Что такое любовь? (Не причиняй мне боли)

Виктор был абсолютно уверен, что его родственная душа окажется в его объятьях максимум через неделю после юниорской серии Гран-при. Непременно. Несколько дней спустя к нему подошла женщина. Ей было лет двадцать или около того, и она напрямик назвала его сволочью за то, что за последние несколько дней он причинил ей столько боли. Улыбка на лице Виктора могла бы затмить солнце, он был просто безумно счастлив. Тотчас он попросил посмотреть метку. На ее счастливом лице промелькнуло какое-то неприятное выражение, прежде чем она постаралась направить разговор в другое русло. Виктору это показалось подозрительным, но кто станет лгать о своей метке родственных душ? Поэтому он сделал вид, что ничего не заметил и завел с ней беседу по дороге на каток. Хоть он и нашел только что свою родственную душу, у него была тренировка. Кроме того Яков наверняка захочет встретиться с этой женщиной, а Виктор хотел узнать ее получше, прежде чем они зайдут слишком далеко. Он мечтал о встрече со своей родственной душой, о том, что у них будет много общего, что они будут болтать часами, что сразу же поладят друг с другом, и наконец кто-то будет с ним рядом. С ней ничего подобного не было. Когда он что-нибудь спрашивал, чтобы получше узнать ее, она неизменно переводила разговор на нечто материальное. Как скоро они смогут жить вместе, сколько еще Виктор будет кататься, сколько денег он заработал, и смог бы заработать еще больше? Виктор никогда не чувствовал себя так неловко, как во время этой прогулки. Может если он увидит на ней свою метку, что-то изменится? Кстати говоря… Когда они дошли до входа на каток, ему стало интересно, почему она все еще его не поцеловала. Она сказала, что ей очень больно, так почему она не потребовала от него поцелуй, чтобы заставить боль исчезнуть? Они уже прошли через все здание до катка, когда Виктор спросил об этом. - Почему ты все еще не попросила поцелуй? Он увидел, как женщина в замешательстве моргнула, и прежде чем она ответила, на ее лице на мгновение мелькнула слабая, еле заметная усмешка. - Ты еще слишком юн для подобных вещей, милый. Сказав это, она тотчас повернулась поприветствовать Якова, приблизившегося, когда они пришли, и товарищей Виктора по катку. Но Виктор еще не закончил. - Но… - Прошу тебя, дорогой. Я пытаюсь познакомиться с людьми из твоего окружения. - Понимаю, но… - Ну, в самом деле, Виктор. Если мы будем вместе, нам придется поработать над твоими манерами. - Конечно, только… - Привет! Я родственная душа Виктора, меня зовут… Виктор не дал ей продолжить, разозлившись, что она постоянно прерывает его и не собирается показывать ему свою метку. И особенно из-за ее утверждения, что она мучается от сильной боли. Он рванул ее рубашку и выругался, увидев обнажившуюся бледную пустую спину. Тут же стало ясно, почему ее улыбка не казалась привлекательной или милой, а неестественный разговор обрел смысл. Она солгала, что она его родственная душа. На ее счастье, Яков знал его достаточно хорошо, чтобы вытолкать ее с катка прежде, чем Виктор смог навредить ей. Метки родственных душ и их пары были драгоценны. Они имели важное значение, и лгать о них не следовало. Яков велел ему взять выходной, отойти от стресса вызванного этой ситуацией, тренер будто знал, что чувствовал Никифоров. Но Виктор не хотел отдыхать. Он хотел избавиться от разочарования, занимаясь любимым делом. Заменить безграничную ненависть, которую он ощущал, чем-то более позитивным. Пока Виктор, уставившись в пол, сердито шнуровал коньки, Яков разговаривал с его товарищами по катку. Он слышал, как его тренер приносит извинения, но все фигуристы отмахнулись от его слов. Каждый в знак утешения похлопал Виктора, неторопливо