Дурацкий праздник

Присказка. Давным-давно жил маленький мальчик. Никто не любил его, потому что он был мудаком. Но потом появился Пингвинчик, он не знал, что мальчик мудак и полюбил его. Не знал, потому что до этого не общался ни с мальчиками, ни с другими пингвинчиками. Он вообще не общался ни с кем, кроме своей мамы - пингвинихи. Он влюбился в мальчика, и всё было очень-очень-очень-очень-очень-очень-очень плохо. Конец. Или время сказки? «Ты знаешь, что сегодня Рождество?» - явно не те слова, которые хотелось бы слышать от человека, вырвавшего меня из мира Морфея, когда я с наслаждением смотрел десятый и столь долгожданный сон. - Догадываюсь… - прохрипел я, потерев глаза, в надежде, что изображение неожиданного гостя пропадёт, и в силу вступит уже одиннадцатое, более жизнеутверждающее сновидение, по возможности не содержащее в себе обнаглевшего придурка - Освальда Кобблпота. Я, честно говоря, предпочёл бы, чтобы оно содержало в себе кого угодно на свете, кроме него, будь это Гитлер или даже сам Сатана. Сатана не завалился бы ко мне среди ночи домой, сообщая о Рождестве. У Сатаны, конечно, скорее всего, совести никакой нет, но до Пингвина ему ещё очень далеко. К тому же поражала актуальность новостей. «Рождество, мать его. Да ты что? Спасибо, Пингвин, я и не заметил!» - И что? Что ты от меня хочешь? Гимн тебе спеть? - Вовсе нет! - отмахнулся он, с каким-то несвойственным поросячье-довольным выражением, абсолютно отказываясь распознавать мой сарказм. - Просто я праздновал… - Освальд сделал какой-то неопределённый жест, покачнулся и ухватился пальцами за косяк двери. - И? - я нетерпеливо сверлил его взглядом. - Может быть впустишь меня? - вдруг надул губы Кобблпот, будто бы жутко оскорблённый тем, что до сих пор не окружён подобающим его персоне гостепреимством, включая горячие напитки и плед. Отвратительная наглость! Я отошёл в сторону, уступая проход. По волочившемуся за ним шлейфом шарфу и особой искаженности походки я кое что понял... То есть понял-то я это ещё в ту минуту, когда открыл входную дверь, и был моментально разбужен десятиметровой волной перегара, исходившего от моего ночного гостя, но сейчас убедился в этом окончательно. Освальд Кобблпот был ужрат, уж простите за выражение, в самые дупеля и в данный момент с трудом передвигался до моего бедного диванчика. Зонт, служивший обычно опорой в столь нелёгком для Пингвина предприятии под названием «ходьба», я полагаю, был безнадёжно утерян, в том же месте, где и совершался этот праздник печени. В процессе которого зелёная фея, чтоб её черти разодрали, судя по всему, и подсказала Пингвину отправиться ко мне домой. Данный факт, медленно дошедший до моего недоразбуженного мозга, повлёк за собой уже вторую с момента пробуждения волну фрустрации. Я мысленно проклял себя сначала за то, что вообще поднялся с постели; потом за то, что открыл в дверь (хотя дверной глазок весьма недвусмысленно демонстрировал самодовольное выражение лица Кобблпота); и, в конце концов, за то, что впустил его внутрь. «Теперь он не отвяжется от меня никогда!» - проскользнула не лишённая паники мысль. Я наступил на край шарфа, чтобы тот окончательно сполз с его тощей шеи, поднял его с пола и бросил на комод. Кобблпот, обнаружив пропажу, обернулся на меня и выдал крайне растерянное «ой», которое очень кстати пришлось бы трёхлетнему ребёнку, у которого украли нос, но никак не «королю Готэма». «Ой», - передразнил я, скорчив гримасу, настолько оскорбительно, насколько позволяло моё нынешнее состояние. Сон уже окончательно сошёл на нет, и начала просыпаться другая давняя подруга, сопровождающая все мои свидания с Кобблпотом, - ненависть. - И где же ты так наклюкался? - скучая спросил я, хотя вернее было спросить «как». Места, чтобы «наклюкаться» были вполне известны, и весьма непарадоксально связаны с самой