***
Это. Просто. Куриный. Зад. Сижу на алгебре, на которой женщина решила дать задания на контрольной, как из ГИА? Не сказать, что они сложные, если ты, конечно, учился. А я, как уже говорил, балду гонял. Собственно в это оно и вылилось. Вспоминаю слова нашей математички, говорившей, что мои «занятия» ни к чему хорошему не приведут. Ну, чтож, напишу ей письмо, пускай порадуется человек. Оглядываю класс, по привычке ищу глазами Олю с Галей — наши помощники по контрольным работам. А у кого просить здесь? А попрошу ли я еще? — Эмм, — хорошее начало предложения. — Насть, — девушка смотрит в сторону учителя, которая, к слову, занята своими делами, будто ей плевать спишешь ты или нет, и поворачивает ко мне голову. Отлично. — Ты десятое решила? — геометрическая задача. Треугольник и окружность. Все, что я могу сказать. — Ну, — тянет. Нет, не решила, опускаю глаза на листочек, гипнотизируя его взглядом, будто от этого появится решение. Ага, сам Иисус мне его произнесет. — Вот, — кладет свой телефон мне на парту. Недоуменно на нее смотрю. Что она хотела показать, да еще и на контрольной? — Решение десятого, — указывает на снимок на своем айфоне. Вглядываюсь, смотрю на задание, запоминая его и обдумывая. — Ну, ты эт … побыстрей давай, — притопывает ногой, оборачиваясь все время на учителя. Благодарю ее, начиная писать решение. Она отворачивается, переглянувшись с рыжеволосой. Ну, первую часть я решил. С гордостью приступаю к двенадцатому заданию, начиная читать его. И ничего не понимаю, поэтому читаю повторно, подставив правую руку ко лбу. Лампочка над головой внезапно включается, решение приходит. Вот тебе и Иисус. Пф, да это же легко. Пфф, задача за пятый класс, проще, чем картошку выкопать. Ага, успеть бы еще записать. Времени осталось совсем ничего, около двух минут. И некоторые уже сдали, ибо, по словам математички, это работа легкая, и думать тут вообще ничего. Ну, конечно, сказал профессиональный учитель, который всю жизнь, наверняка, проработал в школе, который только и живет математикой. — Сдаем, господа, — серьезно? Господа? Вскрываемся, джентльмены! Начинаю писать быстрее, из-за чего мой итак куриный почерк становится похож на медицинский бред. Думаю, меня поймут. Ребята проходят около меня, осматриваюсь, замечая, что я один на ряду. Дописывают только трое: одна девушка, мажор и я. Похоже, контрольная действительно была несложной. Учительница поторапливает нас, оправдываясь тем, что ей куда-то нужно идти. Закатываю глаза, ставя точку в конце уравнения. Закрываю тетрадь, открыв рюкзак, скидываю в него пенал с учебником. Направляюсь к учительскому столу. Стены в классе светло-зеленые. Внушение какого-то спокойствия. В кабинете математики? Серьезно? По мне так, лучше было бы в кабинете физики. Мол, ребята успокойтесь это всего лишь формула движения в механике. — Первый, второй, — указывает на разные стопки тетрадок. На первый, второй, третий рассчитайсь! Так, точно, сэр. Кладу тетрадку в первую стопку. Прикладываю к голове ладонь, мол, военный. Женщина улыбается, выкидывая очередную фразу, которую нужно занести в особый список высшего сарказма: — Ты че на солнце перегрелся? — да, именно эта фраза. То, как она это сказала, с каким тоном, интонацией, выражением лица — это нечто. Все учителя математики — Бога сарказма. Позже она по-теплому улыбнулась, мол, это шутка, не обижайся. А я и не думал таить обиду вселенскую. — А вы видели, что на сегодня обещали тепло, солнечно и снежно? — Ну, вот он сейчас и идет, — кивает в сторону окна. Смотрю туда, наблюдаю за тем, как снежинки вальсируют, как падают на своих собратьев, уверен, там уже ковер из снега навалил. А я, как дурак, не заметил. Прощаюсь с женщиной. Выхожу в людный коридор, теряясь среди людей.***
