Linkin Park — Final Masquerade
Черт, как же я устала. Когда я оказываюсь в своей спальне, то падаю на кровать и, не вставая с нее, стягиваю с себя джинсы; оставшись в белье и толстовке, я залажу под одеяло и беру телефон. Харпер в сети. Хули эта дура не спит?! 5:34 А ты почему онлайн? — приходит мне сообщение от вышеупомянутой дуры. 5:34 Тот же вопрос к тебе. 5:34 Бобби только что пришел домой бухой, как сто чертей, разбудил меня шлейфом курева и виски, так что теперь делаю чай этому алконавту. 5:35 У-у-у. Как мило. Тебе надо бы заварить вместо чая какую-нибудь ромашку, или мелиссу, или любую другую успокаивающую траву, чтобы он не начал буянить и быстрее уснул, — за время моих отношений с Бобби я видела его худшее состояние, которое чудом не обернулось алкогольной комой, и на следующий день — его худшее похмелье. 5:35 Я думала об этом. Но черт, если он разбудит родителей, пизда будет нам обоим. 5:35 Тебе пизда будет завтра утром от него же… Черт. У меня есть кое-что что я должна рассказать тебе прямо сейчас! — по дороге домой я решила, что не могу скрывать свои встречи с Бруклином (особенно после сегодняшних поцелуев) от лучшей подруги. 5:40 Резюмирую: ты целовалась с Бруклином Бекхэмом. Ночью. На скейт-площадке. И сейчас ты мне втираешь что-то о том, что ты в него не влюблена?! 5:41 Черт, Харпер, ты тупая или да? Как я могу в него влюбиться, если я его знаю два дня! 5:41 Легко! Это же Бруклин Бекхэм! А если ты целовалась с ним не по любви, не подумал ли он ничего?.. 5:41 Нет. Он сказал, что не считает меня шлюхой, а «просто хочет этот поцелуй так же сильно, как и я». 5:42 Пиздец вы. Вот черт! Бобби сейчас разбудит весь район своими пьяными воплями! 5:42 Либо тащи его под душ, либо накачай снотворным и неси до кровати. Удачи тебе там, не отвлекаю вас больше. 5:42 Готовься к моему допросу завтра! После это скромной переписки, треть которой занял мой рассказ о двух встречах с Бруклином, я откладываю телефон на тумбочку и отрубаюсь. А просыпаюсь потому, что мать стягивает с меня одеяло и, специально громко отчитывая меня за бардак в комнате, достает из шкафа школьную форму. — Манчестер, почему ты спишь в уличной толстовке?! — я еле разлепляю глаза, и теперь мы с мамой удивленно смотрим друг на друга: она — на мою толстовку, ставшую мне пижамой сегодняшней ночью, а я — на то, что она держит в руках. Розовая блузка. — Не-ет, мам, я это не надену, — ною я и поднимаю свою тушу с кровати. — Еще как наденешь. Мне сегодня на собрание идти, не хочу слушать замечания еще и насчет школьной формы. — Ладно, давай сюда, — я уже натянула на себя черные колготки и теперь ищу носки в этом хаосе на полу. Все шутки про Лондонскую погоду правдивы. Сейчас начало февраля, а я хожу в кедах (под которые, правда, надеваю высокие цветные носки с рисунками), юбке с тонкими колготками и пальто, накинутом на рубашку. Вообще, я морозостойкая, хотя предпочитаю лето и жару. Вот и сегодня, в последний рабочий день этой чертовой недели, которая длилась так долго, я не изменяю своим правилам выхода из дома: помада, стрелки, кеды и пальто. Но, надо отметить, что за все время хождения в таком виде я болела лишь раз. Школа. За что мне это мучение? Учиться я не люблю, это неоспоримый факт. Точнее, я не люблю ходить в школу, а учить интересующие меня предметы мне нравится. Например, немецкий и литература. Почему мое расписание не состоит только из этих предметов? Но, слава богу, в пятницу — день, когда я с трудом заставляю себя что-то делать, — нам поставили литературу во второй половине дня. Если бы не эта мелочь, я бы прогуливала весь день и потом