профессией Кобблпота. А в целом неинтересно было ни первое ни второе. Хотя наблюдать его в таком состоянии было бы, возможно, весьма занятно, но сейчас настроение совсем не располагало. - Я не пьян, Джим! - возмущенно округлил глаза он, шатаясь из стороны в сторону, как маятник. Маме своей расскажешь…. Эта ситуация нравилась мне всё меньше и меньше, но если это клише, это же не значит, что это не может быть правдой, верно? Я собрался с силами и медленно выдохнул. - Да-да, - подошёл к нему ближе и хлопнул по плечу, так, чтобы Пингвин свалился на диван, ибо из сидячего положения, как известно, падать не так больно, потому что пол не так далеко. А упасть он норовил постоянно! И секунду назад, видимо, прямо на меня... Мне, понимаете ли, очень уж не хотелось, чтобы люди потом говорили, что я покалечил несчастного придурка, сломав ему нос прямо на Рождество! Хотя с меня станется, если этот разговор будет развиваться в таком темпе, в каком развивается сейчас… - Ну, просто была вечеринка по случаю Рождества! - невозмутимо развёл руками Кобблпот. - Вечеринка была, как обычно, рассчитана на одну твою персону или нормальная? - устало спросил я, потирая переносицу, хотя по сути, это было не так уж и важно. - Нормальная, нормальная! - активно закивал Пингвин, - Там и Виктор был, кажется… и этот парень, который …. - Освальд поднял палец в воздух, собираясь сообщить «который парень», но надолго о чём-то задумался. Я подождал какое-то время, разглядывая его несуразный вид, но нужные мысли, видимо, уже окончательно покинули Пингвинью голову, или он вообще забыл, о чём мы только что разговаривали, так что Освальд просто сидел, уставившись в пустоту, периодически потряхивая головой. «Будто бы если ей трясти, то там что-нибудь появится.» - мысленно рассудил я. А самое дурацкое было то, что я даже отослать его восвояси не мог, потому что… Встреча Рождества в нынешнем состоянии Пингвина могла обернуться утренним заголовком в газете: «Криминальный авторитет сломал шею, спускаясь с лестницы» или «Король Готэма попал под машину, запутавшись в собственных ногах». К тому же, я был практически уверен, что прирезать его в любой подворотне не составило бы особого труда даже для своих. Особенно для своих. С другой стороны, впрочем, стало бы неплохим подарком городу на праздники. В этот момент Освальд тяжело вздохнул как-то особо зеленея на лицо, с таким видом, будто я насильно притащил его к себе домой и заставляю вести эту нелепую пародию на диалог. - Может хоть пальто снимешь? - скучая, подсказал я. Кобблпот вдруг ожил, видимо, вспомнив зачем он здесь: «Я хотел поздравить тебя с праздником и сказать, что я очень рад…» - принялся тараторить что-то вроде несанкционированного тоста Пингвин, явно проигрывая в неравной схватке с рукавом пальто, который никак не хотел выпускать его неловкую ласту. - …Рад, что мы познакомились, и наше сотрудничество… «Познакомились» - я усмехнулся. Такого знакомства врагу не пожелаешь. «Сотрудничество»! Слушать это было просто невыносимо, и я не стал. Вместо этого поднялся, достал из холодильника пива и откупорил его. Не в надежде, конечно, что приблизившись к состоянию Пингвина хоть на сотую промилле, я стану лучше его понимать. Просто продолжать этот разговор по-другому более не представлялось мне возможным. Я уже успел вернуться на диван, а его бестолковая речь всё ещё не приближалась к концу. Ты очень много болтаешь, очень много болтаешь, очень много болтаешь… - …Я надеюсь что мы… - долетали до меня обрывки фраз. - …И я очень рад… Боже, ему даже пьяным удаётся быть занудным и раздражительным. А самым потешным было то, что не заканчивалась не только речь, но и непосредственно процесс снятия пальто. Поначалу было действительно смешно, а злую усмешку на моём лице Кобблпот расценил как позитивную реакцию на его поздравление, но