Не заметил, как пролетели остальные уроки. Сегодня их было, будто меньше. Их было пять, меньше — да, но прошли, как будто было два. Одеваюсь быстро, чтобы выйти на улицу. Раньше наш класс, когда выпадал снег, неслись на улицу, заваливали там всех прохожих. Однажды даже укрытия построили. Сейчас думаю, желающих будет не меньше. Подхожу к выходу, в котором образовалась нехилая пробка из шести-семи человек. Ну, отлично. Время в толпе течет слишком медленно, я буквально отсчитываю каждую минуту прежде, чем я выйду на улицу. Ребята возмущаются, мол, идите быстрее. Толкаются так, что я падаю вперед на какую-то девушку, что смерила меня непонимающим и хмурым взглядом. И я наконец мне разрешили выйти. Это чудесно. Все покрыто снегом, буквально каждый сантиметр школьного двора, и он продолжает идти. Пацаны уже играют в снежки. Набираю снега в голые руки, потому как варежки забыл, как и перчатки. Чувствуют обжигающий холод от этого, который дарит прохладу моему телу, что спарилось в куртке. Леплю снежок, решаю кинуть его куда-нибудь в сторону. Замахиваюсь, отпуская снежок. Только не рассчитал того, что один из парней побежит в эту сторону. И мой снежок попал ему в шею. Он оборачивается ко мне, хмуро смерив меня взглядом «я убью тебя». Блять. Не хватало еще разборок. А он ведь идет, и, походу дела, мне не миновать этого. Да, черт, я же не намеренно это делал. — Ты вообще кто? — о, кажется, я нарвался на еще какого-то мажора. Ага, спорю, он, красавчик, лидер баскетбольной или футбольной команды, популярен, имеет много друзей и красивую, не менее известную, девушку. И мы одного возраста, примерно. Может, у него лучший друг этот Борис, тот, что наш мажор. Да, уверен в этом на девяносто процентов. — С точки зрения биологии, я — человек. С точки зрения механики, я — точка, — а что? Когда-то же можно так сказать. Бунтарь? Нет. Но иногда так и подмывает сказать неслыханную дерзость. Да, ладно? Ты всегда говоришь их. — Нарываешься? — щурит глаза. Его друзья подходят. Еще бы, такое пропустить. Драка — это же круто. Только драки не будет. — Смотря, что ты подразумеваешь под этим понятием? — он наклоняется вперед, закатывая рукава куртки. Плохой знак. Молодец, Валя. — Значит, нарываешься, — заключает он. Еще раз, мельком посмотрев мне в глаза. Пф, конечно, вызываю его на бой. Ага, представляю шпагу к его горлу и бросаю белую перчатку. — Если бы я нарывался, то плюнул бы, — ага, в лицо. Что я несу? Неконтролируемый бред. — Тогда что это было? — что было? Что-то было? Что я пропустил? Ах, да. Сегодня я слишком часто туплю. — Я кинул снежок в сторону, кто же знал, что ты побежишь в эту сторону, — да, и весь сыр-бор из-за этого. Может, он такой же, как и я, ищущий везде подвоха? Слишком мнительный? Не прекращающий беспокоиться ни на минуту, потому что чего-то просто так не бывает? — Ладно, — тянет, щурит глаза еще больше, как бы проверяя не вру ли. — Ты не Пол Экман, поэтому не пытайся узнать по моему лицу ложь, — не выдерживаю. Ненавижу, когда пристально смотрят этим своим оценивающим взглядом. Парень поднимает руки в примирительном жесте, произнося короткое «воу». А я сжимаю зубы, опускаю глаза на протянутую руку мне. Зачем это? Щурю веки, поднимая их на парня. Тот закатывает глаза, убирая руку: — Как хочешь, — с минуту он меня еще осматривает, будто думает, что я что-нибудь выкину, когда я, отвернувшись, ухожу.Такого поведения они ждут от него?
Именно.
