***
Началось все, в общем-то, с победы. Да, каким бы невозможным это ни казалось, мы уложили Арболес во главе с Зерефом и его двенадцатью шавками-спригганами на лопатки. Конечно, и у нас без жертв не обошлось, но сейчас не будем о грустном, речь совсем о другом. Передо мной лежит одна занимательная книженция, которую мне любезно подсунул мой горячо любимый брат после своего феерического поражения — к слову, он не умер, а лишился своей магии на пару с этим чёрным проклятием (Аксемалом? Аскилемом? Да пофиг!), а потом бодренько смылся куда-то вглубь континента — и чует моё драконье сердце, неожиданная пропажа Первой как-то с этим связана. Но вернёмся к насущной проблеме. Эта самая проблема предстала передо мной в образе старого и потрепанного тома с поблекшей иссиня-чёрной обложкой по драконологии — как мне объяснили, в старые времена была такая наука, изучающая драконов, их анатомию, образ жизни и магию — и давит на меня своим существованием. Я раз двадцать прочитал ее от корки до корки — черт, не удивляйтесь так, я могу нормально читать, когда захочу! — все-таки тема для меня очень… интересная, учитывая то, что я, как бы, убийца драконов. В этом девяносто третьем томе из ста восьмидесяти шести (если верить оглавлению) была собрана всякая полезная и не очень информация о драгонслеерах, что было мне очень-очень на руку. Ну, кому не захочется почитать о себе любименьком что-нибудь новое? Правильно, никому, особенно мне, поэтому я не на шутку воспылал желанием до дыр зачитать этот древний литературный шедевр. К своему разочарованию, новых сведений я много не почерпнул — больше половины из всего написанного я знал по собственному опыту: и про обостренные чувства восприятия, и про драконью интуицию, и про рефлексы, и прочее-прочее-прочее. Но одна глава все же вогнала меня в культурный шок. Я около минуты сверлил взглядом заглавие части, прежде чем приступить к чтению. Почему? Потому что само заглавие очень чётко и ясно давало понять, что у меня, оказывается, есть брачный период. Вот так и называлась глава: «Брачный период». Читая эту главу в первый раз, я подумал: ладно, допустим. Может, это в древности юмор такой у людей был. Ан нет. Текст был написан вполне себе серьезно, в таком обучающе-научном стиле без каких-либо намеков на шутку. Так я, собственно, и узнал, что «половозрелые особи с приходом весны подвергаются всплеску гормонов». Особи. Честно, меня это как-то оскорбило. Убийцы драконов им что, суслики какие-то или кабаны? Не люди, не волшебники и даже не драконы — особи! Ладно, едем дальше. Чем больше я читал, тем больше я охреневал. Вы вот знали, что убийцы драконов, как и сами огромные рептилии, выбирают себе «партнера для спаривания» по запаху? Я — нет. И лучше бы и дальше не знал. И вообще закрыл бы эту книжку. Потому что, пардон, я охерел. Цитирую: «в середине весны у половозрелых особей мужского пола начинается гон, во время которого самцы становятся агрессивно настроенными по отношению друг к другу, метят и оберегают свою территорию и выбранную ими по запаху самку». Поняли? Я даже не знаю, что меня больше коробит; то, что я «самец», то, что у меня есть «гон» или то, что я мечу территорию. Я даже на всякий случай спросил у Леви, что такое «гон», на что подруга ответила мне в лучших традициях ходячего справочника, чеканя слова: — Гон — период спаривания у животных, сопровождающийся целым набором поведенческих парадигм, индивидуальных для каждого вида. Спрашивать, что такое парадигмы, я не решился, первых слов мне и так было достаточно. В полнейшем шоке я отложил книгу в сторону, обдумывая положение вещей. Итак, я Нацу Драгнил, половозрелый драгонслеер-самец, подверженный животным всплескам гормонов в период весеннего обострения любвеобильности. Хотя что-то тут не клеится. Я, вроде как, вполне давно себе «половозрелый», а никакого гона у меня не было. Нет, естественно, сексуальное возбуждение мне не чуждо, я, в конце концов, взрослый парень, не страдающий никакими мужскими проблемами, но что-то я не припомню того, чтобы весной я ходил и метил углы, обнюхивал женщин и рычал от недотраха. Окей, ладно. Последний пункт был. Но это было обыкновенное сексуальное возбуждение! Человеческое, я имею в виду. Шкуру я с себя не драл и волком не выл. Я уж обрадовался и подумал, что все написанное в этой книжуле — полнейшая хрень, однако все же решил дочитать до конца. И не зря. Потому что дальше было описано, как распознать приближения гона, методы борьбы с ним. Я все досконально запомнил. На всякий случай. После прочтения я всучил книжку Гажилу и гаденько ухмылялся, смотря на его округлившиеся десертными блюдцами глаза. Да, браток, теперь я не один охреневаю от ситуации. — Саламандр, — позвал меня железяка на следующий день, — что это за херня? Редфокс стоял ни рыба, ни мясо, тыкая мне в лицо этим самым справочником по драконологии. Я флегматично пожал плечами. — Книга о нас. — Ты ее полностью читал? — Конечно. — И тебя ничего не смущает? — Ты про гон? — Гажил утвердительно кивнул, а я принял наиболее непринужденную позу и закинул руки за голову. — Не знаю, я не очень-то верю в то, что там написано. Вот у тебя он хоть раз был? Вот и у меня нет. Возможно, раньше такое и было, но мы живём в другом времени. Так что, думаю, нас это не касается. Железный драгонслеер заметно расслабился от моих слов, даже цвет лица приблизился к его нормальному оттенку. На этом все наши разговоры о природе убийц драконов закончились, а книжка отправилась пылиться в стены библиотеки гильдии. До поры до времени.***
Мир у меня крутанулся где-то спустя месяц. Не знаю, было ли это связано с тем, что я узнал о своём организме чуть больше информации, но мысли о моей схожести с животным не покидали мою голову. Я все никак не мог представить, как я буду метить углы? Ссать в них, что ли? Из-за этих мыслей я стал более задумчив и молчалив. Даже тёплые моему сердцу потасовки с Греем перестали меня волновать в полной мере. Вместо этого я предпочитал либо тихо-мирно сидеть в гильдии, либо ходить на задания. И как раз во время одного из них меня торкнуло. Пошли мы, как обычно, впятером: я, Хэппи, Люси, Эрза да Отморозок. После войны с Арболесом повсюду были разруха и куча проблем, поэтому заказы сыпались на наши макушки осенними листьями во время урагана: починка зданий, поимка воров и мародеров, охранное сопровождение какого-нибудь груза и так далее. Мы взяли по старинке. Какой-то отчаянный неприкаянный волшебник съехал с катушек и стал совершать набеги на небольшие деревушки, разоряя их амбары с провизией. Нет, я его прекрасно понимаю, голод — ужасная штука, но ведь он даже не съедал это! Он просто портил всю еду, засовывая в неё какой-то скоропортящий вирус. Друзья начали гадать, что могло сподвигнуть мужика на такой безумной поступок, а мне было плевать. Потому что я с ужасом осознал, что началось. Это случилось уже по дороге к заказчику, куда мы вели нервно-дёргающегося маразматика. Эрза шла впереди нашей скромной процессии, ведя за собой связанную цель нашего здесь пребывания, потом шёл Грей с Хэппи на плече — контролировал поведение психа — затем Люси и в конце я. И черт меня дёрнул посмотреть на Люсины ноги. Нет, я всегда осознавал, что моя подруга блещет и красотой лица, и стройностью фигуры, но факт того, что мне капец как захотелось закинуть эти ноги себе на плечи, очень-очень меня напряг. Люси шла вперёд, погрузившись в свои мысли, а потом задумчиво одернула юбку вниз. Вроде бы такой невинный жест — прикрыла то, что должно быть прикрыто — но в моей голове нарисовалась животрепещущая картина, как я самолично одергиваю этот белый клочок ткани, которую Люси по своей наивности именовала полноценной одеждой. Видимо, Хартфилия считает, что раз сапоги высокие и доходят до середины бедра, то все спрятано. А то, что