How They Continue

Илья ненавидит. Он ненавидит свою семью и в то же время любит, даже если все его родные мертвы или слишком далеки, чтобы о них беспокоиться. Он ненавидит свою подготовку в КГБ и, если честно, ненавидит Россию. Илья ненавидит себя, свой рост и объемы, и тот хаос, что живет внутри его души. Однако больше всего он ненавидит те отклики, которые вызывает в нем Наполеон Соло. Не злость и не раздражение. Не твердую озлобленность или мутное веселье. Илья ненавидит тепло, что оживает под его кожей в ответ на те намеки, которые Наполеон сыплет, будто песчинки в океанический прилив. Он ненавидит вспенивающееся желание, оседающее глубоко в животе каждый раз, когда Соло закатывает манжеты своей рубашки или расстегивает пуговицы воротника. Или как однажды, когда они все оказались на пляже, и разрез плавок Соло был столь неприличен. Картинка акров загорелой кожи, гладко натянутой поверх тугих мышц. Его очерченная более четко обнаженная грудь, шире, чем Илья когда-либо мог мечтать, покрыта густыми черными волосками, что тянутся ниже к поясу плавок, которые обхватывают изгиб ягодиц Соло и прилегают ладно к гениталиям, абсолютно ничего не оставляя воображению. Этот образ врезался в голову Ильи. Он ненавидит руку, которой прикасается к себе, и те воспоминания в мозгу, всплывающие на поверхности, совершенно непрошеные. Он ненавидит это извращение, которое, кажется, плотно укоренилось в его разуме. Потому что страсть? Он мог бы смириться с ним, пусть даже оно было бы неестественным. Но это конечно не страсть. Илья совершил немыслимое и влюбился в мужчину. И не просто в какого-то мужчину. В Наполеоне Соло, по правде говоря, сочетаются все симптомы хронического бабника. И так же сильно, как и себя, Курякин ненавидит Соло. За вожделение и агонию, и за те крошечные частички его души, что умирают всякий раз, когда Соло тащит в постель очередную женщину. Но Илья молчит, потому что это не его дело и у него нет права отпускать комментарии. Особенно не из жгучей ревности. До тех пор, пока женщиной в постели Соло не оказывается Габи. Илья думал, что Наполеон ненавидит Габи: за ту боль, чьей причиной она стала, за ее предательство. Свеж в памяти тот день на балконе много месяцев назад, когда Соло прошипел ей в лицо ядовитые слова и его пульс вышел из-под контроля, когда он отвез Габи в отель подальше от них, с силой своих ненависти, злости и боли. Наполеон возненавидел ее тогда. Но, даже приглядывая за Соло все эти месяцы, Илья не может сказать, когда тот перестал ненавидеть Габи и стал ее желать. Что насчет Курякина, он все ещё осторожно наблюдает за ней, когда она рядом, гадая, ударит ли она его в этот раз или нет. Габи смягчалась все больше с каждой успешной совместной миссией. И сейчас, к тому времени, как она трахается с Соло, ей, похоже, комфортно с ними обоими. Солнечное субботнее утро. Они по-прежнему в Лондоне, уже около недели, что довольно редкое явление. Илья выдумывает какой-то предлог, чтобы пройти в комнату Соло пораньше, надеясь поймать его в халате или спальных штанах. Наполеон, кажется, никогда не надевает рубашку ни для сна, ни под халат. Илья жаден до каждого клочка кожи, что удается разглядеть. Он стучит в дверь и ждет отклика. Там раздается какой-то глухой звук, и Курякин думает, не разбудил ли он Соло. Но когда дверь распахивается, на пороге стоит Габи. Она босиком и с голыми ногами, но тонет в мужской рубашке. Илья моргает. Это та голубая, в которой он в последний раз видел Наполеона. Он не уверен, что происходит на его лице, но что бы там ни было, это становится хуже, когда Соло собственной персоной появляется в дверном проеме позади Габи, которая глазеет на него. Он без рубашки, его брюки свободно болтаются на бедрах. Ширинка расстегнута, ее щель открывает полоску его боксеров. Илья тяжело сглатывает в ответ на такой вид. Чем эти двое занимались, ясно. Соло моргает, и что-то мелькает в его взгляде. Что-то темное, тяжелое и горькое. Курякин этого не понимает, он разворачивается и убегает. Позже, когда он уже может думать сквозь боль, у него появляется мысль, что Соло все выяснил. Что каким-то образом он узнал, что Илья разлагается изнутри, о его странной и неестественной любви. Что Наполеон делает это специально, злонамеренно, чтобы причинить ему боль. Курякин обдумывает