покидая каток и оставляя в холодном зале только Якова и его ученика. Виктор не нуждался в их утешении, он хотел на коньках ускользнуть от боли. Хотел направить все эмоции на что-то созидательное, а не разрушительное. Яков, положив руку ему на плечо, удержал от выхода на лед. - Не надо… – голос Виктора был грубым и низким, и глаза тренера расширились, прежде чем их выражение смягчилось, на этот раз. - Только не покалечься, Витя. Она не стоит целого твоего сезона. Это было так похоже на Якова. Не позволять эмоциям Виктора вырваться на свободу, хотя самом деле ему хотелось именно этого. Не споря, как это обычно бывало в их отношениях, Виктор просто кивнул и молча смотрел, как Яков ушел с катка, обернув шарф плотнее вокруг шеи перед выходом на русский холод. Некоторое время Виктор просто переводил дух в зябком воздухе катка, думая о том, как он был взволнован этим утром. Как взбудоражен он был скорой встречей со своей половинкой, с кем-то, кто любил бы его от всего сердца, и кого бы он любил всецело в ответ. Виктор просто хотел обрести то, что было у его родителей. Неужели он в чем-то ошибся? Существовало ли какое-то великое правило, которое гласило, что обнажение метки – повод для жестокого разочарования? Виктор медленно вышел на лед, мысли его занимало не то, что он делает, а то в каком экстазе он находился, когда эта… эта женщина сказала, что их метки совпадают. Не учтя, что ему в его эмоциональном состоянии и впрямь не стоит делать прыжки, Виктор взлетел в тройной флип, его любимый. Свои крылья, свою прекрасную метку, которую была у него с четырех лет, он чувствовал, и, делая прыжки, каждый раз ощущал, что крылья словно помогают ему взлетать. Впервые за двенадцать лет они не поддержали его. Уже довольно давно Виктор не падал на твердый лед и был по-настоящему потрясен. Он провалил прыжок… тройной… который он освоил и любил за долго до того, как стал чемпионом среди юниоров… Виктор лежал на льду, его бок сильно саднило из-за жесткого приземления. Поспешно он обследовал свое тело, двигая руками и ногами, чтобы убедиться в отсутствии серьезных травм. Все было в порядке, хотя боль немного ощущалась. Виктор перевернулся на спину, глядя на высокий потолок пустыми глазами. Холод проник в его тело сквозь тренировочный костюм, остудил светлую кожу и едва не заморозил мышцы. Виктору даже не приходило в голову, что он сможет освободиться от эмоций в иной форме, чем катаясь на коньках. До тех пор пока он не почувствовал влагу на щеках. Виктор был в перчатках, так что прикосновение к щеке ничего бы не дало, но он знал и без какой-либо проверки. Слезы катились все быстрее и быстрее и Виктор, перевернувшись на бок, не смог сдержать всхлипов. Он уткнулся лицом в ладони в перчатках и позволил себе разрыдаться. Он отчаянно проплакал несколько минут, прежде чем почувствовал себя немного лучше. Он поднялся со льда и некоторое время скользил по кругу, согреваясь с помощью упражнений. Виктор не пытался сделать еще один прыжок, слишком боялся, что крылья вновь его подведут, и на этот раз он действительно покалечится. Этот день запомнился Виктору как самый тяжелый в его жизни, и предшествовал появлению других людей, пытающихся утверждать, что их метки парные с его. В основном попытки осуществляли женщины лет двадцати, а одной явно было лет тридцать. Но после того первого случая, Виктор не собирался потакать им не увидев их спину, он не позволил бы обмануть себя снова таким образом. Не стоит обретать надежду ради фальшивки. Новостные каналы по всему миру засняли его «безумный способ назначить свидание» и ярлык ловеласа теперь ассоциировался с именем Никифорова, независимо от его чувств по этому поводу. Хотя Виктору действительно было плевать, он не