***
Сегодня тепло. Солнце не печет, небо лишь слегка затянуто облаками. Если смотреть лишь наверх, может показаться, что сейчас на дворе лето. Но стоит опустить взгляд на уровень деревьев, как сразу же понимаешь, что был неправ. Парень стоит за зелеными воротами школы, топчется на снегу. Ставит носки вместе, а пятки расставляет в разные стороны, согнутые в локтях руки прижимает к груди. Танцует. Костя был прав, Вале нечего хандрить. В конце концов, они не потеряли связь, не забыли друг друга, по-прежнему общаются, теперь уже с помощью новых технологий. Только Вале что-то мешает. Что-то зудится под грудью, и парень понимает, что это не из-за нехватки сигарет. Что-то другое. Что? Он чувствует какое-то сомнение, тревогу, будто что-то могло случиться, что-то, что парень упустил, заглушил своей ненавистью к матери. Что-то в нем самом, что-то, что покоится за сознанием, что Валя закинул далеко за его пределы так, что он и сам не помнит о нем. И что это? — Привет, — тянет парень, высовывая руки. Проходящая мимо девушка недовольно бурчит в ответ. Валя идет за ней, словно он маленький мальчик, спешащий за своей старшей сестренкой. Усмехается, думая как бы начать. Что, просто сказать? Просто. — Эмм… мы же на сегодня договорились? — находит оптимальный вариант, решаясь напомнить ей об этом. Девушка резко останавливается, все еще распутывая наушники. — Да я сама сделаю, — вздыхает, ворча. Валя видит, что она недовольна, возможно, она наорет на него, оттолкнет его или еще что, но парень все равно продолжает говорить. — Но для чего тогда нас распределяли? — разумный вопрос. Темноволосый догоняет девушку, которая ускоряет шаг, вставляя наушники в уши и включая музыку. Она сделает все сама, разве это не должно обрадовать его? — Эмм, — бьет кулак об кулак, думая, как сказать. — В общем, я … мы можем сделать работу у меня. Ну как? — мельком поглядывает на девушку, которая завороженно смотрит на «пол». Мотает головой. Они заходят в тупик. И как тогда делать работу? Девушка оборачивается назад, смотря на школьный двор. Он либо уже ушел, либо еще не вышел. — Я же сказала, что сделаю сама, — поднимает голос. — Я сама, — понижает голос, замечая, как парень на миг поджимает губы. — Да ладно? Как еще мы по-твоему должны сделать? С Соней вы явно сделаете вместе, Борис не будет делать, а я? — Валя не сдается, продолжая уговаривать девушку. — Я сделаю презентацию и реферат, распечатаю текст, чтобы читать и дам всем вам, — молвит немного раздраженно. Ее достало это. Чего он привязался к ней? Мешает ей идти домой, размышлять над ситуацией в школе, обдумывать действия парня, коря себя за это потом. Маша ускоряется. Вот только два шага девушки, это один шаг парня. Так что здесь она ему проиграет. Похоже, ей не удастся от него отвязаться. Светловолосая вздыхает от негодования. Чего он пристал? — Ага, — соглашается Валя, поднимая брови. — Только сделаем мы все это вместе, втроем, — твердо произносит. Грубый голос. Непохожий на Валин, несвойственный ему. — Завтра после уроков, у меня, — бросает, кладя руки в карманы. — Ладно? — смягчает он последнее предложение, повернув голову в сторону девушки, которая смотрит на него недовольным, несколько гневным взглядом. Парень прощается, слегка улыбаясь, делает несколько шагов. Оборачивается, но не видит девушку, потому что она уже ушла, натянув поглубже шапку и размахивая руками. Валя усмехается. Идиот. Молодец, Валя. Теперь она не придет, и задание провалено. Ты получишь «двойку», и твоя мать будет выносить тебе мозг из-за этого.***
Чувства остались. Она любит по-прежнему? Нет. Это не любовь, не влюбленность, лишь остаток от непонятно чего. Какая-то горечь, послевкусии от осознания, какой она была. Раздражение, злость на саму себя за то, что попалась в эти сети, за то, что стала такой женственной. Любовь — это не ее. За то, что поддалась. Несомненно, есть прогресс. Только девушка не может противостоять тому, чтобы не посмотреть на него хотя бы раз. Разумом она осознает, что это все фальшь, ложь — она не любит, как и он ее, в принципе. Но сердце не подчиняет приказам мозга, поэтому она оборачивается каждый раз, когда выходит из школы. Она не рассчитывает на взаимность от него. Ей вообще теперь плевать на все это. Да, плевать. Её он не привлекает больше. Она не видит в нем нечто божественное, каким видела, когда была по уши влюблена. Не задерживает дыхание, не внимает каждому его слову. Этого нет, потому что это все придумала она сама. Вообразила себе, будто любовь есть. Смешно. Чувства остались в виде горького вкуса около глотки, заставляющие глотать девушку каждый раз, когда она видит его, чтобы избавиться от него. Чувств нет. Есть только равнодушие и пофигизм на все, что происходит. В школе мы проводим большую часть дня, целую половину дня, поэтому очевидно, что девушка привязалась эмоционально к Борису. Думала о нем каждый день, потому что видела ежедневно. Разве на каникулах Маша вспоминала о нем? Изредка, когда делать было нечего. Вот и весь ответ. Не любовь. Обычная симпатия, переросшая в нечто, по ее мнению, высокое. Обычная симпатия, родившая из объятий. Симпатия. Маша поддалась, позволила надежде взять вверх. Позволила чувствам затмить разум. «Образ» разрушился, рассыпался на мелкие осколки, как старая ваза, которую случайно уронил ребенок. Ошибка. Но больше Маша не наступит на те же грабли.