Невеста палача

— Ладно, давай-ка посмотрим. Что тут у нас? — палач двинулся вглубь своего маленького мира, где животом на скамье лежало безвольное тело. Хрупкое, совсем еще детское, тельце подрагивало под суровым взором мужчины. Её руки и ноги были скованы непомерно тяжелыми кандалами и закреплены за железные кольца, намертво вбитые в пол. — Ничего личного. Работа у меня такая, девочка… — лениво размышлял тот, что прятал своё лицо под черной маской, неспешно прохаживаясь по своим владениям. Он любил вот такие моменты, когда находился один с наказуемым. Очень многое можно узнать, да. Многие исповедуются, будто он священник, кто-то умоляет простить и отпустить. Последних он никогда не любил… А вот таких, как эта девочка… Вымыв руки в бочке с водой и вытерев их лоскутом ткани, палач наблюдал. Девочка не кричала, покорно стоя на коленях, свесив прелестную русоволосую головку с коротенькой лавки, упираясь сжатыми кулачками в пол. Тихая, иноземная… Таких он любил. Хотя иностранки были редкостью, не только оттого, что им было сложно добраться ко двору, но и потому, что «варвары» очень берегли своих дам, не позволяя вероломно красть их, когда смелые воины шли, неся очистительное знамя и славу короля. А те, что попадались… их участь была ничуть не лучше скота на забое, ибо, наигравшись, бравые рыцари выставляли несчастных на поругание горожанам… И в каждой захудалой деревеньке считалось почетным надругаться или кинуть камнем. А палач во всё это не вмешивался. О них кричали: «Ведьмы! , «Варвары!», а он не верил… Слишком многое видел, чтобы верить в подобное. Под пытками любой мог признаться в том, чего не совершал, лишь бы всё поскорее закончилось. И он это знал… И это просто его работа — радовать своего короля признаниями, выбивать, как им всем казалось, «правду»… — Что-то ты совсем притихла, — отбросив раздумье, он вернулся к делам насущным, мельком пробежавшись по тексту. Хоть, обычно, такие пытки и казни не касались никого более, кроме палача и наказуемого, и выбор пытки оставался за ним, но профессиональная жилка не позволяла ему просто насладиться страданием, а затем чиркнуть отчет о выполненной работе. Это. неправильно. — Ха, воровка… Ведьма?.. Убийца короля?.. С ума вы там по сходили? Ладно, давай посмотрим на тебя, — мужчина под маской усмехнулся: напишут же всякую нелепицу, а ему издевайся над бедняжкой. Когда он присел рядом, рука «мастера» коснулась, почти ласково, светлой головки, заставив жертву вздрогнуть. — Ну-ну, тише. Ха, у меня же даже в руках ничего нет. Я только смотрю. Подними головку, детка. Названная воровка робко подняла голову, когда грубоватые пальцы «заплечных дел мастера» легонько помогли, коснувшись подбородка и потянув чуть вверх. Испуганные глаза, черные, как угольки, смотрели на тканную маску палача. Он не говорил, да и она молчала, лишь поджав разбитые губы и всеми силами стараясь унять дрожь, не плакать. — Умница. Видишь, не так и страшно, верно? — «мастер» усмехнулся, позволив девушке себя рассмотреть. Что ж, она была смелой, раз не бросилась в рыдание при виде широкоплечей фигуры в «мясницком» фартуке. Казалось бы, но нет… лишь палач знал язык без единого звука, где достаточно лишь жеста, взгляда и уверенной мысли. — Правильно, девочка, улыбайся. Кажется, ты уже нашла нужный ключик. Пленница улыбнулась, несмело, робко, лишь глядя в прорези маски, чувствуя в удерживающей её руке уверенность. Не безумие, с каким «мастер» пытает своих жертв, неутолимую жажду крови и боли, нет. Она чувствовала в тяжелом взгляде нечто, что обещало ей… жизнь. Она не опускала доверчивого взгляда, когда чистые мужские руки вновь стали трепать распущенные постыдно волосы, лишь немного прикрыла глаза, склонив голову к отдаляющейся руке. «Заплечных дел мастер» знал, что «говорила» ему эта девочка, отчего ластилась к его руке, будто роднее никого нет на белом свете. Он знал, что лишь наедине с «кошмаром» жертва открыта и чиста… и для этого не всегда нужны щипцы и пилы. — Продолжай, родная. Я знаю, что ты чувствуешь… Ластишься к руке, подобно зверьку с переломанной лапкой в капкане. Милая, ты ведь понимаешь… Всё понимаешь… Сможешь