верил ни одной из этих женщин. Он усвоил урок. И не собирался позволить себе снова быть раздавленным. Намного легче было притвориться ловеласом. Когда Виктору исполнилось девятнадцать, на роль его родственной души претендовал мужчина. Он не был русским, вероятно, поэтому он и поступил так, но Виктор был крайне осторожен с этим мужчиной и с его заявлением. Виктора не волновало, окажется ли его родственная душа мужчиной или женщиной, но российское правительство вполне. Мужчину еще проверяли, когда о нем разнюхали репортеры. Некоторые каналы сказали, что этот мужчина просто еще одна любовная победа Виктора, но другие утверждали, что Виктор не рискнул бы стать объектом презрения в своей стране, встречаясь с мужчиной. Это наверняка его родственная душа. Но несколько дней спустя пустая спина мужчины показала, что все это бессмысленно, и Виктор прогнал его. Однако теперь к нему приходили и женщины и мужчины, утверждая, что они настоящая пара Виктора. Поигравшись с несколькими из них, он начал отсылать их всех к Якову. В двадцать три он устал. Устал ото лжи. Устал то и дело показывать свою метку и не получать ничего кроме фальшивок. Так что у него был Яков, изучающий их спины и каждое их притязание. Он продолжал забавляться. Когда Виктору исполнилось двадцать четыре, Яков подошел к нему с молодым парнем. Он был на несколько лет моложе Виктора, блондин с самым восхитительным оттенком зеленых глаз. Его звали Генрих, студент университета из Германии, в настоящее время учащийся в Москве. Виктор посмотрел на парня безучастно, бросая вопросительный взгляд на Якова. Выражение лица старика Виктор не смог точно истолковать. У него не было на это достаточно времени, когда парень, Генрих, метнулся к нему чтобы поцеловать. Голубые глаза быстро заморгали, шокированный Виктор заполучил свой первый поцелуй, прежде чем Яков оттащил парня прочь. Виктор разрывался между потрясением и гневом, когда парень заговорил: - Прости. Я просто хотел, чтобы боль исчезла. Теперь Виктор был поражен по совершенно иной причине. Еще один утверждает, что он его пара? Никифоров посмотрел на Якова, разозленный, что тренер подпустил этого парня так близко к нему. Виктор собрался наорать на Генриха, разорвать на куски за то, что осмелился отнять его первый поцелуй, но затем блондин повернулся и поднял рубашку. Во рту стало сухо, а взгляд смягчился, пока Виктор вбирал в себя крылья на более узкой спине блондина. Знакомые крылья. Крылья, которые находились на его собственной спине. - Ты… - Да, твоя настоящая родственная душа, – блондин снова повернулся и ярко улыбнулся, и на этот раз Виктор не был зол. Он был чертовски счастлив. Не раздумывая, Виктор заключил светловолосого немца в крепкие объятия, шепча вновь и вновь: «Наконец-то». Яков, однако, был настроен скептически, даже после шести месяцев отношений Виктора и Генриха. Но старик был рядом на протяжении семи лет душевных мук Никифорова, так что его было легко понять. Хотя он и знал, что Генрих его пара, и имел в качестве доказательства метку, Виктор хотел двигаться вперед медленно, влюбиться и узнать свою родственную душу, прежде чем они сделают следующий шаг. Генрих был очень учтивый спокойный, но веселый, и он, не раздумывая, посещал с Виктором каждое мероприятие, связанное с фигурным катанием. Они оба не представляли друг друга как родственную душу, называясь вместо этого партнерами. И Виктору это нравилось. Каждый из предыдущих претендентов хотел влезть всюду, хотел, чтобы его знали как родственную душу Виктора Никифорова. Но Генрих был более чем счастлив узнавать Виктора и двигаться медленно, изучать друг друга и влюбляться естественным путем. После года отношений на двадцать пятый день рождения Виктора они оба решили