться к тому, к кому хотелось по-настоящему. Хотя бы через лед стекла, не дающего почувствовать хотя бы живое человеческое тепло. *** Когда любишь, стремишься защитить своего любимого человека, хочешь приносить радость, а не причинять боль, тем более уничтожить. Но так бывает не всегда… Бывает и вывернутая наизнанку любовь, ровно ничем не отличимая от ненависти. Дикая, безумная, сумасшедшая… *** - Открой глаза! – позвал ее издалека любимый голос, донесшийся, как сквозь стену. – Просыпайся, проснись! Офелия подскочила распрямившейся пружиной, с широко распахнувшимися не только глазами, но и ртом, в беззвучном крике. Руки инстинктивно взлетели, зажимая его, коснулись щек. Мокрых от слез. Не сразу до ее сознания дошло то, что говорил обнявший ее и крепко, но ласково прижавший к себе Гамлет. Что бояться нечего, что он рядом и она в безопасности, что это был плохой сон, просто сон. Никак не отпускающий из намертво вцепившихся пальцев. - Что тебе приснилось, помнишь? – Гамлет быстро включил ночной светильник на прикроватной тумбочке и бережно взял в ладони заплаканное лицо Офелии, проведя большими пальцами от уголков глаз к вискам, стирая слезы. Мягко поцеловал в губы и пристально заглянул в глаза, подбадривающее улыбнувшись. - Не помню. Что-то ужасное. Уродливое, безобразное! – едва не разрыдалась молодая женщина по новой. Надеясь на то, что слабое освещение скроет то, как залились краской ее щеки, наверняка до того побледневшие. То, что ей приснилось, было, в числе прочего, возбуждающим тоже. Как-то низменно, гнусно, гадко настолько, что хотелось вымыть руки. В голову пришло, что нечто подобное могут испытывать, например, убийцы, потроша своих жертв или те, кто вступают в неприемлемые большинством отношения. – Почему ты спрашиваешь? - Мне тоже кое-что приснилось. До крайности яркий сон. Разбудил твой плач, да и то не сразу. – Гамлет снова прижал Офелию к груди, успокаивающе погладил по растрепавшимся волосам, намокшим у щек. – Слишком насыщенная программа визита. К тому же не стоило нам сбегать сразу после спектакля – для того, чтобы посетить среди ночи пустующий старый дом. - Но как было отказаться, тем более, что они такая милая пара, принц Чарльз и принцесса Диана. – запротестовала начавшая потихоньку улыбаться королева Дании, обнимая мужа за шею. – Это было так мило с их стороны, организовать нам посещение Бейкер-стрит, стоило тебе пошутить, что это единственный музей, в котором ты хотел побывать с глубокого детства. Удивительное место… Жилище человека, которого никогда не было, а кажется, что сейчас откроется дверь, и он войдет, собственной персоной. Но да, жутковато было тоже… - Не только, хорошо тоже, мне вообще сперва показалось, что я попал прямо к себе домой. - И мне, что я раньше там была! Оба негромко засмеялись, ложась обратно и накрываясь одеялом до самого подбородка. Совсем как дети, братик с сестричкой, испугавшиеся ночного воя ветра и костлявого стука ветвей о стекло. - Это пугающее очарование старых безлюдных домов… - задумчиво произнесла Офелия, и не договорила. – А что приснилось тебе? - Обещаешь не смеяться? - Клянусь! - Что я играю на скрипке. Стоя у окна и смотря на улицу за окном. - Охотничья шапка на тебе тоже была? - Самое странное, что нет. - Тогда не все так плохо, с ума ты все еще не сошел. К концу перебрасывания шутливыми фразами, Гамлет и Офелия, более не скрываясь, от души смеялись. Надеясь на то, что спальня Их Высочеств, столь радушно принявших их, в отличие королевы Елизаветы, находится достаточно далеко. Ее Величеству абсолютно не понравились все эти датские криминальные разборки. Она даже высказалась про то, как неладно что-то в датском королевстве, правда, не им лично. - Нет, подожди-ка… Самое странное вот что… Гамлет задержал на весу руку, так и не выключив свет, ожидая, что скажет явно силящаяся что-то вспомнить жена. - Не мучайся, потом вспомнишь. - Вспомнила! Тот парень, которого мы видели в спектакле, тот, что играл купца, кажется, мне приснилось, что он – это профессор Мориарти… - Я начинаю ревновать. - с наигранной мрачностью прокомментировал Гамлет, демонстративно громко щелкая выключателем. - Не стану врать, что мне неприятно это слышать. – игриво поддразнила его Офелия. – Спокойной ночи, милый мой король. - Вот уж нет, спокойной этой ночи не бывать, не предначертано, как видишь. – потянул с нее одеяло Гамлет. Весело хохочущая Офелия не отдавала ему одеяло до последнего. Только, конечно же, оба знали, что это лишь игра. *** К моменту прибытия из Дании королевской четы, Розенкранц и Гильденстерн добежали уже до канадской границы.