задница почти нараспашку — смотри не хочу! — так это пустяки. Глаза разбегались, абсолютно не зная, куда смотреть: то ли на ноги в этих чертовых сапогах, то ли на попу под этой дразняще колышущейся белой юбочкой. Ох, пресвятые угольки, кажется, мне не очень хорошо. Я даже обрадовался поезду, потому что меня в конец перекорёжило, и все, о чем я мог думать, это как бы не блевануть. Зато в Магнолии все опять накалилось. Я стал нервным и раздражительным. Все меня бесили. Даже с Хэппи умудрился поругаться из-за какой-то ерунды, после чего он весь такой разобиженный полетел утешаться к нашей напарнице. И это взбесило меня ещё больше. Я, может, тоже хочу утешиться у Люси, однако не бегу к ней сломя голову! А очень хочется. Очень… Спустя пару дней мне полегчало, чему я был несказанно рад. Даже с Хэппи помирился. С плеч свалился огромный такой камень с маленькой приписочкой «гон». Никакой это не гон, а просто обычные психи. Да-да, великий Саламандр тоже может психовать время от времени, как Люси во время месячных. Три дня я жил абсолютно спокойно в привычном для себя ритме: ел, спал, крушил и дрался. Полная релаксация после работы! Даже драки с полуголым извращенцем вернулись на круги своя. Пока я не поймал себя на том, что размазываю по косяку балки гильдии пальцем свою слюну. Шок длился минуты три. Я тупо уставился на свой палец и думал, какого, мать его, хрена я творю. Вроде не пил ничего, гадости никакой не жрал, помутнения рассудка быть не должно. Я забил на это дело, пока инцидент не повторился. Дома у Люси. Думаю, не стоит описывать, как она визжала, застукав меня за облизыванием ножки ее кровати. После этого до меня дошла одна простая вещь. Я мечу территорию. Отлично. Просто класс. Супер! Что будет дальше? Агрессия? Круто, я аж воспылал, потому что я уже, мать твою, зол, как черт. На следующий день я сидел на бочке с порохом. В фигуральном смысле, конечно. Краем глаза заметил, что помеченных балок стало больше, хотя я точно помню, что смазывал только одну. Редфокс, тихонько облизывающий в сторонке ото всех палец, дал мне исчерпывающий ответ о возникновении других меток. Нет, это уже ни в какие ворота! Железяка, конечно, мой согильдиец, товарищ — хотя его тупые шуби-дуби-трам-пам-пам и тупая рожа частенько вызывали чесотку на костяшках кулаков — но сейчас он бесит меня невероятно! Остервенело захотелось выставить его за порог здания. Потому что это… э… моя территория? Тьфу, блин. Веду себя, как животное. Но плевать. После нехилой такой драки с железным нас растащили в разные углы, не понимая, какого лешего мы так взбеленились, а я больше скажу — оба сами в шоке. Люси меня отчитывает, как маленького, грозно уперев одну руку в бок, второй то и дело размахивая перед моим лицом. Ещё так брови хмурит забавно. Но главное не это, а то, что во время своих бесконечных нотаций она наклоняется вперёд, из-за чего ее грудь покачивается прямо по курсу моего взгляда. Руки пришлось зажать между коленей, чтобы не было соблазна потянуть их вперёд, а своему лицу я придал самое виноватое выражение. Эрза тоже меня отчитала. Не так, как Люси, а коротко и лаконично, но, признаться, эффекта от ее холодного взгляда было куда больше. Вечером того же дня я снова приперся в квартиру напарницы. И пока Люси весело себе плескалась в ванной, я облизал все, что можно, полностью довольный результатом: ее дом теперь пахнет мной. С каждым днём мыслить рационально становилось тяжелее и тяжелее, агрессия проявляла себя во всей своей красе. Мы с железным драгонслеером уже оба поняли, что злосчастный гон нас все-таки нагнал. Непонятно, правда, какого черта — никогда не было, а тут вдруг объявился, но сильнее всего меня волновало другое. Самка. Где. Моя. Самка. Я легко ее вычислил — смеяться будете, но реально по запаху — и вообще не удивился, узнав, что моя «партнёрша для спаривания» никто иной, как заклинательница духов. Это даже логично в какой-то мере: с ней я больше всего времени провожу, ночую у неё, когда мне в голову взбредёт, да и правда, кто, если не она? Не Эрза ведь! От такой мысли меня передернуло, и я поспешил успокоить себя тем, что моя самка, наконец-то, объявилась. Люси вошла в гильдию, как всегда, улыбаясь и желая всем доброго утра, а я проглотил какой-то неопределённый звук, когда понял, что даже это меня начинает возбуждать. Впрочем, у меня в планах не было тупого залипания на свою напарницу, поэтому я поднялся из-за стола и прихватил с собой книгу. Люси удивлённо вскинула брови, когда я кинул перед ней на барную стойку толстый потрёпанный фолиант с закладкой среди страниц. — Это что? — Почитай. И я с чистой совестью решил вернуться за свой стол, но внезапно облизал палец и провёл им по деревянной поверхности стойки, ловя на себе недоуменный взгляд карих глаз. Да, Люси, я охреневаю не меньше тебя. Пока моя напарница придавалась чтению, я полностью посвятил себя самоистязанию, разглядывая ее спину. Она то сутулилась, то выпрямлялась, то покачивалась из стороны в сторону — Люси странная, даже когда читает. В это время по залу гильдии пронёсся голубой тайфун, в котором я узнал Леви, а спустя секунду за ней гнался весь взъерошенный и явно возбужденный Редфокс. Эх, я бы помог МакГарден избавиться от хвоста, если бы сам не влип в такое же дерьмо, как и ее преследователь. Так что вот так. Прости, Леви, я всей своей душой в гормональных оковах желаю этому тупице догнать тебя. Через какое-то время моя потенциальная самка пришла ко мне за стол с книгой в руках и ничего не выражающим лицом, с ходу спрашивая: — Ты серьезно? Нет, блин, шучу! Мне же так понравилось облизывать плитку на твоей кухне! Кажется, она все прочла на моем лице, поэтому со вздохом опустилась на лавку напротив, подперев голову рукой. — И что теперь делать? — Это я у тебя хотел спросить. Ты же у нас мозг, а не я. Люси пару минут сидела молча, что-то обдумывая, а вот у меня это совсем не получалось; мне хотелось ее потрогать, понюхать, поговорить с ней, пометить… Оп, вовремя я поймал себя на том, что решил облизать Люси. Не надо такого, я хочу прожить свои сто лет живым и, желательно, целым. Окей. Не совсем вовремя. Потому что Хартфилия ошарашено уставилась на меня, застывшего в десяти сантиметрах от ее локтя, на который она опиралась, с высунутым языком. — Это че такое? Писательская душа моей напарницы любит грамотную и правильную речь, но, видимо, даже она не выдержала такого, заставляя ее не своим голосом проронить это «че». Я пару раз моргнул, засунул язык обратно на своё законное место в рот и откинулся на спинку скамейки. — Прости-прости, — выдавил из себя с нервным смешком, пытаясь скрыть свою панику шебуршанием собственных волос на затылке. — Ты меня облизать хотел, что ли? — недоверчиво переспросила Люси, щуря глаза. — Тебе моей кровати мало? Мало, Люси. И кровати, и стола, и настольной лампы, и стула, и твоего комода с одеждой — особенно ящика с нижним бельём — и холодильника, и… — Так, Драгнил, соберись немедленно и прекрати лизать все, что видишь! Процесс не остановить, и я все-таки провёл пальцем по углу стола. — Да хватит капать слюнями! Ох, Люси, знала бы ты, сколько этих слюней у меня собирается во рту от твоего запаха, ты бы так не возмущалась, а улепётывала бы отсюда прямо за Леви. И я не обещаю, что не сорвусь следом, как Гажил. Но, во всяком случае, меня ещё не так переклинило, как железяку. Интересно, почему он так быстро сдался? Хотя, Редфокс же постарше меня будет — насколько, это сложный вопрос, учитывая то, что нам обоим по четыреста с копейками лет — вот, наверно, те годы, в которых гормоны дремали сладким сном младенца, теперь и послужили катализатором процесса, дав мощный пинок животным инстинктам. — Так, я принесу тебе воды, а ты берёшь себя в руки, — Люси встала из-за стола и грозно уставилась на меня. — Сиди