сделать последний шаг и заняться любовью. Они пошли ужинать, прогулялись вдоль реки и уединились в квартире Виктора. Эта ночь была всем, что Виктор желал, всем, что он искал, как только услышал от родителей о родственных душах. Наконец-то. Он обрел то, что было у его родителей. Все, что он когда-либо хотел. Кого-то, кто разделит с ним свою жизнь. Спустя пару месяцев после Гран-при, Виктор болтал с приятельницей с катка Милой, которая нашла свою родственную душу очень молодой. Он рассказывал ей о Генрихе, о том, как они встретились, и обо всех проблемах пережитых им до этого. И он сказал ей, что сегодня вечером намерен сделать предложение. Так что предстоящий сезон Виктор мог посвятить своему жениху. - Эй, как он выглядит? Виктор встрепенулся и достал небольшую фотографию, которую, катаясь на коньках, держал при себе, и с мягкой улыбкой показал Миле. Он ожидал любой реакции, но точно не украсившего ее лицо хмурого выражения. - Эм… Виктор… Ты его любишь? – спросила она достаточно серьезно, и Виктор тоже нахмурился. - Конечно, люблю. - Ты простишь ему все что угодно? Виктор растерялся из-за таких слов Милы, но в любом случае он потакал ей. Ведь она была одной из его любимейших фигуристок на катке. - Конечно, я люблю его… Почему ты спрашиваешь, Мила? - Просто я уже видела его раньше. - Где? - Он регулярно ходит в тату-салон вниз по дороге от нашей с Анной квартиры… Каждые три месяца или около того он проходит вниз по улице… Виктор моргнул, замечая по позе Милы явное беспокойство, которое она пыталась скрыть. - Не говори глупостей, Мила. У Генриха нет татуировок. Я даже не думал, что в Санкт-Петербурге есть тату-салоны… Виктор нахмурился, когда Мила вернула фотографию и покатилась несколько бесцельно вдоль его стелющихся по льду следов. - Ага, целых три, у Анны есть несколько. Но тот, что вниз по дороге имеет в некотором роде… скверную репутацию. - Хм… Эм, Мила… если не хочешь, можешь не отвечать… но… - Продолжай, Виктор, у меня нет комплексов. Я отвечу на любой вопрос. Ее светлая улыбка успокаивала, но не остановила зарождающиеся у Виктора сомнения. - Как вы с Анной встретились? Голубые глаза распахнулись, и на мгновение Виктор почувствовал вину, но он должен был знать. Ему необходимо было знать, начались ли отношения Милы также как его. - О, ну ладно. Слушай. Это произошло сразу после выступления на одном из региональных чемпионатов. Мой костюм не должен был демонстрировать бедро, но он был немного велик и сполз. Анна подошла ко мне сразу после соревнования и поцеловала меня. Виктор почувствовал некоторое облегчение от ее слов, это было так похоже на его с Генрихом встречу, только без Якова. Он должен будет извиниться перед своей родственной душой за то, что усомнился в нем. - Я очень удивилась, но Аня извинилась, представилась, все же она на три года старше, и сказала, что боль была слишком сильной. - Прямо как Генрих и я, – радуясь, что беспокоился напрасно, Виктор широко улыбнулся. Но его улыбка сползла из-за печального взгляда Милы. - Когда она показала мне фиолетовую бабочку на ее теле, совпадающую с моей, боль, прострелившая метку, была незабываемой. Мгновение спустя я поцеловала Аню, чтобы остановить эту муку. С тех пор мы вместе. Виктор замер. Прекратил двигаться, дышать, функционировать. Мила почувствовала… боль? Когда увидела идентичную метку Ани? - Что? - Виктор… твоя спина не болела, когда ты увидел его крылья? Свои крылья на его теле? – спросила она грустно с такой печалью, что Виктору захотелось заплакать. Он только покачал головой. - О, Виктор… - Почему… Почему ты почувствовала боль? - Потому что… Виктор, я увидела свою метку на ее теле… Это работает именно так… - Но… но вы уже целовались… Виктор неожиданно рухнул, ноги