огребала бы от мамы и директора. — Блядский Роберт! — рычит Харпер и кидает рюкзак на парту, падая не него сверху. — Ну, это не новость. Что сегодня ночью было? — Мало того, что он приперся в пять утра бухой в нулину, так еще и меня виноватой делает! — В том, что он бухал? — В том, что разбил папину машину… — стонет подруга и утыкается лицом в парту. — Что? Черт, он реально разбил Aston Martin твоего отца?! — ого, я в ахуе. — Да. Сел за руль пьяный, проехал пять метров и в итоге снес боковое зеркало и помял дверь, — не поднимая головы отвечает она. — Мда-а. Бобби в край охерел, я смотрю. — Черт знает, что с ним происходит… Что у тебя с Бруклином? — Харпер резко поднимается: вот сучка, не забыла про обещанный допрос… — Кроме того, что на второй день знакомства мы сосались — ничего, — хмуро отвечаю я. Днем это все не выглядит так романтично, как показалось мне ночью. — И он не звонил? — она в курсе всего, да. — Нет. И не думаю, что позвонит… — меня прерывает звонок. Нет, не от Бруклина, а звонок на урок. Меня ждет пять часов мучений, а потом — релакс на литературе. Ага. Если бы. На литре мне хочется учить одну сучку; у нас с ней давно конфликт, но сегодня Лила Полански просто превзошла сама себя. Мы обсуждаем «Преступление и наказание», образ Сони Мармеладовой в частности. Каждый, как обычно, высказывает свое мнение. — Отлично, Генри, спасибо. Мне ясна твоя точка зрения, — мистер Веллан опрашивает учеников в первый день обсуждения, чтобы понять, кто читал, а кто нет. — Лила, я тебя еще не слышал сегодня. Что скажешь? — Ну-у. Сложное произведение. К тому же с религиозной тематикой. Я считаю ее лишней, потому что Раскольников — убийца; ему чужда вера и бог. А Соня и вовсе играет в верующую, хотя сразу видно, что она фальшивит, потому что при ее профессии… — я не слушаю дальше, а моя рука взлетает вверх. — А что ты думаешь, Честер? — проходит с минуту, прежде чем учитель спрашивает меня. Много же чуши успела Лила наговорить. — Я не согласна с мнением Лилы. На мой взгляд, Соня — самый светлый и чистый персонаж всего романа. Она искренна в своих чувствах к Раскольникову; она спасает его он окончательного погружения в темноту… — начинаю было я, но меня грубо прерывают. — Она же шлюха! Какая тут искренняя вера? — угадайте, кто. — Лила, мы слушаем мнение каждого, это первое. Второе — слово «шлюха» имеет крайне негативный и вульгарный оттенок. Не используй его для характеристики Сони Мармеладовой, да и в жизни я не рекомендую его употреблять, — строго говорит мистер Веллан. Серьезности у него не отнимать, да. — Мистер Веллан, но ведь она ублажала мужчин за деньги! Кто она, если не шлюха? — снова выкрикивает Лила. Похоже, не дадут мне сегодня ответ закончить. — Она проститутка. Это разные понятия. И я согласен с Манчестер, — о, надо же, про меня вспомнили! — Соня поддерживает в Раскольникове человеческое начало, отгоняет от него тьму. А зачем, по-твоему, она молилась, носила крестик, читала Псалом? Зачем отправилась на каторгу вместе с Раскольниковым? — Вы всегда поддерживаете ее, — она поворачивается и тычет наманикюренным пальцем в мою сторону. Очень вежливо. — Лила, детка, неприлично тыкать пальцем. Я же и сломать его могу… — все давно привыкли к моему грубому методу общения, а учителя знают, что я не выполню свои угрозы (по крайней мере, в стенах школы): мне дорога моя честь и репутация. — Да как ты смеешь! Защищаешь Соню, потому что натура близка? Образ жизни? Точно, ты же главная шлюха школы… — ну и разошлась она. — Закрой. Свой. Грязный. Рот, — я уже начинаю закипать. С чем там доктор Кокс из «Клиники»* сравнивал свое