тут и никуда не ходи. Ну что ты, Люси. Меня при всём желании даже Эрза отсюда не сдвинет, потому что я хочу дождаться тебя и не горю желанием светить своей оттопыренной ширинкой. Напарница ушла по направлению к барной стойке, а я воспользовался паузой, чтобы собрать мозги в кучу, осматривая гильдию. Половина народа тупо уставилась на меня, хлопая глазами, другая же все ещё находилась под впечатлением от недавнего шоу МакГарден и Редфокса. Блин, неужели так заметно, что с нами происходит? — Я же сказала тебе не облизывать! О, Люси уже вернулась и смотрит на меня очень раздраженно. Ну да, меня тоже раздражает, что я снова облизываю палец. — Это называется «метить», — обиженно пробурчал я, забирая из ее рук — какие они мягкие, е-моё — протянутый мне стакан. — И я не могу ничего с этим сделать. — Как животное, честное слово, — вздохнула Хартфилия и плюхнулась на скамейку. — Хоть ошейник на тебя надевай. Я уже хотел обидеться — лучшая подруга хочет нацепить на меня ошейник, как на какую-то собаку! — но вместо слов изо рта вырвался неясный бульк, а полет фантазии было уже не остановить. Ошейник. С бубенчиком. На Люси. Мать честная, да простит меня аристократичное воспитание подруги, но я бы сам на неё надел этот чертов ошейник и «пометил» с ног до головы. Видимо, Хартфилия прочитала на моем лице что-то неясное и истолковала это по-своему, но не стала акцентировать на этом внимания. — Ладно, давай так, — снова вздохнула напарница и посмотрела мне в глаза. — Я беру эту книгу и иду в библиотеку, может, нарою ещё чего-нибудь. А ты держишься от меня подальше, пока я не придумаю, что нам делать. Хорошо? Я заторможенно кивнул, хотя с пунктом «держаться подальше» был в корне не согласен, но свои мысли по этому поводу излагать не стал. В конце концов, из нас двоих думать может только она, а мне остаётся только контролировать свой чертов язык, который снова высунулся изо рта от вида колыхающегося подола белой юбки.***
— Собака! Я удивлённо повёл бровью, вообще не понимая, при чем тут это животное. — Ты похож на собаку! Я закатил глаза. Нет, правда, это уже слишком бесит. Мало мне своих проблем, так еще и остальные пришли поглумиться! — Тебя никто не спрашивал, король труселей, — рявкнул я чересчур сурово даже для себя. Грей подавляет смешки, но как-то не слишком старательно, явно не улавливая уровень угрозы в моем рыке. — Нет, правда! Ты себя видел? У тебя язык высовывается каждый раз, когда Люси видишь! — Да знаю я, захлопнись! Я хлопнул ладонью по столу, и Фуллбастер рассмеялся в голос. — Черт, головешка, ты настоящая псина, ждущая свою хозяйку! Хозяйку. Я бы разозлился ещё сильнее, если бы не мысли о чертовом ошейнике, к которому стремительно присоединился поводок. В глубине души я даже не знаю, чего хочу больше: чтобы этот ошейник был на мне или на Люси. Хотя нет, знаю. Больше всего я хочу втащить Отморозку. Я уже даже сжал кулак с целью впечатать его в одно наглое хлебало, как Грей перестал смеяться и посмотрел на меня как-то сочувственно. Ох, ну вот только не это. Терпеть не могу этот жалеющий взгляд. — Не делай такое недовольное лицо, я помочь тебе хочу. — Как-то не особо заметно. — Люси обязательно что-нибудь придумает. Она же умница, ты знаешь. Стало тепло. Конечно, я знаю, что Люси умница, но почему-то похвала в ее сторону приятно грела душу. Люси уже два дня утопает в недрах библиотеки, выходя в зал гильдии лишь за очередной порцией молочного коктейля и чтобы проверить меня. Я честно выполняю своё обещание — держусь от неё подальше, что, к слову, становится почти невыносимым. Особенно когда она улыбается мне и показывает палец вверх, мол, молодец, хорошо держишься, все будет в порядке. Никто уже не удивляется, когда я облизываю палец и провожу им по какому-нибудь углу, только Мира ворчит, если я пачкаю столешницы, и бурча вытирает мои метки. Мне это не нравится. Ни то, что я их ставлю, ни то, что их стирают, но молча терплю, потому что понимаю — не всем нравится сидеть за обслюнявленным столом. Эрза, прослышав о моей беде, кинулась помогать Люси в библиотеке, а Фуллбастер взял на себя роль личного психолога, чего я вообще не желал. И дело не в том, что это Грей. Просто он, сам того не зная, подливает масло в огонь, каждый раз говоря «Люси». Единственным счастливым персонажем является Хэппи. Он реально кайфует от всей этой ситуации, поедая рыбу и смеясь над моим высунутым языком, и мне стало реально стыдно: Люси столько времени терпела наши с ним колкие шуточки, а теперь, когда весь кошачий ехидный сарказм обрушился на меня, я готов кланяться напарнице в ноги и просить у неё прощения, потому что у иксида действительно очень острый язык. Язык. Люси снова вошла в зал. На этот раз она пошла не к барной стойке, а прямиком ко мне, а за ней следовала хмурая Эрза. Я моргнул, засовывая язык обратно, и когда Люси подошла к столу, заставил себя прохрипеть: — Как дела? Она вздохнула, что мне сразу не понравилось. Скарлет села рядом со мной. — Ничего толкового не нашли, — безэмоционально отчеканила она, складывая руки на груди. — Все, что у нас есть, это справочник по драконологии. Люси села рядом с Греем, напротив Эрзы, и в душе у меня заплясали бесы. Нет, конечно, это правильно, что она держит со мной дистанцию, это самый разумный вариант, потому что слюни снова скапливаются во рту, но внутри все вопило от возмущения. Почему не рядом со мной и даже не напротив? А, ну да. Напротив меня Отморозок сидит, он ведь не может подвинуть свою королевскую задницу. — Ну, ты как? Люси ободряюще мне улыбнулась, злость сразу прошла, а вот слюни течь не перестали. — Нормально. — Хочешь чего-нибудь? Я могу тебе принести, а то на тебе лица нет. Естественно, на мне его нет, потому что вместо него у меня максимально тупая морда. Ох, Люси, боюсь, тебе не понравится, если я скажу тебе, что хочу надеть на тебя ошейник. — Воды. Люси приготовилась вставать, но Грей поднялся с места и положил руку ей на плечо. — Сиди, вы с Эрзой устали. Я сам. Три пары глаз вылупились на меня, а я прикусил язык. Это не помогло, потому что утробный рык шёл откуда-то из груди, и банальным захлопыванием рта его не заглушить. Грей убрал руку, и грудную клетку отпустило. Грей снова положил руку на плечо моей напарницы, и я снова зарычал. Фуллбастер, кажется, развлекается таким способом, то кладя руку, то отнимая, включая и выключая мои довольно громкие недовольства, как по щелчку, но Эрза вмешалась. — Прекрати, Грей. Ему и так тошно. Ох, спасибо тебе, подруга. Отморозок пожал плечами и пошёл к барной стойке, на ходу расстегивая ремень, и меня передернуло. Привычная картина показалась мне до ужаса мерзкой. Люси не спускала с меня глаз, и я непроизвольно облизнул губы. — Самоконтроль, Нацу, — сурово выпалила Эрза, отчего я вздрогнул. — Будь мужчиной и держи себя в узде. Так. Узда. Лошадь. Попона. Люси, завернутая в попону… Что за бред в моей голове и почему он меня так возбуждает? — Нацу, мать твою! Язык! Я послушно втянул его в рот и закрыл глаза, тяжело вздыхая. Святая Фейри, как я завидую Редфоксу! Я уже не знаю, чего хочу. Изначально я предупредил подругу о моем периоде гона потому, что хотел уберечь и не натворить дел. Но с каждым днём я все больше мечтаю, чтобы меня окончательно накрыло, и я бы уже кинулся на Люси и успокоился. Но нет, мои бушующие гормоны трепетно сдерживаются, не нарушая позиций, а забота о напарнице душит глотку. От безысходности я заскулил. Это не метафора или эпитет — я в этих штуках не разбираюсь, я вообще узнал эти слова только благодаря Хартфилии, которая отчаянно пытается привить мне любовь к художественной литературе — и ткнулся лбом в столешницу. Но у судьбы другие планы на меня. Чья-то лёгкая рука потрепала меня по волосам и вздрогнула, потому что я, черт дери все вокруг, замурчал. Замурчал, понимаете? Мало