***
Пусть солнце и было беспощадно, Гурен не расстраивался: была середина мая, поэтому жара должна скоро спасть, а грядущие дожди окупили бы всё остальное. Да и не особо волновала его погода — выдержка позволяла терпеть и более невыносимые условия; он был натренирован выдерживать пытки, и что, по сравнению с ними, была температура на улице, пускай и высокая? Смотреть в окно было скучным занятием, уже через пару минут всё интересное, что ещё было возможным рассмотреть, исчезало, а в сотый раз созерцать одну и ту же картину интересным никогда и не было. Гурен мельком осмотрел класс. Все его ученики выглядели прилежными, и, кажется, внимательно слушали классную руководительницу; воротнички их форм были идеально выглаженными и большинство ребят могли похвастаться знатным происхождением. Но, конечно же, какие-то семьи всегда были выше других, и это формировало отношения в школьном обществе, где люди семьи Хиираги считались почитаемыми и важными — служение им было долгом жизни для каждого ученика школы. Гурен в душе не мог не презирать этих людей. Всё же из-за них клан Ичиносе и всех людей, что служили им, считали отбросами общества, и поэтому они не могли стать теми, кто свершит великие дела или изменит ход истории. Они были в тени. Запуганные, скованные страхом, хранившие свою ненависть глубоко в душе, готовые в любой момент взбунтоваться — у них была надежда, и это заставляло их двигаться вперед. Они верили, что настанет момент, когда всё изменится. Гурен хотел подарить им достойное будущее, но мог ли он это сделать это сейчас? Ребята из его класса — он был сильнее многих из них. Победа не была бы для него сложной; его голову занимало много мыслей, он нес груз на своих плечах и знал, для чего всё это делает. Он знал, зачем ему нужна победа. Но осознавали ли это присутствующие в этой школе люди? Что занимало их мысли? Стремились ли они к первенству из-за своих семей, которые не желали опозорить, или из-за желания быть первыми, чтобы их заметила знатная семья Хиираги? Были ли они беззаботны во внешкольное время? Были ли у них друзья? Думали ли они будущем — том, которое могло и не настать? Ичиносе внимательнее всмотрелся в спины и профили тех, кто мог бы стать его соперниками или врагами. Он хотел пойти против великого рода — тогда все эти люди стали бы на защиту клана Хиираги. Смог бы он одолеть их всех? Его взгляд пал на сидящего рядом Шинью. Он лениво облокотился подбородком о руку и вполуха слушал преподавательницу, изредка кидая взгляды на Гурена; он щурил глаза, будто стараясь передать тайное послание, и парень догадывался, о чем он мог думать. Если бы и состоялось противостояние меж людьми их родов, то Гурен не сомневался, кто бы стал первым предателем Хиираги. Но сейчас принять слова чудаковатого парня не казалось ему хорошей идеей: так бросаться словами о перевороте было подозрительно. Не хотелось попасться в сети, расставленные Хиираги, и понапрасну, не успев ничего сделать, лишиться головы. Кто знал, каков на самом деле этот Хиираги Шинья и его истинные намерения? Гурен покачал головой — это всё было не то, не об этом стоит раздумывать. Было и то, что тревожило его намного больше, чем борьба и ненависть. «Махиру» и «сила». Два этих слова были так крепко связанны, что одно вытекало из другого. Махиру была сильна — силой была именно эта девушка; именно поэтому она могла делать всё, что хотела, даже сломать гнет своей семьи. Но то, что недавно видел Гурен, не было нормальным. Её словно что-то ломало изнутри; да ещё и Кидзу — запрещенный эксперимент, который она пыталась закончить: видимо, не всё шло гладко, а используя себя для проверки результата, Махиру не могла знать последствий. Он боялся за неё, пусть и не показывал этого в открытую. Проблемы буквально окружили его со всех сторон и, загнанный в угол, но не сдавшийся, он должен был сделать выбор. Но какой из всех был единым и правильным? Конечно, никто не помогал ему в этом и не давал подсказок. Лишь над ухом назойливо звучало зазывание присоединиться к секте Хякуя, получить больше силы. Это было сложно. Мысли в голове не утихали, что приводило к легкой