Сон, или Почему я вообще согласился, или Как правильно страдать

Когда Люк решил сделать предложение Майклу, он не думал, что все случится так, как случилось. Он не планировал поджигать любимую квартиру, не планировал месяц отращивать брови, не планировал искать новое временное жилье, пока в их совместном доме ремонт, ну или пока его вообще найдут. Люк вообще ничего опасного и экстраординарного не хотел, и он без понятия, как так вышло. Видимо, карма не сжалилась над ним и в этот раз. Честно говоря, она вообще никогда его не жалела. Бесчувственная скотина. Так или иначе, когда вопрос с жильем стал ребром, он продал свою квартиру, не думая ни секунды. Опять же, очень опрометчивое решение. Да вся его жизнь опрометчива, черт побери. Поэтому сейчас Люк и Майкл уже второй день отмывают свою новую временную обитель от прежних хозяев. И Майкл уже даже не хочет знать, откуда на потолке следы кетчупа. Не тогда, когда этот кетчуп был буквально везде. Честно, Люк не получал такой поддержки от фанатов по случаю взрыва их квартиры со времен бурной молодости, когда он сменил юн в инстаграме. Ну, тогда его не совсем поддерживали… Скорее сожалеюще обзывали, но так тоже сойдет. И хоть он очень любил фанатов, все, чего ему хотелось прямо сейчас — спать, а не слушать противный звук уведомлений в соц. сетях. Уснуть, крепко обнимая Майки. Пускать слюни на подушку. Лечь в совершенно немыслимую, но удобною позу. О-ох-х… Похоже, Люк только что получил оргазм от своих же мыслей. Четыре часа утра и они, наконец, убрали все дерьмо. Честно, цветной даже застонал, когда его голова коснулась подушки. Пнув Люка («ибо нефиг сжигать мою квартиру, идиот тупой»), Майкл сладко уснул, обвив альфу ногами. Но долго сие чудо не длилось. Через час удручающий и надоедливый звук скрипа кровати, что примечательно, не пары Люк+Майкл, и стоны, что опять-таки примечательно, не Люка и Майкла, заставили хоть и с трудом, но открыть глаза и немигающим взглядом смотреть прямо перед собою, потому что сил не оставалось ни на что больше. — Люк, ты тоже слышишь это дерьмо? — бубнит Омега в шею блондина, не находя в себе мужества на то, чтобы поднять голову. — Ага, но лучше бы не слышал. — Давай пойдем к ним и скажем что-то, чтоб они заткнулись? — Неа, Майки, давай подождем — они долго не продержатся. Час спустя ситуация не поменялась. Абсолютно. Вот вообще никак. Соседи не замолкали ни на секунду. И Люку было бы смешно, если бы не было так печально. — Ну что, подождем, говоришь? Долго не продержатся, говоришь? Майкл ворчит, не переставая, уже пять минут, зажав голову между двумя подушками, чтобы заглушить звук. К сожалению, это не помогает. Омега только говорит громче, но продолжает слышать все, до последнего скрипа кровати. Он много матерится и сравнивает его жизнь с греческой драмой. Люк соглашается, потому что его жизнь напрямую зависит от Майкла, и, если тот вдруг решит, что его жизнь — сплошная драма, жизнь Люка превратится в нее тоже. Ну, или Майкл ее превратит. Это не столь важно. — Мне кажется, что они услышали, как ты сказал, что они долго не продержатся и решили доказать обратное. Со стены слышится хмык, но никто не обращает на это внимание. — Все, Лукас, я задолбался! Мы идем к тем придуркам за стеной! Естественно, если Майки что-то решил — его не переубедить. Это причина, почему в шесть часов утра стоит на лестничной клетке и терроризирует дверной звонок соседей. Он яростно трет глаза, чтобы избавиться ото сна окончательно и не выглядеть как полный придурок в шесть утра не в своей квартире и не в своей кровати. Когда двери открываются, парочка старается подобрать свои челюсти. Потому что это не воспитано, во-первых, ну, а