ли перебить цену своей шубки лаской? Ты ведь знаешь, что только я могу открыть капкан и перевязать твою лапку… Словно в сладкой дрёме, время замерло, оставив палача и жертву, отдав их мгновению чуть больше, чем было нужно, продляя сладкий миг. — Ты моя, верно, детка? Будь здесь толпа, я не смог бы тебе помочь. Тебе несказанно повезло… Но можно ли назвать везением то, что тебя всё-таки ждёт? Пожалуй… воздержусь от размышлений на этот счет, а пока… будет неплохо, если ты привыкнешь ко мне… И всё же, нужно уладить одну вещь… — склонившись над вновь опустившейся головой девушки, с её шелковистыми прядями, «мастер» приподнял маску, вдохнув полной грудью. Чужачка… из варварского населения, как считали люди при дворе, но на вкус палача запах чистого тела, с легкими нотками луговых трав, был во многом лучше, чем годами немытые тела, щедро сдобренные невероятно пахучими духами. Ему приходилось сталкиваться с многими. Дворяне, крестьяне… Всё как один раздражали палача, который, в свою очередь, был в этом вопросе иноверцем и соблюдал некое подобие чистоты. Благо, никто не стремился потревожить размеренную жизнь «заплечных дел мастера», не вдаваясь в подробности его жизни и быта. «Прекрасно», — то слово, что пронеслось в голове мужчины, чувствовавшего вполне естественный запах женского тела, не скрытый всем этим зловонием. Девочка всё больше завлекала его своей простотой и натуральностью, остался лишь последний вопрос. Задрав рваный и грязный подол платья и, к своему удивлению, не обнаружив там белья, присущего дамам, он провёл пальцами по половым губам, сухим от страха и отсутствия желания. Что его не удивило, хоть и вызвала легкий смешок. Сжавшаяся «дикарка» тихо дрожала, не осмеливаясь нарушить тишину этого устрашающего места, но шершавый палец с затвердевшими заусенцами и неровным ногтем, что попытался протолкнуться в узкое и сухое нутро девушки, выдавил из неё тихое шипение сквозь стиснутые зубы. Что ж, палачу было вновинку работать со столь нежным экземпляром, доставшимся ему впервые. Когда дверь пыточной закрывалась, никто больше не узнавал, что садист изволил делать с несчастными. Но и не было сомнений, что вскоре почивших палач не стеснялся примерить на себя, ведь дамам было уже всё равно, их так или иначе казнили, вне зависимости от того, насытился ли их истязатель, но сейчас… Был другой вопрос. Мужчина прибывал в больших сомнениях, что девочка могла что-то украсть, если только немного еды с «хозяйского» стола. Убить? Если только взглядом. Пусть её платье и было грязным и оборванным, она не была сильно истощена, не имела сильных травм, кроме синяков, что могло говорить о том, что девчушке не повезло оказаться под крылом вельможи, но… Было что-то, что заставило отказаться от неё, просто отдав на поругание палачу, однако… За размышлениями, девчушка немного расслабилась, а палач обмакнул палец в некое подобие маслянистой жидкости, наконец протиснув его в узкое нутро, натолкнувшись на то, что его порадовало. Чистая, скромная, невинная. Хотя мужчина и не очень расстроился бы, узнав, что девочкой всё же воспользовались, так или иначе, ему всегда доставались объедки, но сейчас… — Тише, девочка. Я закончил, — поглаживая стройные ножки, так развратно расставленные по бокам маленькой лавки, «мастер» приговаривал про себя, пока девочка под его рукой немного выдохнула, вызвав покровительскую улыбку. Так поглаживают норовистую кобылу, прекрасно зная, что рано или поздно та примет ласку и успокоится, становясь послушной. — Тебе придётся привыкнуть, радость моя. Может твой мир и отличался от того, что тебя ждёт, но это лучше, чем смерть от моих рук. Согласись, жить в тени палача лучше, чем в тени могилы. Что скажешь? Им не нужны слова, чтобы понять друг друга: жертва и палач, глаза одного из них выражают лишь покорность, а второго — спокойствие. Они оба понимают, что в глазах людей — два чудовища, что тянут свои руки с самого дна общества. Они оба знают, что друг для друга — просто последний шанс. Для кого-то — на жизнь, для кого-то — на дитя, что не осмелятся назвать «шлюхиным сыном». Властям же всё равно, куда палач прячет тела наказуемых…