боли, и хотелось просто отбросить всё — перестать, о чем-то размышлять, но и это не было просто. Всё возвращалось, подкрадывалось тенью и заседало в мыслях: казалось, спасения от этого нет. Но всё же Гурен смог найти его во внезапно начавшемся по окончанию занятий дожде. Лило знатно. Завеса дождя была до того плотной, что через пару метров уже ничего не было видно. Ученики всполошились: кто-то и не подозревал о резкой смене погоды, поэтому, сетуя на жизнь, укрывался под школьным козырьком; иные с улыбками демонстрировали друзьям прихваченные зонты; кому-то и думать не нужно было об этом, и его бы забрали. Гурен равнодушно осмотрел мокрую дорогу, уходящих людей и пасмурное небо; сзади послышалось копошение, и он полуобернулся на шум. Конечно же, это были его верные подчиненные — Саюри и Шигуре. — Гурен-сама, — громче, чем требовалось, окликнула его девушка, — ваш зонт, — она протягивала ему самый обыкновенный, прозрачный зонт и он казался парню лучшим решением среди остальных: пестрых и разнообразных. — Ах, погода сегодня и в самом деле ужасна. Я бы и подумать не могла, что перемена будет такой внезапной. Однако для этого и существуют прогнозы погоды, если бы не они, мы сегодня могли бы… Ичиносе не пытался вслушиваться в быструю и сбивчивую болтовню девушки: хватало своих мыслей. Ему нужно было больше времени, чтобы прийти к новому решению. Он осознал, что делать дальше, и прервал девушку раньше, чем она успела перескочить на ещё одну тему. — Саюри. — Да, Гурен-сама! — откликнулась она раньше, чем он успел договорить. Её лицо, полное надежды, и глаза, сияющие уверенностью, показывали её готовность к любым его словам. — Это, в самом деле, раздражает. — П-простите, я не нарочно, — устыдившись, она опустила взгляд, пальцы её мяли всё ещё сложенный зонт и подол юбки. Впрочем, парень не дожидался её ответа. Он раскрыл зонт и сразу же шагнул под дождь, капли забарабанили по нему, вопросы посыпались ему вдогонку. Гурен взглянул на девушек, которых внезапная спешка удивила, и кратко отдал приказ: он был не намерен, чтобы его оспаривали. — Идите домой. Я хочу прогуляться. Он видел, как они обе хотели возразить. Как они могли оставить своего господина одного?! Но уже не хотелось слушать кого-то или спорить. Гурен тяжело вздохнул — с ними никогда не было просто. — Это приказ. — Они не могли ослушаться. — Лучше займитесь ужином. Он откровенно переводил тему, что не могло укрыться от взгляда Шигуре, но Саюри воодушевилась — это было то, что она любила, и то, что у неё получалось! Она поинтересовалась радостно: — Что вы хотите сегодня на ужин, Гурен-сама? — Карри, — бросил он на ходу, поэтому до него долетали лишь отголоски возмущений девушки, чьи возможности не могли реализоваться в полной мере. Последнее, что он услышал, прежде чем окончательно оторваться от своих подчиненных, была твердая фраза Шигуре: «Потому что ты раздражающая». Да, это и в самом деле было так. Это всё неимоверно раздражало, но нельзя было сказать, что оно не было Ичиносе по-настоящему родным, ведь стало привычным с самого детства.***
Ожидаемо парк пустовал. Дождь не прекращался, а у людей и не было желания задерживаться под ним дольше, чем требовалось; они спешили домой или по делам, и какое тогда дело им было до прогулок? Гурену, впрочем, дела до этого тоже не было, он шел сюда лишь ради того, чтобы упорядочить мысли и понять для себя, как относиться ко всей сложившейся ситуации. Лучше было не медлить, но это становилось невозможным, если не была поставлена цель. Конечно, нельзя было допустить того, чтобы кто-то сделал это за него. Стремление к свободе в том-то и заключалось, чтобы сбросить оковы чужого контроля и обрести власть над своими действиями; перестать подчиняться глупому распределению ролей и разбить текущее положение дел. Главенству семьи Хиираги должен был настать конец. Под ногами было всё больше луж. По неосмотрительности Гурен вступил в пару из них, и его обувь неумолимо промокла, что было неприятно, но терпимо. Он не был готов пока ещё уйти. Неразрешенных вопросов меньше пока не стало: они накапливались, и, если их вовремя не убрать, то