мне скулежа и рычания, я теперь ещё и мурчу похлеще обожравшегося Хэппи! — Ну, Нацу, спокойно, — утешает меня напарница и гладит по голове. Она не понимает, что ли, что эти звуки вызваны удовольствием, а не горем? — Мы справимся. Рука отстранилась, а я конкретно так перепугался, и с чистой паникой потянулся следом за ней, ложась на стол корпусом, лишь бы не отпускать гладящую меня руку. Где-то рядом разбился стакан, но мне так плевать. Люси рядом. Люси гладит. Я не мурчу. Я — фырчащий вибрирующий холодильник. Люси смотрит с недоумением, а я хочу попросить ее погладить меня еще немного, но вместо слов выходит примерно следующее: — Мр-р-р-р? — Чего? — Р-р-а-у-р, хр-р. Мрьяу? В моей голове это звучало по-другому: эй, мне понравилось. Погладишь ещё? Хартфилия зависла, как и все те, кто наблюдал эту картину, а после засмеялась. — Кошак! — прыснула она и снова давай смеяться. Смешно тебе, да? А мне вот нет! И тебе сейчас смешно не будет! С грацией беременного моржа я залез на стол на четвереньки и опрокинул напарницу, переворачивая скамейку и наваливаясь сверху. Я хочу так издевательски протянуть — ну как, смешно, Люси? — но выходит опять что-то нечленораздельное, а после происходит дьявольщина. Я поклясться могу, что к этому не причастен, что язык сам высунулся изо рта и провёл дорожку по щеке застывшей Люси — я просто этого почти не помню. Зато вся реальность, навалившаяся на меня зверским подзатыльником Титании, отпечаталась в памяти максимально отчётливо. Я повис котёнком, взятым за шкирку, в стальной руке, проклиная вслух весь свет, но речевой центр мозга откровенно смеялся надо мной. Вот это — гон. Теперь я понимаю, что это за адское чувство, когда чувствуешь, будто у тебя, пардон, вот-вот яйца лопнут. — Грей, морозь! Холод обжог мою кожу, в глазах прояснилось, и спустя пару секунд вместо несвязных звуков послышался отборный человеческий мат. — Давай ещё, его надо привести в чувство! — Да я в норме! В норме, вашу мать! — Не ори и прекрати вырываться! — Люси? — Нет, Люси, тебе надо уйти, иначе ему совсем крышу снесет. Мы с Греем о нем позаботимся. Моя напарница сконфуженно потопталась на месте, виновато заглядывая мне в глаза. Ну, Люси, не делай так. Я же опять заору мартовским котом. Она коротко кивнула и вышла из гильдии, и только после того, как дубовая дверь захлопнулась, Эрза опустила меня на пол. — Да вашу мать! Черт! Сука! Черт-черт-черт! Стол с грохотом опустился на пол двумя половинками, туда же отправилась скамейка, посуда и пару стульев. Сколько я буянил, сказать не могу, но мне впервые не мешали разбирать гильдию по кусочкам. Я воспылал абсолютно во всех смыслах. В голове стучит мысль срочно рвануть за Люси и утащить ее за первый попавшийся угол, и я бы, скорее всего, именно так и сделал бы, если бы не перегородивший мне дорогу Грей. — Пошёл прочь! — Успокойся, дубина! Остынь! — Ушёл нахрен! — Нацу, спокойнее! — Вот, — внезапно появившаяся передо мной Мира быстро всучила мне в руку стакан, который я на автомате влил в себя залпом. — Молодец, Нацу. До дна. Меня немного отпустило, а голова странно закружилась. В глазах поплыло. — Что это? — Отвар драконьей мяты. В справочнике было сказано, что она действует на драгонслееров, как валерьянка на котов. Ты под лёгким наркотическим эффектом. Хе-хе, и правда. Тело стало ватным, все такое легкое и невесомое, а ещё жутко захотелось лечь и чтобы кто-нибудь погладил. Люси, например. — А где Люси? — выдавил я с запинками. — Люси дома. — Тогда я пойду к ней. — Нет, Нацу, — Мира покачала головой и усадила меня на целую лавку, ласково гладя по голове. Я аж зажмурился. — Тебе сейчас нельзя к ней. Я так удивился, что открыл глаза. — Почему? — Потому что ты можешь сделать ей плохо. Меня как будто обухом ударили по голове. Несмотря на своё полуневменяемое состояние, эти слова показались мне таким бредом, что я смухортился и отдернул от себя гладящую руку. — Я не могу сделать ей плохо. Люси мой друг. Я люблю Люси. Я могу только защищать ее и заботиться. Я хочу к ней. — Ты обязательно пойдёшь к ней, но только попозже, хорошо? Мне кажется, или со мной говорят, как с ребёнком? Хотя нет, скорее, как с психом. Оно и понятно — мало того, что я под давлением взбешённого детородного органа чуть не изнасиловал напарницу, так меня ещё и наркотой накачали, чтоб успокоился. Рядом возникло расплывчатое пятно — кажется, это Кинана — заботливо протягивая мне новый стакан. Жидкость пахла волшебно, и я влил в себя новую порцию отвара, проморгался и разлёгся на лавке, лупя глаза в потолок. Наверху плясали цветные пятна, красные, синие, чёрные, белые, в ушах эхом отзывались какие-то звуки, но мне было так хорошо, что я снова замурчал, уже вполне осознанно. Потом я обязательно зайду к Люси и попрошу погладить меня.***
Когда мне рассказали, как я себя вёл, я готов был под землю провалиться. Ползал на четвереньках, терся щекой о столы и урчал. Время от времени орал что-то нечеловеческое и фыркал. — Десять Богоизбранных. Это провал. — Ну, тебе ведь уже лучше? Я открыл крепко зажмуренные глаза и посмотрел на Эрзу. Она выглядит обеспокоенной — ещё бы. Если бы мой друг три часа орал благим матом, отчаянно пародируя кота, застрявшего в марте, я бы тоже беспокоился. Вот только я не кот. И не в марте. Я убийца драконов, сейчас апрель, и у меня гон. Трахаться я хочу сильнее всего на свете. — Лучше. Пока что. Грей сжимал моё плечо — я сам попросил на всякий случай. Вдруг это опять ложный отходняк и я снова поползу по проходам, пытаясь обтереться о чьи-нибудь коленки. Представляю, как тут все поугарали. Макао с Вакабой до сих пор смеются при взгляде на меня. Ну что я могу сделать? В меня влили драконью дозу наркоты — в прямом смысле! Два стакана отвара принимали настоящие драконы для достижения лёгкого эффекта эйфории, а мне бы хватило столовой ложки этой хрени, чтобы закрыть глаза и летать в облачках, но вместо этого я пол дня проползал на четвереньках! Я говорил, что завидую Гажилу? Скажу ещё раз: Я ЗАВИДУЮ ГАЖИЛУ! Ни он, ни Леви ещё не объявились в гильдии, но я железно уверен — им куда лучше, чем мне. Ребята из гильдии заботливо пытались мне помочь разными способами: кто-то подносил воды, чтобы окончательно оклематься после этой хероевины драконьей, кто-то пытался отвлечь болтовней, кто-то снова принялся перечитывать справочник, а кто-то настоятельно советовал обратиться «за помощью к профессионалам». Думаю, не надо объяснять, за какой именно помощью и к каким именно профессионалам меня направляли, но есть одна загвоздка. Они мне нахрен не упали. Мне нужна моя самка. Мира наварила ещё отвара и дозировано давала мне их для притупления сексуального возбуждения, пока гильдия во главе с дедулей спорили, что же делать с озабоченным драконом, то бишь со мной. Естественно, мнения «озабоченного дракона» никто не спрашивал, и я под шумок свалил домой. К себе домой, если что. Недавно выпитый отвар остужал голову, а телу дарил парящую легкость, но разум не затмевал, так что я вполне спокойно добрел до своего дома и плюхнулся в гамак, молясь о том, чтобы поскорее уснуть. Ворочался я долго, потому что сон не шёл, а действие чудо-травы заканчивалось, и я захотел получить хороший такой пинок от Эрзы, чтобы меня без вариантов вырубило. В голову снова прокрались мысли о Люси, хороня под собой ту шаткую стену самообладания, которую воздвигли во мне лёд Фуллбастера, нотации Миры и отвар. Онанизм? Не помогает. Пробовал. У меня душа плакала от того, что моя напарница сейчас находится так далеко, но я с упорством маньяка пригвоздил себя к гамаку и держал веки закрытыми. Я вспомнил ее мягкие руки, и, черт, как же захотелось снова ощутить их в своих волосах. И не только в волосах… — Нацу? Ты зачем ушёл? О, вот и Хэппи вернулся. Озабоченно так смотрит на меня своими чёрными глазищами, сканируя