терпение? С девственностью? Так вот, еще одно слово — и я ее потеряю. — За такие выражения я любо бью, либо унижаю словом. В любом случае, будет больно. Выбор за тобой… — класс, затаив дыхание, наблюдает за нашей перепалкой. — Так, все, девушки! Это переходит все границы! — закипает и Веллан. — Лила, я только что сделал тебе замечание из-за употребления слова «шлюха». Твои обвинения серьезны, разберемся с директором с этим позже. Манчестер, угрозы тут ни к чему. Понимаю, она тебя обидела… — Оскорбила, — поправляю я его, не стесняясь прервать учителя. Вот еще обижаться на дуру… — Оскорбила, ладно. Но все равно это не повод переходить к угрозам здоровью. Задержитесь обе после урока, выясним кое-что. Я, злобно сверкнув глазами на одноклассницу, поворачиваюсь к Харпер. — Я подожду тебя в коридоре, — шепчет она, снимая с языка вопрос. Черт, как ей удается угадать мои мысли?! Наконец, злополучный урок окончен, звенит противный школьный звонок, и ученики, хватая свои рюкзаки, выбегают из кабинета. За партами остаемся только я и Лила. Угораздило же меня заработать себе проблемы в день родительского собрания! — Ну-с, леди, не хотите объясниться? Извиниться? Отчитаться перед директором? — мистер Веллан еще не остыл, это видно по его глазам. Он подзывает нас, и мы подходим к его столу. — Мистер Веллан, не я начала этот конфликт, не я буду извиняться! — да, я вспыльчива. — Вот еще, не буду я перед шл… простите, проституткой, извиняться! — выплевывает мне в лицо Лила. — Докажи, что я таковой являюсь, и мы поговорим… — я не собираюсь мириться с такими обвинениями! — И я снова согласен с мисс Эллиот, Лила. Я не осуждаю тебя за твое мнение о романе, оно тоже имеет место быть. Но прежде чем сделать такое громкое заявление, подумай… О, а вот сейчас звонит мой телефон. На экране крупными буквами светится «Плохой парень». Упс, неловко. — Простите, мистер Веллан, я должна идти… — он понимающе кивает (лишь бы он не видел имя моего собеседника!). Не забыть потом поблагодарить Бруклина за такую пунктуальность! — До свидания, мистер Веллан. Адьос, Лила! — я заставляю себя произнести последнюю фразу без едкого замечания и вылетаю из кабинета. Схватив Харпер за руку, я затягиваю ее в туалет, отвечая на звонок. — Привет, Манчестер Юнайтед, — я начинаю привыкать к этому голосу. — Привет, Плохой Парень, — я кошусь на подругу: ее пожирает любопытство. Чтобы не пересказывать ей диалог, я втыкаю наушники и протягиваю ей один, прислоняя указательный палец к губам: «Молчи!» — Ты еще не передумала? Я про сегодняшнюю ночь. — Нет, я все еще хочу провести ее с семьей. Как ты планируешь провести выходные? — после вчерашнего, то есть сегодняшнего, разговора я уже не смущаюсь, когда задаю ему вопросы. — Узнаешь потом… — Эй, Брукс, что за дебильная привычка оставлять объяснения на потом?! — Увидишь в инстаграме, это пока секрет. Я вот что хотел предложить. Воскресенье. Два тридцать. Кофе из Старбакса и ночь откровений. Согласна? — Если ты привезешь кофе, то я согласна на все, — улыбаюсь я в трубку. — О, буду знать, что ты готова выполнить любую мою просьбу за кофе, — отшучивается он. — Пошел к черту! — смеюсь я. — Ты очень милая девушка, — а он язва. Прямо как я. — До встречи! — Tschüss! * — и я отключаюсь.***