потом стало как-то мерзко. Он выглядел до того жалким, что смотреть было противно и спустя две минуты наблюдений за этими страданиями пришлось всё-таки помочь ему выбраться из верхней одежды. Руки у него были холоднее, чем у покойника и я неволей подумал что он, возможно, пришёл сюда пешком. - Ненавижу Рождество. - вслух заметил я. Это была чистейшая правда. Я ненавидел его с самого детства, ещё когда мне было десять, и мой пёс попал под машину в этот день. - Обожаю! - выпалил Пингвин делая пугающие глаза. - Так зачем ты здесь? - я начинал уже порядком беситься от того что приходится заботиться об этом придурке, когда нормальные люди проводят этот день со своими близкими, а такие, как я, спокойно спят в своих постелях. - Сегодня Рождество! - повторил Пингвин в сотый раз, рискуя сделать эту фразу для меня кодовым словом нападения на противника с целью его уничтожить. Я медленно выдохнул. - Это мы уже выяснили… - процедил, будто общаясь совсем с тупым. - … И что с того? - Это значит, что ты должен поцеловать меня. - непосредственно выдал Кобблпот, что примечательно, вполне убеждённый в своей правоте. И очень зря, потому что неправ он был просто страшно! За такую неправоту и убить можно. Так думал один Джим. Другой же сначала чуть не задохнулся от возмущения, потом, постепенно нормализовав работу лёгких, всеми силами пытался не сомкнуть руки на шее мерзавца и не придушить его прямо на месте. Джим, в свою очередь, объединявший в себе этих двух ребят, сказал: «И в честь какого, спрашивается, праздника я должен тебя целовать, псих ты ненормальный?!» Ну, вернее, выпалил, а не сказал. Протараторил особо не подумав о возможном недопонимании и о том, что вообще говорит, потому что Пингвин выпалил почти так же возмущённо: «В честь Рождества, разумеется!!!» Мы молчим какое-то время, пытаясь прийти в себя, после такого хренового каламбурчика. - Ты охреневший сукин сын. - первым в себя пришёл я и спокойно констатировал перед Пингвином данный факт. - Вали отсюда. - добавил я для верности и поднялся на ноги. Пингвин сидел на месте, будто и не слышал, что я сказал, и нагло пялился на меня. Складывал руки на груди, вздёргивал нос. «Хочет быть избитым!» - догадался наконец я. Хочет упасть на пол, булькая кровью в глотке, как курлыкающий голубь. Тогда-то он будет счастлив. Точно! Эта мысль порядком развеселила меня и я улыбнулся не очень нормальной улыбкой. А потом почти рассмеялся. Пингвин испуганно покосился на меня, видимо, почувствовав момент моего просветления, но носа не опустил. Очень рисковый парень. Поразительно. Почти похвально, для такого труса как он! Ключевое слово «почти». Поцеловать тебя? Или избить? А может быть убить к чертям собачьим и труп выкинуть в Готэм ривер? Можно ведь всё что угодно! Сегодня можно всё. Я приближаюсь к нему настолько близко, насколько это вообще возможно, рассчитывая окончательно запугать его. - Ты видишь у меня в квартире омелу? - осведомился я у Пингвина, продолжающего своё непреклонное и гордое сидение на моём диване, максимально пугающим голосом, на какой был способен. Он такого не ожидал и замотал головой, как ребёнок, которого озадачили слишком сложным вопросом. Убивать его немного перехотелось. В конце концов, даже сломанные часы два раза в день показывают верное время, может быть Освальд Кобблпот один раз в жизни получит свой чёртов рождественский поцелуй? - Только если будешь считать. - рассмеялся вдруг я. - Что считать..? - вылупил глаза Пингвин. Сейчас он испугается, передумает и сбежит сам. К тому же наутро Кобблпот вряд ли вспомнит, как его зовут, а уж этот момент и подавно. Судя по тому, как он выглядит, протрезвеет в лучшем случае к Новому году. - … Миссисипи? - смесь хрипа и шёпота. Умора. Лицо у него было на грани истерики, и это было просто чертовски забавно! Наверное, ещё никто на свете с