моё состояние. Херово мне, Хэппи. Люси хочу. — Какой смысл там сидеть? Они там закончили? — Когда я уходил, думали, что можно тебя запереть в письменах Фрида и показать Полюшке. Очаровательно. Может, ещё кандалы на меня надеть, чтоб уж наверняка? Хотя, если вспомнить моё сегодняшнее поведение, это уже выглядит как вполне себе рабочий вариант. Хэппи устроился у меня на животе, а я поморщился. Лишь бы ниже не сполз. Мне-то все равно, а вот он обвизжится. Брезгливый кошак у меня. — Хэппи, у тебя бывает «гон»? — Нет, я же иксид, а не животное. Вот сейчас стало вообще обидно. То есть, я ещё больше животное, чем говорящий летающий кот? — Может, тебе с Люси поговорить? Меня передернуло. — И что мне ей сказать? — Ну, может она чем-то помочь сможет. Я хмыкнул. — Она может помочь мне только собой, Хэппи. А на это она не согласится. — Почему ты так уверен? Оп. Я чего-то не понял, откуда вообще такой вопрос. — Хэппи, ты же понимаешь, чего конкретно мне хочется от Люси? Кот обиженно поднял на меня глаза, в которых я отчётливо прочитал какие-то обзывательтва. — Я не дурак, Нацу. Я все прекрасно понимаю. Но Люси ведь друг, команда. А друзья помогают друг другу! Что-то мне подсказывает, что это мои собственные слова сорвались с уст друга. От этого ещё смешнее. — Даже у друзей есть границы дозволенного.***
На следующий день я в гильдию не пошёл. А что там делать, если ни есть, ни пить, ни драться у меня нет ни малейшего желания? Да ещё и Люси там будет, а за почти бессонную ночь я решил, что мне нужно видеть ее как можно реже, пока не закончится период гона. Он ведь рано или поздно закончится, да? Утро я посвятил простому залипанию в потолок, пока Хэппи не растормошил меня с визгами о том, что мне надо есть. А ведь я действительно ничего не ел уже как сутки, только воду попивал да эту наркотическую травку, которую мне подсовывали под нос. На самом деле, на вкус она отвратительная, но запахом обладает одуряющим, а тащит от неё только так. День прошёл в абсолютно бесполезном режиме. Хэппи заметно приуныл, и после обеда я послал его в гильдию развеяться, заодно узнать, как там дела, а сам продолжил валяться в гамаке и бесконечно много думать. Спать, вообще-то, хочется неимоверно, но я наотрез отказался это делать, потому что те два часа ночью облегчения абсолютно не принесли, потому что Мне. Снилась. Люси. Люси в ошейнике. Люси с поводком. Голая Люси в одних своих высоких сапогах. Люси в фартуке на голое тело, жарящая мне отбивную. Я, жарящий Люси в этом треклятом фартуке. Продолжать список? Думаю, и так понятно, что утром я проснулся абсолютно размазанным по стенке. Поэтому я поставил себе цель: не спать, не думать и постараться не сойти с ума. Стук в дверь вывел меня из астрала резко и даже неприятно. За окном уже стемнело, а я этого и не заметил — ещё один день весеннего обострения прошёл мимо меня и по мне одновременно. Без понятия, кого там могло ко мне принести, но я категорически не настроен гонять чаи и обсуждать бытовуху, так что этот гость сейчас в любом случае пойдёт на… — Че так долго, Саламандр? Так и сдохнуть на пороге можно! Вот уж сюрприз сюрпризом, Редфокса я вообще не ожидал увидеть за дверью, поэтому тупо кивнул головой в знак приветствия и дал ему зайти. — Выглядишь отстойно. Я уже собрался огрызнуться, типа «не лучше тебя», но слова застряли в горле. Железяка светится счастьем и радостью, весь такой сияющий и довольный, как обожравшийся рыбой Хэппи. — Догнал? — Догнал, конечно, — радостно осклабился он с нескрываемой гордостью. Меня аж перекорёжило. От зависти. — А ты все жмёшься, я смотрю. — Отвали. И вообще, нахрен приперся? К Леви иди. — Да пойду я, пойду, — усмехается, гаденыш. Аж тошно. — Я к тебе по делу, а то смотреть на тебя жалко. Мать вашу, ну что за нахрен? Когда это Гажил стал обо мне беспокоиться? Одно дело — выручать друг друга на поле битвы, тут я бы сам кинулся ему на выручку по первому требованию — ведь Хвост Феи — семья, а семью надо защищать, — и совсем другое — это. Хотя он меня заинтересовал. — Ну и? — Ну и шёл бы ты к своей блондинке, а не задницу отсиживал. Не надоело мучаться? Я фыркнул. — Люси — моя подруга. Я не могу со спокойной душой делать с ней все, что захочу. — Вообще-то, можешь. Я выпал в осадок, и Редфокс это заметил. Железный вздохнул, покачал головой и уселся на диван, подперев голову рукой. — Мелкая тут кое-какую информацию нарыла, — протянул он задумчиво, а у меня аж волоски сзади шеи дыбом встали. — Знаешь же такую хрень, как феромоны? — я сухо кивнул, хотя плохо представляю себе эти самые феромоны. Это ведь что-то из разряда гормонов, да? — Мы выбираем себе самку по запаху, в котором и есть эти феромоны. Но наш гон отличается от гона животных. Эй, ну чего ты замолчал на самом интересном? И куда ты пялишься? — Эй, тебе нужна эта железка? Железка? Я глупо уставился на кочергу в углу комнаты. Ну, точно. Сожрать хочет. А хрен там. — Нужна. Редфокс сощурил свои узкие красные глазёнки, но нарываться не стал — все-таки период гона ещё не закончился, а он находится на территории другого самца и прекрасно это понимает. Я могу его выкинуть отсюда в любую секунду. — Ну и что там с гоном? — Короче, самцы животных спариваются с любыми самками их вида, и часто действует правило «чем больше, тем лучше». Но мы, оказывается, не ходячие осеменители. Самку мы выбираем одну единственную и «спариваемся» только с ней, она же и обеспечивает нас «потомством». Однолюбы, что ли? Прекрасно. То есть — формально — я, сам того не зная, хочу от Люси детей? — И как это связано с… — Да заткнись ты, я не закончил! — рыкнул Редфокс. — Самок мы выбрали не от балды и не потому, что она вкусно пахнет и ещё всякая чушь. Они, во-первых, хорошо с нами совместимы в биологическом плане — мы чуем это в их запахах, — а во-вторых, помимо их феромонов есть ещё какая-то хрень, отвечающая за чувство симпатии. Так, это уже прикольнее, но я не особо понял. — Святая Фейри! Нравишься ты ей, тупица! — Нравлюсь? Как парень, что ли? — Скорее, как мужчина. Физиологически уж точно нравишься, а духовно… Ну, тут мозгами надо думать, а не носом и хером. Честно, я растерялся. И если бы не пинок Гажила и крик «иди уже к болельщице, кретин», то простоял бы с открытой пастью ещё пару часов, переваривая услышанное. Черт, я забыл вмазать Железяке за «кретина», но это подождёт. Сейчас — Люси. Я даже не замечаю, как бегу домой к своей напарнице, потому что полностью поглощён высокой умственной деятельностью. Что я ей скажу, когда приду? Люси, я тебя очень хочу и знаю, что ты меня тоже? Люси, ты — моя единственная самка на всю жизнь? Люси, ты родишь мне потомство? Господи, подкинь мне нормальные мысли, пожалуйста, а то моя любимая напарница вырубит меня быстрее, чем… Стоп-стоп-стоп. Любимая? Ух, я аж темп сбавил от такой новости! С каких пор я в своей голове называю Люси любимой?! Впрочем, потом покряхчу над этой мыслью, потому что я уже чую запах Хартфилии, и язык автоматически высовывается. Объяснения своего визита придумаю там, на ходу. Это ведь добрая, улыбчивая, странная Люси — она поймёт! Пресвятые угольки, я ее полтора дня не видел, а соскучился так, что выть хочется! Нет, с желаниями надо поосторожнее, а то вдруг завою. Я ведь даже не удивлюсь. Чем ближе к Люси, тем сильнее запах, тем сильнее рвёт грудную клетку, тем больнее в паху. Окно закрыто — она меня не ждёт. Оно и правильно после случившегося. Но сейчас все резко поменялось, я уверен в своих действиях, хоть и туго соображаю — гормоны и возбуждение просто выключают мозги. Люси выглянула в ответ на мой стук в окно и очень удивилась. Да-да, Люси, это я, открой окошко, прошу. Мне очень надо с тобой поговорить и сделать ещё кое-что важное. Болкан меня раздери, она не открывает. Смотрит ошарашено и не двигается. Ну, ладно. Говорить