На пороге больших перемен

      Еще один день начался. И он ничем не лучше и не хуже предыдущего. Ну, то есть, наверное, предыдущий все же капельку лучше хотя бы потому, что он уже закончился. Тодду не требуется много времени, чтобы понять, — ничего необычного сегодня не случится. Он все еще живет в маленькой и жалкой квартирке в Спрингсборо, все еще врет сестре, все еще мальчик на побегушках. Последнее, правда, приносит ему доход. Сейчас ему меньше всего хочется быть тем, кто он есть. Как это ужасно — устать от самого себя. И Тодд хочет взять паузу, отдохнуть, уехать, забыть все. Но разумеется, это невозможно. Ведь ему уже тридцать три, а это возраст, когда нужно быть ответственным и разумным человеком, способным небессмысленно распорядиться своей жизнью. И Тодд хочет вырваться из этого злополучного круга «проблемы – неудачи – вранье». Хочет, но не может, понимая, что с каждым днем он опускается все ниже и ниже. Каждый проступок, он точно знает, влечет за собой куда большие проступки. Каждый грех влечет за собой наказание, которое становится все тяжелее и тяжелее день ото дня. Тодд знает, что именно так устроен этот мир и освободиться от наказания за грехи невозможно. Признание и покаяние не облегчит ничью участь. Остается только жить, окружив себя паутиной из неправильных поступков, превратив поймавшие тебя сети в родной дом. Ко всему можно привыкнуть. К тяжести на душе и безысходности – быстрее, чем кажется.       «Я ненавижу их?» — спрашивает себя опоздавший в который раз Тодд на общем утреннем слете сотрудников отеля. И тут же отвечает — конечно же, нет. Многие из этих ему неприятны, но в целом отношение Тодда к коллегам можно назвать безразличным. Есть пара друзей - не друзей, с которыми можно отправиться на ферму в Рождество, кому можно ныть 14 февраля о разбитом сердце и одиночестве, кому можно рассказать всю правду о себе, почувствовав себя отвратительным человеком, самым настоящим мудаком. Но недодрузья не осудят — они такие же. И вместе, сидя в одной лодке, не так обидно идти ко дну, испытывая парадоксальную гордость за свои отвратительные поступки. За то, что ты не один.       Быть коридорным — тяжкий труд, кто бы что ни говорил. Кажется, отельная карьера многих начинается именно с этой должности. Кажется, карьера Тодда на ней и закончилась. Поэтому он бегает весь день, провожая кого-то, объясняя что-то на пальцах, впопыхах, разбираясь с жалобами, претензиями, просьбами. Иногда он настолько устает к вечеру, что забывает о собственных проблемах, и, когда из-за спешки и нехватки времени он перестает себя жалеть, становится легче. Душевные муки сменяются легкой болью в ногах, чуть дрожащими руками, саднящими порезами на пальцах и ватной тяжестью в голове. Мутные, но отвлеченные от проблем, мысли заполняют его путь домой. А позже банка не слишком хорошего пива (слишком хорошее и не банка будет в пятницу) и такой себе сериал, только чтобы не было одиноко. Если Тодду удается быстро заснуть — хорошо. Тогда его не будут терзать панические атаки и не придется пить таблетки от головной боли. Но кого он обманывает, никакие это не панические атаки — это атаки совести. Тодд это прекрасно знает и по-прежнему верит, что выпитая таблетка — лучшее решение проблемы. Если бы и другие проблемы можно было бы решить так просто, думает он.       Тодд еще не знает, что скоро решится украсть заплаченные им сами же деньги у домовладельца. И уж тем более он не знает, что скоро один богач наймет холистического детектива для расследования собственной гибели.       Он даже не догадывается, что, стоя перед закрытой дверью, находится на пороге больших перемен.