addiction

Эва удобнее размещается на камне — сухом и теплом, прогретом солнцем, уже спрятавшимся за серыми ватными облаками, — скрещивает ноги, отчего проступают угловатые коленки, и вынимает из мятой пачки надломанную сигарету, в надежде подкурить, да вот зажигалки, как на зло, под рукой не находится. Роняет тихий вздох, старательно игнорируя отнюдь не синхронную начитку рэпа Исака и Эвена, старается слушать лишь штормящие морские волны, разбивающиеся об острые прибрежные скалы, и ощущать на коже капельки прохладного бриза. Но, увы, рэп не единственное, что на этом пляже отвлекает Мун от того, чтобы полностью забыться. Море не просто хочется слушать. Прямо сейчас Мун ловит себя на мысли, что хочет утонуть в нем к хренам и больше уже никогда не всплывать. — Ты смотришь на него, — Нура дергает за руку аккуратно и бережно, отслеживая взглядом место, куда смотрит Эва. Вовсе она на него [не] смотрит. Не заслужил. — Нет, — бросает несколько резко, немного грубо, и тут же переводит взгляд на волны, отводит его от н и х. От того насколько о н и счастливы. Крис и Ибен. — Зажигалка есть? — С каких пор ты куришь, Мун? Совсем во все тяжкие пускаешься? — Нура скидывает с плеч куртку Вильяма, как только понимает, что уже согрелась. А Эве холодно. Эве так холодно... Никто куртку ей не даст. Свою кожанку Шистад отдал Ибен. Не Эве. Держит ее за руку. Босиком бегает с ней по пляжу, обнимает со спины, целуя в затылок. Смеется, а еще счастлив. Мун хмыкает. На этом пляже нет места только ей одной. Эвен с Исаком обсуждают треки NAS, зачитывая их рэпчик по куплетно. Вильям с Нурой разговаривают о Лондоне, из которого только-только вернулись и в который вновь собираются уехать через две недели. Вильде от Магнуса вообще оторвать нельзя, у них период "голодания" друг другом еще не прошел. Даже Сана с Юсефом. Он лежит у нее на коленях, слушая, как она зачитывается стихами Бернса. И Крис с Ибен. Такие счастливые, что блевать хочется. Идиллия, в которой нет места для Эвы. Она как пятое колесо. Везде и всегда. — Меня сейчас стошнит, — процеживает сквозь плотно стиснутые зубы, закатывает глаза, принимаясь обнимать собственные коленки. — Это, типа, они смотрятся мило? — Вильде, кажется, никогда не научится различать сарказм от истины. — Нет, это, типа, содержимое моего желудка эвакуируется прямо на эти камни. От того, насколько он с ней нежен. От того, насколько он в нее влюблен, как легко забыл Эву. Шистад уже давно не любит. Мун, кажется, уже не разлюбит никогда. Никто и ничем не обязан, они всего-то пару месяцев, как не вместе. Мог бы и не приводить Ибен сюда, зная, что Эва, как дурочка, все еще в него по уши. Мог бы и не выставлять ее полнейшим ничтожеством перед друзьями, таким никому не нужным, жалким и брошенным. Он снова с ней, только уже не такой блядовитый, как прежде. Только уже настолько чуткий, как никогда раньше. Это Эва научила его. — Поговори с ним, — кровь приливает к щекам от осознания, что это произносит Исак. Здесь все знают, что Крис в ней не перетлел? У нее на лбу это написано, что ли? Поговорить? Дурной план. Галимый план. Она и рот не раскроет. Она и слова не проронит. Как всегда будет молча терпеть, чувствовать себя щеночком, выброшенным на улицу. Поговорить? Скорее, ее слова выльются в хлесткую пощечину. В целый поток затрещин. В множество ударов кулаками в грудь аж до того, пока ей не надоест. Возможно, она как всегда все драматизирует, но иначе никак. — Он прав, Эва, ты день изо дня мучаешь себя. — Потому и переезжаю к маме жить в Осло, — Эва смаргивает влагу, которая режет уголки глаз. Поджимает губы, окидывая взглядом Криса. И Ибен. Ибен, которая запрыгивает к нему на спину, после чего крепко обнимает его за шею. — Чтоб его не видеть. Их. Чтобы не плакать ночами больше. Возможно, Нура в чем-то права. Мун