рано или поздно плотину прорвет, и Гурена просто снесет, собьет с ног — он вновь окажется позади. Отрешенно осмотрев окрестность, он сразу же заметил фигуру, облаченную в черную одежду; даже зонт, по поводу погоды, раскрытый над головой, был черным. Создавалось впечатление траура, будто бы этот человек едва вышел из-за ворот кладбища, где навещал могилу дорогого человека, но такие мысли Гурен отвергал. Он даже не был уверен, есть ли у этого мужчины кто-то дорогой: слишком загадочный он; вызывал множество вопросов, ответов на которые у парня не было, и которые найти было задачей высшего уровня. Того, до которого Ичиносе было далеко; непреодолимое расстояние разделяло их, но этого понимания в голову парня ещё не было вложено. Этот мужчина не был серьёзен в схватках с ним, поэтому истинной его силы Гурен не знал, как и подозревать не мог, какие секреты скрывает он от мира. — Здравствуй, Гурен-кун, — мужчина учтиво приподнял зонт, чтобы взглянуть парню в глаза. Но Гурен жеста не оценил. — Зачем ты здесь? — он насторожился. Этот человек не мог так просто появиться, для этого должна была быть причина, но, что было самым паршивым, —его катана осталась дома. В случае чего — защититься будет сложно, а напасть —почти нереально. — Значит, я не могу пожелать просто тебя повидать? Гурен одарил его скептическим взглядом. Скорее поверить можно в то, что земля разойдется в этот же миг под его ногами, чем в то, что Сайто без причины придет к нему. — Что тебе нужно? — настойчивее произнес Гурен, ощущая, что от ответа увиливают. — Не передумал ли ты ещё? Может, начнем сотрудничать? Это будет выгодно нам обоим. — Зачем мне это? — он хотел повторить твердое «Нет», но сомнения, взошедшие в нем, как весенние семена, уже пустили свои первые ростки — его слова не прозвучали бы достаточно убедительно для такого, как Сайто. — Это даст тебе многое, — оживился Сайто, увидев, что он уже не так категоричен в своих словах. — Ты получишь силу, которая поможет тебе свергнуть Хиираги. Тебе не будет равных соперников, и все дороги будут для тебя открыты. И, конечно же, ты сможешь снова увидеть Махиру-сан. Вы сможете воссоединиться. Разве этого не достаточно? — Мне это не интересно. Сдержанная улыбка Сайто говорила о том, как он ему «верит». Гурена это же, конечно, не волновало. Он вообще не должен быть честен с ним, потому что Сайто сам многое скрывает и не договаривает, так почему Ичиносе должен ограничить себя? Это игра с самого начала не была честной и правил в себе не предполагала — каждый волен делать то, что пожелает. Они вглядываются в друг друга, ищут слабину, пересекаются взглядами и Сайто почти одобрительно хмыкает. — Подумай об этом ещё, Ичиносе Гурен-кун, — произносит мужчина и приближается к нему. Стоит как никогда близко, и Гурен словно цепенеет, но только смотрит на него с вызовом. Сайто проходит мимо него, и, обернувшись, парень успевает заметить лишь черный дым, в котором тот и растворяется. В голове вновь хаос, Гурен чертыхается и, проклиная мужчину, направляется домой — настроения для прогулки уже не было. А дома его ждал горячий карри.***
Саюри и Шигуре не спрашивали его ни о чем: ни о том, чем было вызвано такое внезапное желание, ни о том, зачем он это сделал. Они просто, как всегда, тепло поприветствовали его и поинтересовались, как прошла прогулка — это было столь ненавязчиво, что Гурену было сложно узнать в них своих подчиненных. Внимательно всмотревшись в миловидные девичьи лица, не заметив чего-то подозрительного, Ичиносе хмыкнул и промолчал. Заметившие это девушки удивились; Саюри увязалась за ним, начиная расспрос. В голове после так и грохотало: «Гурен-сама, Гурен-сама, что с вами, что-то не так с моим лицом? Это из-за меня? Ах, Юки-тян, посмотри, что не так? Не молчи, это что-то страшное?» Если бы он мог знать будущее то, молча прошел бы мимо них, направляясь на кухню, списывая всё на голод. Это было бы не так проблематично, а главное намного тише. День кончался спокойно. Ничего больше не происходило, и даже девочки успокоились, видя подавленное настроение своего господина. Пусть любопытство пылко и вздрагивало