бесполезно, она меня не услышит, поэтому можно смело надышать на стекло и написать «открой». Удивительно просто. Писать — могу, а мыслить здраво — нет. Все-таки животное возбуждение устроено гораздо хитрее, чем человеческое — оно полностью держит тебя в своей власти, вертит тобой, как безмозглой куклой, но вполне может изобразить из тебя что-то мыслящее, лишь бы ты добрался до желаемого. Слава Фейри, моё желаемое все же открыла окно, пропуская меня в квартиру. — Ну, очухался? — Гхр. Черт, рано я обрадовался, речевой центр снова меня подстебывает. Нет-нет, Люси, не пяться, все нормально. — Нацу, самоконтроль, помнишь? Конечно, помню, все под контролем. Вот только бы сказать тебе как-то об этом… — Сядь, я принесу тебе отвар. О, нет, только не эта наркотическая дрянь! Я не хочу второй раз в жизни так позориться! Нет, Люси, прости, но из комнаты ты не выйдешь. — Нацу, спокойнее! Засунь язык в рот! В твой — с радостью. — Так, ящерица озабоченная! Пусти меня и возьми себя в руки! Себя не буду, а тебя вполне могу. Ну, нет, не брыкайся, я же как лучше хочу! Ауч, зачем пинаешься?! — Драгнил, я прекрасно понимаю, как тебе тяжело, но поимей совесть! Черт, от слова «поимей» я, кажись, воспылал. Поздняк метаться, Люси. — На…! Мать честная, как мягко у Люси во рту. Люси вся мягкая, хочется всю ее потрогать. Было бы совсем хорошо, если бы ещё и не кусалась так больно. Губы точно саднить будет. Злая Люси. — Нацу, я тебя прошу, успокойся и не делай глупостей. Все нормально, я рядом. Мы справимся. Конечно, мы справимся! Мы же команда! Когда мы не справлялись?! Дай только немножко потереться о тебя щекой… Все-таки женская кожа гораздо мягче и нежнее мужской. И приятнее на ощупь. Я будто ткань атласную глажу, только ещё и теплую. Вот, я опять мурчу. Ничего не могу с этим поделать. Но, кажется, моя напарница от этого успокаивается, ее тело расслабляется. Отлично! Тогда я просто прижмусь поплотнее и буду дальше мурчать, если Люси нравится. А ей нравится, это видно. Гажил был прав по поводу физиологической симпатии. А что насчёт духовной? — Р-р-рау? — Все хорошо, Нацу, — Люси меня гладит. Как же это приятно. — Все хорошо. Ох, ты даже не представляешь, насколько. В груди так сладко щемит, что хочется вжаться в Люси ещё сильнее, вот только ей больно будет — у бедняжки и так позвоночник упирается в стену, а тут ещё я со своей здоровой тушей. Но напарница сама обнимает меня крепче. По спине гладит. Мур, Люси. На шее бьется маленькая жилка, звук стучащей в ней крови подозрительно ладно ложится на набат моей собственной. Как там это называется — сердца в унисон? Это все хорошо, и мне правда нравится обниматься с Люси, пока она меня гладит, но ниже пояса кое-что красноречиво напоминает о себе. Мать твою, как мне у тебя спросить-то? А, пофиг, даже если ты откажешься, я все равно тебя поцелую. И не раз, и не два, и не только в губы, в щеку, в шею и плечо. Всю зацелую — хоть обвизжись. Но Люси не визжит, только дышит шумно и глаза закрывает. Ей нравится, когда я целую ее в щеку и сжимаю талию. А ещё больше ей нравятся поцелуи в шею и то, как я глажу ее бёдра. Даже запах у Люси изменился — стал более терпким и… дразнящим. Будто бы говорит: «попробуй, возьми». Черт, я и так возьму! У Люси есть на шее местечко слева от родинки, так она буквально с ума сходит, когда я прикусываю там кожу; она дрожит, жмётся ко мне, трется бёдрами друг о друга и об меня так, что мурчать больше не получается — дыхание потяжелело, и теперь эти звуки больше похожи на рык. Болканью мать, Люси. Если ты ещё раз так выгнешься и потрешься об меня животом, можешь попрощаться сегодня со сном в принципе. Как кошка, честное слово. А ещё меня кошаком обзывала. Господи, как тяжело-то, а! И дело совсем не в том, что моя любимая самка тяжёлая — держать ее за бёдра, прижав к стенке, вообще ничего не стоит — просто от напряжения моё тело сейчас лопнет, как воздушный шарик. Я дышу, как бегун после марафона, звуки издаю вообще дикие — как Люси их не пугается? — а когда прижимаюсь пахом к женским трусикам. Господи. Я умираю. Люси стонет в голос, я трусь и с ума схожу от кайфа. Я говорил, что от драконьей мяты тащит? Херня. От Люси тащит в разы сильнее. Стони, Люси. Стони громче. Прямо мне в рот. Черт, чую своей драконьей задницей, что терпения снимать одежду у меня не хватит, так что прости, Люси. Наш первый секс не будет особо романтичным. Но я исправлюсь, честное слово, только попозже. Гону не до романтики. Люси молодец, догадалась обхватить меня ногами, так правда удобнее, и я могу спешно одной рукой кое-как разобраться со шмотками — шаровары с трусами вниз, женские трусики вбок. Секс. Раньше под этим словом я воспринимал просто совокупление двух или более тел, получение физического удовольствия от процесса. Пока Люси вскрикивает от боли, а я пытаюсь себя отвлечь от мыслей о том, чтобы размашисто втрахать ее в стенку, я начинаю думать по-другому. Секс — это максимально возможное физическое удовольствие, а ещё самое яркое проявление доверия и симпатии. Почему не любви? Потому что мне не нравится это слово, уж слишком оно громкое и лживое. Люди часто им бросаются налево и направо, не задумываясь, правда ли они любят или им только кажется, а потом часто заставляют кого-нибудь страдать. Но Люси я люблю, и страдать ей не позволю. Я очень хочу ей сказать об этом, может, от этого станет менее больно, но опять ничего не выходит. Ладно, тогда помурчу. Люси кладёт голову мне на плечо и крепче обнимает за шею. Тише, Люси, все хорошо. Я подожду, сколько понадобится. Я же все-таки человек, а не животное. — Ты такой тёплый, Нацу. — Мр-р-ру. — Я тоже тебя люблю. Ух ты, поняла! Или Люси — телепатка? Если так, то мне стыдно, потому что про ошейник и фартук я не забыл. Эй, Люси, я знаю, что подарю тебе на день рождения! Кажется, можно продолжать — она кивает на мой вопросительный взгляд — и я весь покрываюсь мурашками с ног до головы. Вперёд, назад. Вперёд, назад. Как чертова мантра. Я знаю одну единственную молитву и готов зачитать ее вслух, потому что молча выносить это не могу. Хорошо настолько, что горло дерёт от звуков, член горит и обволакивает удовольствием, а Люси жалобно поскуливает. Потерпи, любимая, скоро все пройдёт. Ак-ку-рат-но. Потихоньку, помаленьку. Представь, что разрисовываешь Люси лицо во сне, поэтому надо делать все медленно и не торопясь. Сожми зубы и терпи. Че-е-ерт. В следующий раз я обязательно поставлю Люси на четвереньки и выдеру так, чтоб в глазах рябило, в качестве моральной компенсации за насилие над собой. Кто бы знал, как сложно терпеть. Мать твою за ногу, хочу быстрее, глубже, жёстче, чтоб Люси вопила на всю Магнолию! Хочу трахать со всей дури по самые яйца, хочу раз десять подряд, хочу шлепать по заднице и кусать плечо, хочу, сука! Не сейчас. В следующий раз — обязательно. Сейчас Люси больно. Ох, уткнувшись носом ей в шею сдерживаться легче. Вот так. Ме-е-едленно. Люси простонала? Отлично, значит, ей уже начинает нравиться. Ничего, милая, скоро тебе станет хорошо так же, как и мне. О, да. Погладь меня ещё. Только не просовывай руки под плащ, а то… Стой, Люси! Не надо! О-о-ох, святая Фейри, я вижу космос! О, Боги. Черт. Прости, Люси, я не могу медленнее, если я сбавлю скорость, я сдохну. Слава богу, тебе нравится. — Нацу! Я, любимая, я. Покричи ещё, это такой кайф. — Боже, Нацу! Аргх, так ещё лучше. Ну, Люси, давай ещё разок. — А-а-а! Каша. Господи, какая в голове каша. Будто через ухо засунули ложку и мозги перемешали. Не кусай губы, милая, я сам. А ты кричи громче, ещё громче, и плевать на твою болкано-подобную хозяйку с лисьей тушей на плече. Пусть она прям хоть сейчас над душой у меня стоит, я не остановлюсь, это нереально. О мой Бог. Пресвятые угольки. Фейри всемогущая. Я сейчас сдохну нахрен от удовольствия. Только не задохнись от воплей, пожалуйста. Я так тебя люблю, Люси. Хотя в это слово всего не уместится при всем желании. Просто чувствуй это. Чувствуй каждой клеточкой тела. Нам ещё рано заводить детей, поэтому прости, придётся сходить в душ и постирать вещи, но сейчас надо отдышаться и пойти лечь в кроватку, а то я упаду прям вместе с тобой. Фух, спокойнее. Пойдём. Шажочек, ещё один, чуть-чуть осталось. Бинго! Ноги донесли меня, а я — Люси. А теперь — спать. Чувствую, завтра утром меня нехило так огреют по голове чем-нибудь тяжёлым. Ну, ничего. Я тебе потом отомщу, задница у тебя прям воспылает. Но это потом. А сейчас спокойной ночи, моя Люси. Набирайся сил.***