стоит снова попытаться быть счастливой. С Адамом, который звал ее на свидания. Дать ему шанс и шанс самой себе снова полюбить кого-то. Не выходит. Все еще болит. Все еще не пережито и не забыто. — Ты обязана поговорить с ним до отъезда, Эва. Прямо сейчас. Поднимай свой зад и поговори с ним прямо сейчас, — Сатре уже не просто просит, она приказывает. А почему бы и нет? Почему бы не расставить все точки над "і" сейчас? Мун спрыгивает с камня на песок — влажный, взявшийся грудками. Снимает кеды для удобства и собирает всю силу воли в кулак. Чтобы сообщить. Ему и ей. Все, кроме них, знают об отъезде Мун. Это как последний шанс — посмотреть ему в глаза и понять, отпустит ли, позволит ли, действительно разлюбил ли, забыл ли уже. С каждым шагом ближе к ним дышать становится все труднее. Нужно пересилить. Нужно пересилить саму себя. Кристофер целует Ибен в щеку, не в губы, как собирался, когда замечает направляющуюся к ним Мун. Даже за руку Ибен не берет, сам не знает, почему. — Не хочу вас прерывать, ребят, — и звуки ее голоса внутри отчего-то болью отдаются. — Я лишь хотела сказать, что мне пора уже, попрощаться хотела, вот, — перебирает в пальцах стебелек травы, опуская взгляд цвета мяты куда-то вниз. — Ты уже уходишь? — и родное тепло накатывает волнами, потому этот вопрос все еще звучит так, словно он о ней беспокоится. Или Эва все себе фантазирует. — Да, мне нужно вещи собирать... — Вещи? — Да, я завтра уезжаю к маме в Осло. — Повидаться? На несколько дней? А мне почему не сказала? А как будто его это все еще волнует. — Я переезжаю к ней жить, Крис, — самой больно это произносить. Самой больно поднять на него взгляд, ожидая реакции. Пусть остановит ее. Пусть скажет, что не отпустит. Пусть скажет всего одно избитое "нет" — и она останется, не отойдет от него ни на шаг. Пусть запретит ей. Пусть до боли сожмет ее запястья, цепями к себе прикует. Но пусть не разговаривает с ней молчанкой. — Словно это что-то изменило бы. Думает. Анализирует. Щурится, рассматривая ее. Запоминая ее. Проверяя, не шутит ли она. Не шутит. Ибен переводит взгляд с Криса на Эву. Ибен понимает. Ибен знает все. Ибен все портит в этот момент, но в этот момент он с Мун не вместе. Потому она имеет право одернуть его. Потому имеет право подтолкнуть его к верному суждению. Соперница ей не нужна. Ибен знает, что Эва все еще нужна Крису. — Уезжаешь? Что ж, мы будем скучать по тебе, Эва, нам будет тебя не хватать, правда, Крис? — и поднимает на него взгляд. Становится на носочки, целует в щеку и смеется. А у Эвы все сжимается от боли в кровящий комочек. Позволит? Отпустит? Распрощается? Больше ни грамма любви? Больше не помнит? Уже ничего не значит? Но он молчит. Ибен переводит тему, рассказывает Крису что-то о том, как было бы здорово тоже как-то выбраться в Осло на концерт ее любимой группы. А Шистад по-прежнему просто смотрит на Мун. Рассматривает ее поджатые губы, спину в джинсовой куртке, когда она отворачивается от него. Он считает каждый ее шаг по мокрому берегу и наблюдает за тем, как холодные морские волны касаются ее стоп. Эва коротко оглядывается назад, останавливаясь. Вынимает из мятой пачки еще одну сигарету, которую не выкурит из-за отсутствия зажигалки. Отводит взгляд куда-то в даль, на горизонт, где небо сливается с морской поверхностью. Прячет замерзшую руку в карман джинсовой куртки, в котором нащупывает острые края билета до Осло. И подавляет дикое желание зайти в воду дальше. Дальше и дальше, до тех самых пор, пока она не покроет макушку. И дыхание задержать. Навечно. Эва еще не знает, что этот вечер закончится разрывом отношений Криса и Ибен. Эва еще не знает, что завтра он наспех купит себе билет туда же и едва ли успеет запрыгнуть в автобус. Потому что друг в друга по уши навсегда. Потому что друг в друге еще не перетлели.