Мы с Харпер покупаем мороженое и идем к остановке. Мне ехать до дома 20 минут, ей — чуть меньше: школа-то в ее боро*. — Ну и? — выжидает она. — Что «и»? Ты сама все слышала и знаешь всю предысторию. Я готова пойти на ночное свидание с Плохим Парнем. А теперь давай поговорим о твоей личной жизни. Как там Алекс поживает? — Ой, мудак твой Алекс! — я прекрасно знаю, что он ей нравится, но, как любая уважающая себя девушка, первый шаг Харпер делать не собирается. — Понятно все. Я перехожу к радикальным мерам, — пара нажатий на экран смартфона, и я уже слышу голос лучшего друга. После энного количества нецензурных слов и отправлений друг друга на три заветные буквы, мы с Уильямом договариваемся промыть Харпер мозг в воскресенье днем, когда вся наша компания будет в сборе. Я поворачиваю к ней голову и начинаю смеяться. Ее охуевшее лицо непередаваемо и незабываемо. — Это что, блять, было? — наконец выдает она. — Ну, раз ты не понимаешь моих советов, то теперь, когда тебе это скажет еще и Уилл, и Мьюз, и другие… — я представляю себе это в голове и улыбаюсь. — Иди нахуй. — Не сейчас, прости: у меня нет парня, — парирую я. Обожаю бесить Харпер. — Сучка. А знаешь, что. Черта с два я прислушаюсь к их советам. И твоим, кстати, тоже, — мы вышли вместе на моей остановке, а свою она давно проехала. — Не нужен мне твой Алекс. — Ага, так я тебе и поверила, — хихикаю я, не представляя, что она сейчас сотворит. А эта ебанутая, заметив симпатичного парня лет восемнадцати-девятнадцати, идущего нам навстречу, говорит, что докажет свое равнодушие к Алексу, и уверенной походкой направляется к парню. — Привет, я Харпер, — она протягивает ему руку с аккуратными ногтями (не такими длинными и яркими, как у Лилы) и красивыми кольцами на среднем пальце (очень символично). — Привет, Харпер. Я Майкл, — он явно удивляется всему происходящему сейчас, но руку пожимает. — Приятно познакомиться. — И мне. Знаешь, ты очень милый, — выдает Дэниелс и неожиданно целует парня. А Майкл тоже не теряется. Он притягивает синеволосую дуру (краска уже подсмылась, оставив на волосах красивый стальной отлив) и целует ее в ответ. Что в это время делаю я: тихо охуеваю от происходящего, пытаясь закрыть рот. — Оставишь мне свой номер? — запыхавшаяся Харпер отходит от парня на шаг и выжидающе не него смотрит. — Записывай, — он ухмыляется и диктует номер. Окинув друг друга весьма двусмысленными взглядами, они расходятся в разные стороны. — Пиздец. Да ты просто бунтарка. Еще и ебнутая на всю голову, — говорю я. Я все еще в шоке. — Он милашка. И классно целуется. Черт, забыла ему сказать об этом, — она прикусывает нижнюю губу в сожалении. — Ладно, напишу ему об этом вечером. Думаю, сейчас самое время напомнить, что все это происходит на улице, в паре метров от автобусной остановки. Так как дом Харпер остался позади, мы с ней доходим до перехода и прощаемся: теперь ей надо перейти дорогу и сесть на автобус в обратную сторону. — Мда, ну и номерок ты выкинула, — присвистываю я. — Сама не ожидала. Но теперь я точно знаю, что целовать незнакомых парней не так страшно, и в этом нет ничего такого. Я тебя не осуждаю, — смеется она и кладет руку мне на плечо, намекая на поцелуи с Бруклином. — Я тебя тоже не осуждаю, — теперь моя очередь класть руку ей на плечо. — Позвони мне вечером. Мы прощаемся, потому что едет нужный ей автобус, а я поворачиваю в переулок, ведущий к моему дому. Сегодняшний день принес мне слишком много потрясений, а ведь он еще не окончен. Еще мама не пришла с собрания. Папа еще не вернулся с работы. Я еще не пришла в себя после той сцены, что Харпер устроила у остановки. Я еще перевариваю случившееся сегодняшней ночью. И я утыкаюсь носом в свою входную дверь…***