это, когда его находит Габи. — Илья, это вовсе не то, о чем ты подумал. Что ты видел этим утром. Илья чуть ли не смеется, потому что он не может представить себе, чем ещё это могло быть, но это в любом случае не его дело. У него нет права указывать, что Соло можно и что нельзя. Вместо этого он хранит молчание, глядя на нее пустыми глазами. Габи вздыхает и садится за столик напротив Ильи. Он сидит в кафе на улице, попивая эспрессо. — Слушай. Я знаю, это выглядело так, будто мы с Соло переспали. Все не так. Он все ещё ненавидит меня. Не думаю, что когда-нибудь смогу расплатиться с ним за то, что я сделала в Риме. Я… Он вряд ли осознает, как сильно я жалею, что не рассказала вам обоим правду с самого начала. Возможно, ему все равно. Соло… плохой человек, я думаю. Он и красив, и очарователен, и остроумен. Он очень хорош в деле, непревзойденный профессионал, когда это требуется, и талантливый актер. Но… он не хороший человек. Не думаю, что там вообще что-то есть, подо всеми этими масками и ухмылками, сладкой ложью. Он лишь… пустышка. Без чего-либо искреннего внутри. Илья смотрит на нее, замешательство отчетливо читается на его лице. Если Габи думает о Соло так, то почему?.. — Он неплохой партнер, потому что прекрасный шпион, но мне необязательно питать к нему симпатии, чтобы работать хорошо с ним. И мы не спали. Я знакома с парой девушек в Лондоне и напилась на вечеринке прошлой ночью. Номер Соло был единственным, который я могла вспомнить. Он забрал меня, отвел в свой номер, потому что я, очевидно, не могла достаточно связно мыслить, чтобы сказать ему свой адрес, и дал мне свою рубашку на ночь. Он на добрых восемь или девять дюймов выше меня, поэтому, я думаю, он решил, что рубашка будет мне как платье. И не ошибся. Твой стук разбудил меня, и я пошла открывать дверь до того, как осознала, что не дома. Соло, как оказалось, в тот момент переодевался. Он спросил меня, почему я не позвонила своему парню, чтобы он забрал меня. Я не понимала, что он намекал на тебя до тех пор, пока не увидела его лицо, когда ты ушел. Ты выглядел… боже, Илья, ты выглядел опустошенным. Абсолютно подавленным. И Соло был в ярости. Я никогда его таким не видела. Это отличалось от того раза на балконе. Тогда это был горячий гнев, смешанный со стыдом. Он был… раненым зверем, вырывавшимся из оков. Но этим утром… Не уверена, что могу описать. Это был… холод. Настолько отчаянный, что я подумала, будто могу в нем сгореть. Его голос был словно жидкий азот. А глаза… они были ледяными, такими жестоко пустыми. Соло выглядел так, будто хотел разломать меня на части и вырвать сердце из груди, потому что он думал, что оно принадлежит тебе. Он говорил… ужасные вещи. Он всегда так делает. Но в этот раз было по-другому. Больше похоже на тот момент в Риме, около фонтана, когда он сказал тебе повести себя как слабак. Только, — она качает головой. — Илья, я не знаю, что с ним не так и что расстраивает тебя так сильно, но я уверена, что это не из-за меня. Без понятия, было дело в том, вместе ли мы с Соло или нет, но я хотела, чтобы ты знал правду. Вам двоим необходимо разобраться с этим, чем бы это ни было. На заданиях вы так хорошо вместе работаете, а мы не можем позволить себе рисковать успехом миссий. Исправьте это. Она глубоко вздыхает и кивает, прежде, чем пробормотать: — У меня жуткое похмелье, поэтому я надеюсь, что ты меня понял, — произнеся это, она поднимается и уходит. Илья сидит здесь, пялясь в пустоту очень долгое время. Габи конечно же не права. Она всегда видела в Соло лишь важный на вид костюм. Она все та же девочка из мастерской, которой Соло солгал и спас из Западного Берлина. Илья уверен, что он никогда не будет кем-то большим рядом с Наполеоном. И она, похоже, не собирается ничего с этим делать. Всякий раз, когда Соло рядом или упоминается, она становится упрямой и защищающейся, точно ребенок, который пытается доказать всем, что уже вырос. Илья качает головой. Они нарисовали образ громкой и бурной ночи, но без этого изображения в голове сама мысль, что эти двое могли бы переспать, кажется Илье невозможной. Почему Соло тогда зол? Илья давит крошечную искру надежды, что начинает мерцать в его груди, и встает, бросая несколько монет на стол. Курякин все ещё в нескольких блоках от номера Наполеона, поэтому он возвращается туда.