Как я и думал, проснулся я от ласкового пинка, отправившего меня в свободный полет с кровати. Люси превратилась в подобие Эрзы, и это реально страшно, аж комок в горле встал. — Драгнил! Так, дальше? — Что вчера было?! Ох, Люси, вчера был Рай. А сейчас, судя по всему, начнётся Ад. — Ты хоть понимаешь, что произошло?! — А не должен? — О, по-человечески заговорил! Оклемался? — Почти. — Что значит почти?! — Это гон, а не недотрах, Люси. Он зависит не от наличия секса, а от времени. Он пройдёт тогда, когда будет положено. Люси секунд десять смотрела на меня как-то странно, вздохнула как-то нехорошо и молча направилась в ванную. На душе кошки заскребли. Она ведь наверняка расстроилась и даже обиделась! Ну, логично, я же вчера ее фактически насильно взял. Когда я решился зайти в обитель моей напарницы, Люси уже стояла под душем. Точно. Надо ведь сполоснуться. — Эй-эй, куда полез?! — Мыться. — Со мной? — Чего я там не видел, Люси? Ты передо мной обнаженкой сверкала раз десять, а после вчерашнего вообще глупо такое говорить, так что подвинься. — Обнаглел совсем, что ли?! Дай мне помыться нормально! — Так я же не пристаю! — Нацу! Нет, определённо мне больше нравится ее вчерашняя интонация криков. — Ты злишься, Люси? — Естественно, злюсь! Я понимаю, что у тебя одно место чешется, но это не повод использовать меня для собственного удовлетворения! Вот те на. Я, конечно, знаю, что моя напарница блондинка, но иногда она правда тупит страшно. — Я тебя не использовал, — буркнул я обиженно и схватил с полочки первый попавшийся шампунь. — Тебе же понравилось, зачем дуться? — Святая Фейри, Нацу. Включи мозги. Ого, вот это реально обиженный взгляд! Я вины за собой не чувствовал, но от него прям резко накатило. Извиняюсь я хреново, если честно, поэтому обычно сразу в случаях провинностей начинаю кланяться, но это ванна, в ней негде плюхнуться на колени. Тогда я просто ее обниму. Люси вздохнула как-то обречённо, но ответила. — Люси… — Ладно, забудь. Я понимаю. В любом случае, я рада, что тебе легче. — Спасибо тебе. Такого больше не повторится, правда. В следующий раз все будет по-другому. — Вот и хоро… Стой. Какой следующий раз? Ах, да. Люси ведь не в курсе, что она не просто моя напарница, а моя любимая напарница, а вчерашний коротенький диалог про любовь она, кажется, забыла. Как бы ей объяснить, что она от меня не отвяжется? — Ты от меня не отвяжешься. Гениально, коротко и лаконично, только Хартфилия опять поняла это как-то не так. Опять злится. — Ты офигел?! — Я ничего не могу сделать, Люси! Это чертов гон! Я тебя выбрал по запаху, потому что мы биологически совместимы, а ещё потому что я тебе нравлюсь и ты обеспечишь меня потомством! Романтик во мне плачет огненными слезами, потому что я, вроде как, собирался сказать нечто более… Короче, то, что девушки любят слышать. — Чего? Ты головой ударился, Нацу? Какое потомство? — Ну, это потом. Мы ещё слишком молодые для собственных детей. — Да что ты несешь?! Хе-хе, покраснела. Или это от злости? — Черт, Люси, ну я не могу объяснить! Давай ты поговоришь с Леви и она все тебе расскажет? — Нет, Нацу. Ты напрягаешь свои извращённые извилины и объясняешь мне все сам. Аргх, иногда Хартфилия меня подбешивает! Аж по заднице хочется треснуть! Вот только после этого меня треснут по кое-чему более важному, чем голова. Так, мне нужно время, чтобы собраться с мыслями. Секунд десять я просто луплю зенки в раздражённое лицо своей напарницы, потом в голове начинается вялая мозговая активность. Выдавить из себя «я тебя люблю» у меня не получится. Не потому, что это не так, а потому, что это кажется мне таким очевидным, что глупо об этом ещё раз говорить. Будто бы удивляешься тому, что небо синее. Тогда что мне сказать? Люси, я выбрал тебя и не отстану? Убьёт ведь. — Люси, мы команда? Подруга пару секунд удивлённо хлопает глазами. Забавная картина, правда. Вся мокрая, голая и удивленная. Упс, слюни опять потекли. — Конечно, команда. Она явно не понимает, к чему такой вопрос, а я тоже не знаю, зачем его задал. Наверно, чтобы просто не молчать. Однако дальше слова вообще не складываются, и я молчу и пялюсь на Хартфилию, как баран. И язык высовываю.***
Помыться мне не дали, выпинав за дверь, и уже полдня Люси со мной не разговаривает. Гон перестал так давить на меня физически и морально, я даже ни разу за день не пометил территорию, но это не сильно радовало. В гильдии на меня смотрят настороженно, видимо, вариант с клеткой и Полюшкой ещё в силе, но я спокойно поглощаю своё пиво и не свожу взгляда с заклинательницы. Она сидит за другим столом и читает какую-то книгу, начисто игнорируя моё присутствие. Ко мне время от времени кто-нибудь подходит и спрашивает о самочувствии, предлагают принести ложечку отвара, на что я хмурюсь и вежливо отказываюсь. Люси, по ходу, сильно обиделась. Поболтав с Греем и обсудив эту проблему (естественно, пришлось рассказать обо всем, что вчера произошло. Без подробностей), мы пришли к тому, как эту ситуацию видит сама Люси. Итак, вот она Люси. У Люси есть друг, напарник, который в один прекрасный момент слетает с катушек и хочет ее трахнуть. Она искренне пытается ему помочь косвенными путями, а когда не выходит, он ее, грубо говоря, насилует, после чего заявляет, что ему ещё и дети от неё нужны. Я бы тоже обиделся. Только как мне ей объяснить, что это — второстепенное? Что я воспринимаю это не просто как данность, а реально этого хочу? На краткий вопрос Фуллбастера «любишь?» я тупо кивнул, а Отморозок сказал: «иди и признайся!» Ох, разговора все равно избежать не удастся, иначе нашим с Люси отношениям можно рыть могилу, поэтому я позвал ее поговорить. Люси согласилась не сразу, но не суть, главное, что согласилась, и во избежание чужих ушей мы вышли за дверь гильдии (хотя я все равно слышу, как за дверью дышит Мира, прислонившись ухом к дереву). — Ну? Так, с чего бы начать. Фразу из тех самых «трёх слов» из меня и молотом не выбьешь, поэтому нужно придумать что-то другое. — Люси, — отлично, начало положено, осталось придумать середину и конец. Хартфилия смотрит бесстрастно, почти безразлично, но все же ей интересно, что я скажу. — Ты знаешь, что я тебя хочу, — кивок. — И знаешь, что я буду это делать, — снова кивок. — Но я не собираюсь тебя использовать. — Рада, что ты так решил. — Но секс у нас все равно будет. Люси странная, изображает из себя рыбу, то открывая, то закрывая рот. Это реально выглядит забавно. — Ты понимаешь, что противоречишь самому себе?! — Почему? — Ты сказал, что не будешь мной пользоваться, а потом заявил, что у нас будет секс! — Секс и насилие — это разные вещи. — И что было вчера? Я призадумался. — Насилие. А потом секс. — Нацу, окстись! Я готова помочь тебе раз — хорошо, даже два или три, если понадобится — но я не тренажёр для снятия напряжения, понимаешь? И мне неприятно, что ты рассматриваешь меня с точки зрения своих инстинктов! Откуда вообще идея про потомство? — Гажил рассказал. Леви прочитала новую информацию о гоне убийц драконов. Я чувствую раздражение. На себя за то, что не могу донести до Люси то, что хочу сказать, а на неё за непонимание. — И что там говорилось? О, как