во-вторых, потому что никто не хочет ударить в грязь лицом. А все потому что перед их глазами повстал греческий бог? Аполлон? Самый красивый человек в мире? — никто не знает. Вся его одежда ограничивается полотенцем на бедрах, убийственной ухмылкой и хитрым взглядом из-под полуприкрытых век. Но затем выходит еще один Аполлон со словами «Кто там, милый?», осветляя заспанное и замученное лицо Люка своей доброй улыбкой и щенячьим взглядом. На нем уже есть одежда, которая, впрочем, не скрывает красивого тела Альфы. Ладно. Хорошо. Люк должен бы ревновать Майкла, потому что у него точно тот же взгляд, что и у него самого, но уверенности едва хватает, чтобы внятно поздороваться. Видимо, мозг Омеги работает быстрее, потому что тот уже натянул дружелюбную улыбку, а не злой оскал, которым он одаривает Люка каждый раз, когда Альфа его будит раньше обычного. — Привет, мы ваши новые соседи, — быстро говорит Омега, не давая никому вставить слово. — Мы очень, очень рады, что именно вы стали нашими соседями, но понимаете, мы с моим женихом музыканты и нам очень нужно, ну просто необходимо, высыпаться, понимаете?! Так вот, мы счастливы, что ваша, кхем, сексуальная жизнь не страдает, но страдает наш сон, понимаете? Поэтому мы слезно просим вас перенести, так сказать, ваши любовные утехи на день, пока мы на работе. Будем весьма вам благодарны, что вы нас хотя бы выслушали, но будем еще благодарнее, если вы нас послушаете. Майки говорит громко и быстро, ему едва хватает воздуха, а глаза становятся настолько большими, что Альфа начинает немного волноваться. Совсем чуть-чуть. Но ладно, то, что сказал Майкл, было грубо, Люк понимает. И решает спасти ситуацию. — Я Люк, кстати, а это Майкл, — мило говорит он и улыбается. Конечно, Альфа знает, что его ямочки на щеках очаровывают любого, и он надеется, что это сработает и в этот раз. — О, извините, ребята, что доставили вам неудобства, — говорит Альфа-сосед, и он выглядит вполне виноватым («черт, я знал, что мои ямочки сработают!»). Чего точно не скажешь про Омегу, который продолжает самодовольно ухмыляться, прикрыв глаза, и его длиннющие ресницы отбрасывают длинные тени на красивое лицо. — Я Лиам, — продолжает Альфа. — Это Зейн, и да, он немного недружелюбный. Лиам толкает локтем своего Омегу, и тот уже не выглядит таким довольным. Но он все еще остается прекрасно-красивым даже для Люка. Люк немного завидует тому, насколько мужественно выглядит его сосед со всеми этими татуировками рядом со своим Омегой, который вовсе не выглядит одуванчиком, потому что всё его тело тоже украшено чернилами. Да, Люк завидует, но никто не сможет этого доказать, потому что Люк тоже мужественный: он высокий, у него широкие плечи, даже кольцо в губе, но у него нет тату, потому что мать все еще не разрешает, да и сам Альфа немного боится. Он не боится ответственности, но боится иголки с краской. Смешно до нелепости, но вся жизнь Люка смешна. Тоже до нелепости. Каким-то образом их разговор заканчивается дружелюбно и парочки расходятся по квартирам. Должно быть, мы подружимся, думает Люк, когда они заходят в квартиру. Определенно, думеет он, когда ложится на кровать. Никогда в этой чертовой жизни, думает он, когда за стенкой опять начинают раздаваться стоны. Майки в бешенстве, серьезно. Он готов убить весь Лос-Анджелес. Кажется, еще секунда, и он взорвется. Но затем, каким-то непостижимым образом, он успокаивается. Его взгляд необычно холодный и полный решимости. И тут Хеммингс понимает, что попал. Ему становится страшно только от мысли, что может придумать Клиффорд с таким выражением лица. — Раздевайся, — командует Омега. — Они хотели войну — они ее получат. Люк ненавидит свою жизнь.