ослабли, когда до него дошло. Мила присела рядом с ним на холодный лед, обняв тонкими руками за плечи. - Аня поцеловала меня, потому что она увидела свою метку на моем бедре. Все происходит именно так. Я поцеловала ее, потому что увидела свою метку на ее теле. Ты чувствуешь боль, когда впервые видишь метку родственной души, независимо от того сколько поцелуев вы уже разделили. Некоторое время они сидели рядом, Мила его утешала, а Виктор все еще пытался переварить эту информацию. - Почему… - голос сорвался, но он продолжил, - почему не все об этом знают? - Это секрет родственных душ. Я думаю… это нечто, что мы оставляем только между собой… - Он лгал мне… - Виктор сидел, оцепенев, а все эпизоды их с Генрихом отношений пронеслись в голове. Все их отношения, их партнерство было основано на лжи. - Не удивительно, что Маккачин его не любил… - Мне так жаль, Виктор… - Все хорошо, Мила. Лучше сейчас, чем по прошествии нескольких лет… Спасибо, что ответила на мои вопросы. Виктор встал и, шатаясь, поехал к краю катка, отмахнувшись от Якова, сложил все свои вещи и ушел. От мысли о Генрихе в его квартире… с Маккачином… его начинало мутить. Как он посмел? Как он посмел так играть с ним?! Он захлопнул дверь, Маккачин сидел у порога, где он часто находился, когда Виктор уходил из квартиры. Пес лизнул его руку, и Виктор скупо улыбнулся своему пуделю, прежде чем его вновь охватила злость. - Витя! Ты рано! Генрих вышел из кухни с улыбкой. Которая сползла при взгляде на лицо Виктора. - Витя? Что случилось? - Не смей так меня называть, – выплюнул Виктор, равнодушно глядя как обида исказила лицо Генриха. - Виктор... Что?.. - Ты лгал мне, – прошипел Виктор, его гнев усилился при виде вспышки вины мелькнувшей на этом прежде безупречном лице. - Что ты… - Нет. Не надо. - Но, Виктор… - Хватит, Генрих. Наши метки не совпадают, да? – его голос стал ниже, боль прорывалась наружу, хотя Виктор пытался сдержать все еще бурлящий в нем гнев. - Конечно, они совпадают! Твои крылья - на моей спине! - Ты снова солгал! – печаль сквозила в каждом движении Виктора, он чувствовал как в уголках глаз собираются слезы. - Это ведь татуировка? - Что?! Как ты… - Ты ходишь в тату-салон вниз по улице от квартиры Милы. Светлые брови нахмурились, а мягкие зеленые глаза при взгляде на русского налились сталью, которой Виктор никогда раньше не замечал. - Ты веришь ей?! Или мне?! Я люблю тебя! - Ты солгал мне! – громко произнёс Виктор. Маккачин жалобной заскулил, свернувшись у его ног, а полный ярости голос заставил Генриха сделать шаг назад. Наконец, похоже, Генрих устал ото лжи, его лицо скривилось в отвращении. - И что?! Ты ведь все равно влюбился в меня! Почему одинаковые метки диктуют, как нам жить?! Мы любим друг друга, Витя! - Нет! Я влюбился в ложь! Наши отношения начались из-за схожих меток! «Мы» появились из-за проклятой лжи! - Витя… - Прекрати так меня называть! Что случится, когда появится твоя пара?! Ты будешь счастлив, а меня пошлешь к черту, потому что решил обмануть? Почему, Генрих? Мои деньги?! Моя слава?! Что тебе нужно от меня?! - Нет, никто не появится! У меня нет метки! Виктор замер, глядя на шумно дышащего Генриха пустым взглядом. - У меня нет метки. Так что я взял свою судьбу в свои руки. Что не так? – Генрих уже успокоился, глядя в сторону с болью, но Виктор понял, что ему наплевать. - Поэтому ты решил разрушить мою жизнь? - Я не разрушал ее, Виктор! Ты влюбился в меня! Безо всякой метки! – Генрих выглядел таким полным надежды, что Виктор не смог сдержать тяжелого вздоха. - Наши отношения начались, потому что я думал, что наши метки совпадают. Но это не так. Все наши отношения были ложью. Разве ты не понимаешь этого? - Виктор… - Если ты уже больше года мог