Остаток дня я провожу с книгой и хорошей музыкой. В моем плеере умудряются соседствовать тяжелый рок, инди, электроника и попса. Адская смесь, знаю. Зато есть песни на все случаи жизни. Грустно? Placebo и Radiohead подойдут. Весело? Ой, любая песня с ритмичной музыкой заставляет меня танцевать. И еще целый список. Большая часть памяти телефона забита именно песнями… — Милая, спустить вниз, папа пришел, — мама заглядывает ко мне в комнату, и я незаметно смахиваю слезу — в книге очень грустный момент. — Да, хорошо, — я поднимаюсь с кровати, захожу в ванну, чтобы умыться холодной водой, и спускаюсь вниз. Родители сидят в гостиной и ждут меня. Так-с, кажется, намечается серьезный разговор… — Манчестер, в школе мне сказали много всего интересного про тебя и твою учебу… — черт. Все-таки учеба. Мама рассказывает отцу про сегодняшнюю ситуацию на литературе, про мои синяки и порезы на ногах, про мои успехи в немецком и тригонометрии… Так, стоп. Тригонометрия? — Давай по порядку. Мэнни, — это папа так меня ласково называет, — из-за чего произошел сегодня конфликт на литературе? — Пап, мама все объяснила, не хочу обсуждать это снова. Скажу только, что не знаю, почему Лила назвала меня так, как назвала, и что я не собираюсь оставлять все, как есть. — Ладно. Что с ногами? — насчет здоровья папа у меня не шутит. — Синяки и царапины от падений со скейта. Говорю сразу, скейт я не брошу, но обещаю быть осторожнее. И да, порезы я обрабатываю перекисью! — успокаиваю я папу и улыбаюсь. — Хорошо. Едем дальше. Я рад, что ты так любишь немецкий, молодец. Но я не представлял, что ты делаешь такие успехи в математике! — папины брови взлетают вверх, а мама кротко улыбается. — Поверь, я тоже не представляла… — Миссис Лиддс настоятельно рекомендовала мне обсудить с тобой тему поступления в Оксфорд, а мистер Веллан — в Кембридж. Они уверены в тебе на сто процентов и считают, что ты сможешь поступить туда, если будешь немного терпеливее и внимательнее, — говорит мама ни на что не намекая, а лишь предполагая. Именно так в моей семья рождаются мечты. Черт. Черт. Черт. Я-то, идиотка, думала, что учителя мной недовольны и будут говорить маме, что я безнадежна, что меня не примут ни в один нормальный колледж и что я не смогу нормально прожить без диплома этого самого колледжа. А тут все совершенно наоборот! Я и рада, и смущена одновременно. Столько раз, сколько за сегодняшний день, я еще не упоминала черта. Бедняжка, икает там, наверное, весь день без перерыва… — Манчестер, и еще, — это уже папа. — Прости, но мне просто необходимо вернуться в клинику сегодня ночью. И завтра тоже. Две неотложные операции, я незаменим там, — с грустью в голосе продолжает он. — Окей. Ладно, — мой голос дрожит, поэтому я поскорее ухожу к себе в комнату, чтобы родители не видели моих слез и запираюсь в ванной. Там, открыв воду, я начинаю плакать. Папа не проводил с нами выходные с Нового года. Скоро будет три месяца с того момента, как он последний раз вспоминал, что семья важнее работы… Успокоившись и умывшись ледяной водой (второй раз за последние сорок минут), я звоню Бруклину. — У тебя еще не появились планы на сегодняшнюю ночь? — без приветствия начинаю я. — Хотел посмотреть кино. Можешь предложить что-то получше? — отвечает он. Черт, как я рада сейчас слышать его голос. — Да. Предлагаю перенести ночь откровений на сегодня. — Я за. Через два часа на площадке, идет? Я смотрю на часы. 23:20. Рановато, конечно, но сегодня я готова уйти из дома до того, как родители пойдут спать. — Идет. Кофе с тебя, не забыл? — улыбаюсь я. — Конечно, нет. Думаешь, я забуду когда-нибудь, что ты готова на все за кофе? — смеется он. И этот смех успокаивает. — Господи, спасибо, что ты согласился… — я не успеваю подумать, прежде чем говорю это. — Что-то случилось? — Ночь откровений. Узнаешь все, — тихо шепчу я и кидаю трубку.