внутри, они утихомиривали его раз за разом — не был настроен парень на разговоры, а они не являлись теми, кто мог бы лезть ему в душу. Так, в молчании, прерываемым лишь шумом телевизора, и прошел их вечер. Скрашенный беспокойством, витающим в напряженном воздухе. Будто бы открыли газ и любое слово — это зажженная спичка, которой не должно быть, иначе всё взлетит на воздух. И только тогда, когда ночная прохлада проникла в дом через открытые окна, прозвучали тихие пожелания хорошего сна, и они вновь разошлись, на этот раз по своим комнатам. Гурен упал на постель устало и шумно. Вымотанный раздумьями и последними событиями он желал забыться как можно скорее сном, но, как назло, бессонница накрыла его именно сегодня и мысли полились в голову подобно воде из сломанного крана. Остановить их поток не получалось. От этого разболелась голова, всё спуталось в один цветастый клубок, и Ичиносе вынужден был сдаться на их волю. Настало время решить для себя всё раз и навсегда. Этот мир непреклонно двигался к своему концу, а борьба за власть становилась ожесточенней — слабому человеку было не выстоять в этом сражении. Противники уже не просто были на уровень выше: они отрекались от всего, чего только могли и мало чем начинали походить на людей; настоящие монстры, готовые на всё ради своих целей, предстали перед Гуреном, желающим изменить ход истории. С таким уровнем это было невозможным для него. Он принимал горькую правду, потому что не был глуп или наивен: он знал правила этого мира — выживает сильнейший — и понимал, что не подходит под них. Проверке подвергались его принципы и то, станет ли он сильнее, зависело от того, сможет ли он отказаться от своей слабости и пойти на нечеловеческие поступки — чтобы стать сильным нужно перестать быть человеком. Гурен осознавал всё, но не был к этому готов. Он вспоминал то, какой сильной стала Махиру, то, насколько он был беззащитен против неё, и спрашивал себя: сможет ли в следующий раз выстоять под её ударом? Не сломится ли и не разломается на две части? У него ведь есть нужный потенциал; почему бы его просто не раскрыть? Для этого, конечно, придется переступить черту, но разве это не будет того стоить, не окупит все разрушенные грани, ведь позволит же осуществить задуманные цели? Ичиносе не будут больше мусором в чужих глазах. Все те, кто когда-то говорили о них пренебрежительно, пожалеют об этом и, что будет в их взгляде, если Гурен изменит всё: страх, боль, раскаяние? Желал ли он этого достаточно сильно, чтобы переступить через себя? Слова Сайто четко звучали в голове. Произносились раз за разом и дьявольский, обольщающий взгляд представал перед глазами; пытливо вглядываясь в самое сердце, мужчина вновь интересовался, уверен ли он? А Гурен уже ни во что не верил — не понимал даже, правильно ли поступает; брел наугад во тьме, надеясь отыскать свет. Никто не был намерен ему в этом помочь. Он был сам в этом бою, и решение опутывало шею удавкой. Лишний ход — и конец игры. Ниточка оборвется, а он сломанной куклой упадет вниз, в яму, куда попадают все побежденные и слабые. Этого ли он хотел? Он рывком сел на постели; комната в свете луны слегка расплывалась. В голове, казалось, что-то, умирая, предсмертно вопило, а он не выдерживал, хотел тишины. Голова снова раскалывалась. Будет ли переход на строну Сайто тем, что он ищет? Не будет ли тогда у Махиру такого испуганного выражения лица, и она не будет кричать ему не подходить, боясь самой себя? Будут ли они все счастливы? Одобрил бы это всё отец?.. Множество вопросов, но уже привычно без ответов. Нужно сделать решающий ход, перестать сомневаться. Несмотря на то, что даже задремать не получилось, Гурен смотрит на окно сонно. Сбрасывает с себя одеяло, думая о том, как это всё ему надоело, и шлепает босыми ногами по полу, направляясь на кухню: стакан прохладной воды это самое то. Свет он не включает: луна светит ярко и этого хватает, чтобы ни на что не натолкнуться, большего и не нужно. Он выпивает воду, но не уходит, не спешит. Замирает, думая, правильно ли его решение и не придется ли потом жалеть? Чтобы отбросить всё и просто перестать