лгать мне о чем-то настолько серьезном и делал все возможное, чтобы держать меня в неведении, как я смогу доверять тебе? - Виктор… - Уходи, Генрих. - Подожди, Виктор… - Убирайся! Я больше никогда не хочу тебя видеть! Двигаясь быстрее, чем Виктор когда-либо замечал за ним, Генрих собрал свои вещи и направился к двери. - Как бы там ни было, Виктор, я действительно любил тебя. Как только дверь захлопнулась, из глаз Виктора полились слезы. Безутешно рыдая, он рухнул на пол, из горла вырывались всхлипы. Маккачин скулил и прижимался к его боку. Продолжая плакать, Виктор обхватил руками пушистого пса. - Нет… Не любил… Виктор, отписавшись только Якову, что ему нужно немного времени, взял недельный перерыв в тренировках. Мила предполагала, что Виктор вернется совершенно сломленным, но она не испытывала угрызений совести из-за того, что рассказала ему, ставшему ей ближе брата, правду. Но через неделю после того как Виктор прогнал Генриха, он вернулся на каток светясь от радости и отказался даже произносить имя Генриха. Знакомые Виктора знали, что это его способ справиться с ситуацией, и оставили его в покое. Следующие два года пронеслись как вихрь. Юрий Плисецкий привнес в жизнь Виктора то новое, на чем можно было сосредоточить внимание, и юный фигурист, несмотря на его колючесть, оказал хорошее воздействие на состояние духа Виктора. И скоро Никифоров практически выбросил из головы Генриха и его обман, но все же он сильно изменился. Виктор отказался встречаться с теми, кто утверждал, что они являются его родственной душой. Он больше не выставлял напоказ свою метку и продолжал флиртовать с толпой. Его родственная душа заслуживает кого-то, кто не сбился бы с пути, кто не был бы так легко обманут, кто не отдал бы себя не тому человеку. Генрих забрал у него так много. Его первый поцелуй, его первое свидание, его первый раз, все то, что Виктор берег для своей половинки. Так что он перестал искать. Если родственная душа найдет его, и он все же будет ей нужен, несмотря на то, что был неверен, то Виктор со слезами на глазах станет самым счастливым человеком на свете. Но до тех пор он зарекся любить. В год последнего сезона Юрия среди юниоров Виктор посвятил выступление на Гран-при своей неизвестной родственной душе. «Stay Close to Me» стала высочайшим выражением его желания, даже когда он танцевал ее с аурой ловеласа. Ведь он знал, что это означает. А остальное значения не имело. Победа не стала неожиданностью. Его уже ничто не удивляло, но Виктор все же был рад, что столь значимое для него выступление получило такую высокую оценку и принесло ему пятую золотую медаль. Когда он, Яков и Юрий уходили, он не смог удержаться и не отругать мальчишку. Уж слишком раздраженным он был. - Ю-у-рий. Яков посмеивался над тем, как Виктор пытается кого-то критиковать, хотя сам никогда и ни в чем не слушал тренера. Но Виктор все равно продолжал, потому что это было весело. Когда он перешел к дорожке шагов Юрия, Виктор почувствовал, будто на него опустилась какая-то тяжесть. Как тяжелое шерстяное пальто, которое он носил в холодную русскую зиму. Он резко обернулся, когда Яков принялся читать Юрию лекцию, и, встретившись взглядом с мягкими печальными карими глазами, подавился вздохом из-за поверхностного сходства с Генрихом… Просто еще один фанат… Виктор широко улыбнулся. - Фото на память? С чувством облегчения наблюдал он за калейдоскопом эмоций, промелькнувшим в этих карих глазах. Генрих не был столь эмоционален. - Конечно! Никогда прежде никто так просто не уходил от него. Отстраненно глядя как незнакомец сделал именно это, Виктор задавался вопросом, кто же он такой. Но его вниманием завладел Юрий. И действительно. Вряд ли он еще раз увидит этого странного парня.