глаза-то засверкали! Интересно, что ли? А вот возьму и не скажу! Или…? — Что гон драгонслееров отличается от гона других животных тем, что самку мы выбираем одну на всю жизнь — улавливаем в ее запахе какие-то феромоны, которые говорят о том, что мы ей тоже интересны — и она рожает нам детей. Все. Люси обескуражена. Ну, я бы тоже удивился, если бы был самкой на всю жизнь. Она опять смешно открывает и закрывает рот, заглядывая прямо в глаза. Смешная и странная. Меня вдруг обуяла волна нежности к моей напарнице. Очень захотелось, чтобы она меня погладила, почесала — приласкала, в общем. Не в пошлом плане. Интересно, что было бы, если бы мой нос выбрал кого-нибудь другого? Эрзу там или Джувию? Как говорит Фуллбастер: «ох, мать!» Такие перспективы далеко не радужны и обе заканчиваются для меня летальным исходом. Да и самого как-то корёжит от этой мысли. Нет, это должна была быть Люси в любом случае! И даже если бы мой нос выбрал бы другую самку, я все равно пошёл бы к Люси! Внутри разбушевались эмоции, ниагарским водопадом стучащие по макушке. Одна из них такая: — Я без тебя помру, Люси. Напарница смотрит на меня удивлённо и немного испуганно, а я снова мурчу и тянусь к ней руками — ничего такого, просто обнимаю, и она расслабляется, обняв меня в ответ. — Я и недели без тебя не протяну. Не из-за чертового гона, а просто так. Мы же команда! Мы всегда вместе! Я всегда рад тебя видеть, я люблю спать с тобой в одной кровати, а ты показушничаешь, но держишь в холодильнике для меня и Хэппи вкусности. У меня сердце останавливается, если тебе что-то угрожает. И ты красивая, очень красивая, пахнешь так, что сердце щемит и слюни текут. И я хочу тебя. Разве плохо хотеть человека, который для тебя так важен? Люси краснеет — я это кожей ощущаю, как лицо у неё нагревается от притока крови — и улыбается смущённо донельзя. Гладит меня по голове, спускаясь рукой аж до самой шеи, а я мурчу ей на ухо. Приятно. — Почему ты не сказал, что любишь меня? — Мне кажется это глупым, — уверенно, без сучка, без задоринки. — Любить? — Говорить об этом. — Но вчера же сказал. Помнит, значит. Это хорошо. — И ты сама мне ответила, что тоже любишь. Люси резко отстраняется и смотрит на меня ошарашено. — Когда это? — Во время сек… — Поняла! — выпалила она, зажмуриваясь. Стесняется говорить о сексе? Пф-ф, нашла проблему! Кого-кого, а меня смущаться вообще не надо — сам ведь все это с ней делал. — Но я не помню этого. Вообще. — А откуда знаешь тогда? — я сощурил глаза и сделал такой подозрительный взгляд, выпытывающий правду. — Ну, — замялась. Что, неужели сейчас скажет, что реально телепатка?! Прощайте, мечты о фартуке, ошейнике, высоких сапогах, мне было с вами сложно, но хорошо, а сейчас я пойду рыть себе могилу, ибо жить мне осталось не больше суток. — Тебя когда накрыло, я не сразу ушла, а под дверью постояла. И ты там в полубреду говорил что-то такое. Вот. А то, о чем ты говоришь… Не помню абсолютно. То есть это как? Мою наркотическую ахинею она запомнила, а то, что она мне в любви призналась в припадке эйфории — нет?! Это я вчера так перестарался или недостарался, что ей память отшибло?! Ладно, похрен. Сейчас важно другое. — Ты больше не злишься? — Нет, не злюсь. Прости, я просто психанула. Ого, стоямба. За что она извиняется? За мои косяки? Дура, что ли? Я открыл рот, чтобы высказать ей свои недовольства, но не успел и звука воспроизвести. — Наверно, я должна тебе это нормально сказать, — вздохнула напарница так, будто сейчас с головой под воду уйдет. Судорожно так. — Нацу, я тебя л… У меня, кажется, зрачки расширились, потому что зрение вдруг обострилось, как от всплеска адреналина в крови, и я быстро закрыл ей рот рукой. Нет, Люси, молчи. Я по определению не романтик, но что значит «любить» знаю по себе: я люблю Хэппи, Эрзу и даже тупого Отморозка, люблю ходить на задания, люблю Хвост Феи, люблю Игнила и тебя. Тебя всегда любил, с самого начала нашей дружбы — так же, как и всех друзей. Но сейчас это не та любовь. Меня вообще бесит это разделение отношений, Люси, бесит неимоверно! Я знаю, что ты любишь меня, а я — тебя. Так было всегда и так будет. Но выделять эту любовь среди всех я не хочу. Ты тащишься от своих романтических романов, где в конце неизменный хэппи энд и эти сопливые признания. Так вот, Люси, если ты думаешь, что я люблю тебя так же, то ты ошибаешься. Хочешь сказать «я люблю тебя»? Скажешь, и я с тобой неделю говорить не буду, потому что эта хренова избитая фраза показывает только жалкую часть всего между тобой и мной. Хоть раз в твоих книжках после слов признания было хоть что-то похожее на нашу жизнь? Хоть раз главный герой говорил о том, что не только любит, но хочет и что-то другого? И я не про секс, если что. Если я скажу «я люблю тебя», это не будет значить ровным счетом ничего. Мы команда, Люси. Мы напарники. Если ты думаешь, что наши «отношения» начались только сейчас, то я считаю, что они были всегда, ведь в нас ничего не поменялось — я так же буду вламываться в твою квартиру, ты так же будешь на меня орать, а я с чистой совестью раскидывать упаковки от чипсов по полу. Мы так же будем ходить на задания и неизменно вляпываться в какое-нибудь дерьмо: ты будешь ныть, что я опять перестарался, а я буду хотеть есть и игнорировать твою ругань. Я буду капец как недоволен, когда ты откажешься играть со мной в карты, вместо этого опять валяясь с какой-нибудь книгой. Все, что поменяется — ты перестанешь выгонять меня из кровати по утрам. Я хочу, чтобы все осталось как прежде, потому что ты часть моей жизни, а я — твоей. Мы привыкли быть друг у друга. От банального признания ничего не изменится. Оно неполное и ненужное. — Не надо говорить то, что и так очевидно. Я же знаю! Люси смотрит удивленно, а потом смеется, отнимая мою ладонь от губ — заливисто так и лучезарно, прям как я люблю. И у меня гора с плеч. Я был прав: странная Люси на то и странная, чтобы понимать все. Мы оба вздрагиваем от скрипа и поворачиваем головы на открывшуюся дверь гильдии. Черт! Где же мои драконьи инстинкты и почему слух не уловил приближения доброй половины гильдии, которая нас бессовестно подслушивала?! — Мы все слышали! — радостно и… страшно пропела Мира, победоносно сложив руки на груди. Позади стоит Эльфман, и я едва слышу, что он втирает мне про мужиков, потому что дрожащий в руках разъяренной Эрзы клинок говорит сам за себя. Грей изображает из себя непричастного, однако щурится донельзя довольно (придурок!), Джувуя задыхается от восторга, Венди с Ромео то бледнеют, то краснеют, Вакаба с Макао одобрительно посмеиваются, дедуля лыбится и косится на Люси, а позади с победоносными криками «бухаем!» кто-то (ясное дело, кто именно) откупоривает бочку какого-то бухла. И все прекрасно, если не считать приближающейся ко мне Титании. Глаз я ее не вижу, тело начинает потряхивать, а мои драконьи инстинкты натянулись струной. Когда я был у Люси, они орали мне в ухо: «Трахаться, трахаться, трахаться!» Сейчас же глагол «БЕЖАТЬ» заставляет меня рвануть с места и выполнять указанные моим спинным мозгом (главный отключился под давлением выработавшегося адреналина) инструкции, резво перебирая ногами. Разнесшееся раскатом шипящего, трескающегося грома в песчаный ураган «Нацу!» я пытаюсь игнорировать, потому что занят. Я спасаю свою задницу. Вряд ли банальное бегство поможет, но я хотя бы попытаюсь оттянуть момент собственной казни, а потом весь избитый и несчастный поплетусь домой к Люси. Она-то меня пожалеет, накормит и утешит. Ох как утешит. Раза три точно — меньшего я не допущу. Тут можно только пожать плечами, обреченно вздохнуть и сказать: «гон». Я обязательно так сделаю, когда Эрза прекратит швырять в меня свои гребанные мечи, прорезающие своей остротой даже эфемерную материю. Помолись там за меня, Люси. Хорошенько помолись.