сомневаться — ход будет сделан. Чужое присутствие он ощущает сразу, как и осознает, что оружие осталось в комнате, а до неё ещё сотня возможностей для врага убить его; к Сайто он поворачивается лицом спокойно и ни единым жестом не показывает, что нервничает. Появился он на удивление вовремя, словно бы только и выжидал момент, когда стоит показаться. Разве решение Гурена было написано на его лице, что этот момент мужчина счел именно тем самым? На кухонную тумбу парень опирается устало, прикрывает глаза ладонью и чисто для правильности ситуации интересуется: — Чего тебе? Это не значит, что он теряет концентрацию и даже не думает о возможной схватке; думает, ещё как, но оценивает всё здраво и лишних движений предпринимать не спешит. Кто этого Сайто вообще знает? Какой жест он посчитает опасным? За все их встречи ни одного серьёзного ранения Ичиносе не получил — так, царапины и синяки, — но перестраховаться стоило: Гурен своих противников недооценивать не смел. Лунный свет укрывал спину Сайто легким покрывалом, и концы его просачивались в помещение, на лицо же Гурена отбрасывалась тень. Лишь сейчас, перестав уделять всё своё внимание мужчине, Гурен смог заметить открытое окно, из которого веяло свежим ночным воздухом; он улавливал запах озона. Это был дерзкий взлом. — Разве ты этого не знаешь, Гурен-кун? — мужчина слегка склоняет голову набок. — Зачем мне озвучивать то, что и так нам известно? Гурен кривится. Эта формулировка ему не нравится. — Зачем ты здесь? — от своего он не отступается. Жестко повторяет вопрос и одаривает Сайто поистине обжигающим взглядом. Мужчина снисходительно жмурит глаза — всё происходящее доставляет ему удовольствие, и разве что он одобрительно не хлопает в ладоши: они оба понимают, что тогда произойдет. Гурен сожалеть не будет, а Сайто его нос всё ещё дорог. — Хорошо, как пожелаешь, — взгляд из-под полуприкрытых век нечеловеческий, но парню на это всё равно: не это важно. — Ты уже сделал выбор, не так ли? Определился с тем, на чью сторону встать и кого огласить своим противником, а кого союзником. Каков твой ответ, Гурен-кун? Он слишком самоуверен — это первое, о чем думает парень. Заявиться к нему среди ночи, чтобы узнать один простой ответ — стоит ли это того? — неужели он им и правда так нужен? Гурену в это верится слабо. — Ты так уверен, что он в твою пользу? — насмешливо интересуется он. Потому что другой причины такого поступка отыскать сложно. Ни тени сомнения на лице мужчины нет; он склоняет голову, тень падает на глаза, но, кажется, даже так они пронзительно яркие; невозможное действо при учете того, что они темные. Сходство с кошками парень отвергает сразу, потому что Сайто на кота ни разу не похож; он будет хищником покрупнее. — Всё возможно, — уклоняется Сайто от ответа. Гурен недоволен этим. — Так что? Скажи, насколько я прав. А говорить не хочется, как и оправдывать самолюбие этого поганца. Потому что прав он, а признать это не просто; кому приятным будет признать перед кем-то свою слабость? Но это вынужденная мера, которая должна принести неизмеримую помощь людям, что верят в наследника Ичиносе. Сайто идет ему навстречу, подталкивает. — Согласен ли ты начать сотрудничать, Гурен-кун? И как бы это было неправильно, кто бы не укорял его за такой поступок — Гурен его совершал, потому что сил терпеть не было, а хорошее будущее утекало из рук уже сейчас. Фыркнув, уличив самого себя в слабости, он, не пересиливая себя, произнес роковое: — Согласен. Я хочу стать сильнее, дай мне силу. И Сайто расплылся в счастливой улыбке; добившийся своего, мог ли он испытывать что-то иное? Сделав шаг назад, будто не веря — было ли это ему присуще вообще? — он проговорил: — Хорошо, очень хорошо, Ичиносе Гурен-кун, — и начал растворяться в привычном черном дыме; последние слова настигли Гурена до того, как он окончательно исчез. — Всё остальное обсудим потом. Веди себя так, словно ничего и не произошло. Тогда Ичиносе не знал, что делать дальше. Оставался один на один со своими не радужными мыслями и даже не подозревал, что его поджидает в ближайшем будущем. И только луна светила всё также ярко.