Их слова.

      Она была красива. Да что там, она была прекрасна. Она ворвалась в мою серую жизнь словно ветер в открытое окно. Она покорила мое сердце одним взглядом, выпихнула Богиню и заставила боготворить ее, принять ее невольно. И я покорился. Забыл веру и пошел за ней. Сражался, врал, грешил.       От нее всегда пахло лавандой, хотя она постоянно твердила, что ей приятней получить ветку чертополоха, чем букет роз. Но ее запах не сравниться и с тысячей благоухающих роз, тюльпанов или еще каких-нибудь цветов, которые дарят другие.       Она много читала: гримуары, что мне не очень нравилось, летописи времен войны, также изучала руны, хотя не считала это нужным. И знаете, что тут самое прекрасное? Она. Ее лицо, на которое я бы смотрел веками, отдал бы душу самому Дьяволу, лишь бы побыть с ней подольше. Я бы прожил один день с ней, чем сто лет без нее.       Она не любила готовить. Нет, она ненавидела готовить. Она буквально все сжигала в порыве ненависти. Поэтому готовлю я. Мне нравиться наблюдать, как она за обе щеки уплетает мою еду. В охладевшем сердце появляется тепло, заставляя что-то чувствовать.       У нее красивая улыбка. Она нечасто ее показывает. Только в моменты победы: она улыбается во все лицо, кричит и смеется, обессиленно падает на траву, рядом со мной и начинает что-то говорить, а я покорно сажусь рядом, незаметно лечу ее, слушаю. В такие моменты я по-настоящему счастлив.       Она любит выпивать и играть в карты. Мне приходится часто вставать ночью и идти забирать ее пьяную. Я часто расплачиваюсь за нее, выпутываю из бед. На утро она сконфуженно благодарит меня, смотрит в пол и краснеет. Что-что, а гордость она уже потеряла. Если бы я ее из пасти минотавра вытащил, то она бы оплеуху влепила и пошла обратно, а тут благодарит. Видимо, что-то на нее как-то повлияло.       Она очень переменчивая. Вот она недавно смеялась, а сейчас уже ругает меня, называя глупым свящем. А я ее нежно, либо по имени, либо колдуньей. Она пытается быть серьезной, непрошибаемой, словно кремень. Но я то знаю, что внутри она готова убежать и расплакаться только от вида монстра.       Она словно огонь. Непокорная, непостоянная, вечно пытающаяся что-то изменить. А я как лед. Обычный, серый, неизменный, словно тень следую за ней. Она для меня — Богиня, а я для нее — пыль. Она может сдуть меня, а может и оставить. Так или иначе, я подчинюсь ей. Она совершенство.       Он был добрый. Даже слишком, что меня настораживало. Он спасал меня, подлечивал, готовил и, что самое странное, он приходил за мной в таверну, забирал и оплачивал долги. Синтия сказала, чтобы я была благодарна судьбе за такого клирика-спасителя. Ладно бы это сказала какая-нибудь молоденькая волшебница, но тут Синтия. Видимо, я действительно везучая.       От него всегда веяло холодом. Да, он рос на Снежном Хребте, но он никогда не мерз. Вообще. Я же в то время мерзла в своем костюмчике, а он отдавал вещи, а если я еще и простывала, то и лечил меня. В те вечера, когда мне было особенно плохо, он ложился рядом и сгребал меня в свои холодные объятья. Но кто бы мог подумать, что этот холод еще и согревать может?       Он любил готовить. И его еда была вкусной. Чертовски вкусной. Я не могу остановиться, когда ем, а он постоянно пялится. Из-за этого я стесняюсь, как ни странно, есть. Приходится держать осанку, спустить локти, а он смеется своим чертовски прекрасным смехом. Это еще больше смущает.       Он всегда приходит на помощь. Будь то простой орк, или же минотавр, да даже баскербуль. Он всегда придет, поставит защиту и в один удар нанесет сокрушительный удар, после чего оставит монстра мне. Если тот, конечно, выживет.       У него красивое тело. Да-да, у чертова клирика чертовски красивое тело. Уж не знаю, какое у него там прошлое, но девушки на него явно вешались, да и щас вешаются. Мне пригодится подпаливать их волосы, хватать свяща и бежать к порталу. Только чтобы не видеть этих раздражающих горожанок.       Он настойчив, что несвойственно клирику. Если мы близко к боссу и я ранена, то он тащит на руках обратно в город, либо приказывает сидеть за дверями и не входить, пока тот расправляется с монстром. Хотя, знаете что, он красив в бою. Только посмейте это ему сказать! Сразу подпалю!       Мне кажется, что он уже не верит в Богиню. Она для него умерла. Знаете, почему я так уверенна? Потому что она называет меня Богиней. Нет, не в смысле красоты, хотя и это он не раз отмечал. Он сказал, что если бы я приказала ему умереть, то он был умер. Он бы не возражал, если бы это сказала я. Клирики странные создания, но именно его я ненавижу больше.