таким выражением лица не собирался считать Миссисипи. Я выжидаю тревожную паузу, буравя его взглядом. Для пущего эффекта, разумеется. - Секунды, дурень. Кобблпот трезвел просто на глазах. Кожа его покрывалась румянцем, а лицо выражало страх. Зрелище на любителя, не для слабонервных, но вполне сгодится вместо рождественского шоу. Тем более, телевизора у меня в квартире не водилось. И чтобы потом ни один Буллок не сказал, что я не умею веселиться, хотя подобным досугом лучше не хвастаться. - Раз. Два… - сбивчиво заговорил он. - Знаешь, Джим, я что-то... - конечно, он передумал, но было уже поздно. Он украл столько моих нервных клеток, так что я считаю себя вправе украсть один глупый поцелуй. От него пахнет мышьяком. От него пахнет всем на свете и всем подряд. Коктейлями со всеми соками и газировками, всем существующим алкоголем, усыпанными дождём конфетти и разноцветными трубочками. Я пробую горькую нотку джина на его языке, и маленький обкусанный рот порывисто вбирает воздух. На поприще поцелуев Пингвин был безнадёжен и неловок, видимо, никогда не знал, как целуются взрослые. Не догадывался, что если долго чего-то просить, то можно наконец получить это. Я вдыхаю запах пыли, дорогой ткани костюма и театрального дыма. Это могло длиться всего ничего, но вышло гораздо дольше, чем я планировал, а потом как-то само собой оказалось, что всё это совсем не рождественская игра и не дурацкий обычай, и даже не способ напугать и поиздеваться. И даже не идиотское, парадоксальное желание сделать приятно тому, кто был рождён под звёздами, ясно складывающимися в слово «страдания». Оказывалось, это - всё то, что густилось и плелось между нами. Что просил он вовсе не потому что пьян, а согласился я вовсе не ради смеха. Я вдруг отчетливо осознал себя целующим на рождество преступника, так, словно мы подростки на заднем сиденье автомобиля. Слишком отчетливо осознал, что мы на самом деле есть. И что вовсе не хочу всё это знать, и что всё так по-дурацки и… Стало слишком очевидно - фарс, веселье и игры забавны, пока вдруг я не укусил его мочку уха. И снова... Жжёной бумагой фейерверков, гвоздикой, пряностями, корицей и только что выпавшим снегом, притупляющим всю эту безумную карнавальную какофонию. Притупляющим всего Пингвина, мешающим ему идти, кружиться, скользить, болтать, праздновать. Снегом, тающим на волосах и замораживающим всё на свете. Все чувства и эмоции. Всю злость, лицемерие. Все будни и все праздники. ….И не посмотрел, как он закусывает губу, выгибаясь, и уже вовсе не выглядит таким пьяным, как раньше. И не подумал о том, что он, возможно, и не был настолько уж пьян с самого начала. И о том, что не все поцелуи под омелой принимают такое горизонтальное положение. И о том, что это уже минут пять как и не поцелуй вовсе, а вполне себе долгоиграющий петтинг. - С новым годом, чёрт бы тебя разодрал. - хриплю я, проводя по слипшимся волосам. Пингвин беспокойно и порывисто выдыхает, тыкаясь носом мне в грудь, раскрыв рот в пьяном забытие. Я задумчиво смотрю в потолок. *** Я вернулся досыпать свой сон, а наутро всё снова приняло исходную форму, и жизнь пошла своим чередом. Ему, видимо, было стыдно и плохо или, скорее всего, он ничего не вспомнил… В общем, когда я проснулся, диван пустовал, а Пингвина и след простыл. Рассеялся, как утренний туман. Вот и славно! Следы Кобблпота в квартире отсутствовали абсолютно, и это не могло не радовать глаз. Зато к полудню курьер принёс букет маргариток и коробку с сахарным имбирным печеньем. По подписанной вычурным почерком открытке я понял, что всё он помнит. Вовсе ему не плохо. И самое страшное – ни капельки не стыдно. Вот и веселись после этого! Я, в свою очередь, решил, что больше вообще никогда не буду веселиться. И делать добрые дела тоже. Вот только Рождество как было дурацким праздником, так и осталось.