national anthem.

       Белый зефир таял в горячем какао, заставляя чашку выглядеть грязной, а присыпка с корицей уже давно осела на дно. Вот и отлично. Я как раз не люблю корицу.        Калум обожал писать песни, в то время как я писала новогодние письма совершенно неизвестным мне людям, пытаясь впихнуть в пакет 10 упаковок вкусного чая с разными вкусами и разрисовывая конверт различными звездочками, не забывая про новогодние шапочки и рождественские леденцы красно-белого цвета, которые для Калума являются убийцами, ибо уж слишком правдоподобно похожи на крюки, а Худ, собственно говоря, пересмотрел сразу все части «Я знаю, что вы сделали прошлым летом» и начал побаиваться всех этих штук.        Он любит «Бесстыжих», пока я догрызаю сухое овсяное печенье при просмотре «Милых обманщиц». Мы, кажется, разные, но Калум отговаривается цитатой: «Ты — никто, и я — никто. Вместе мы почти пейзаж». Это звучит довольно-таки странно, но я влюблена во все эти мелочи. Калум учится играть на фортепиано, красиво наигрывая мелодию и нежно дотрагиваясь пальцами до белоснежно-белых клавиш, не затрагивая черные полутоны. — Если хочешь, то мы можем сходить на Таймс-сквер* и встретить там Новый год. Это я так — на всякий случай, — робко предложил парень, продолжая играть. Я положила ногу на ногу, оставляя чашку с уже остывшим какао возле аквариума с разноцветными рыбками, складывая руки в замок и располагая его на чашечки. — Это Нью-Йорк так на тебя действует? — улыбаюсь уголками губ. Парень промолчал. Это значит «да».

***

— Здесь слишком много людей, мы можем просто купить вина и выпить целую бутылку по дороге домой, — возмущаюсь, притоптывая ногами по грязному снегу, натягивая свою шапку на лоб и рассматривая каждый уголок. — Милая, осталось всего тридцать секунд до спуска шара, потерпи, — Калум целует меня в макушку и проводит своей рукой об вторую руку, заставляя грубую кожу немного разогреться. — А я ведь говорила, что нужно было взять те перчатки, которые дала тебе твоя мама, — поворачиваюсь к нему лицо и вижу недовольство. Гордый, но прекрасный. — Всего пятнадцать секунд, золото, — поставил меня перед фактом он.        Люди смотрели вверх, частенько что-то выкрикивая и хлопая. Я надеюсь, что следующий год будет более удачным. Калум надеется, что следующий год будет более чудесный. Мы все на что-то надеемся, но ничего не знаем. — Три, два, один! — вели счет все вокруг, а я дотронулась руками до красных щек. Секунда — все радуются. Это означает, что Новый год уже пришел.        Калум искренне улыбнулся и развернулся ко мне, взял за подбородок и посмотрел прямо в глаза. Мое горячее лицо почувствовало холодные руки кареглазого, но я даже не пискнула.        Его губы нежно накрывают мои, сладко целуя. Калум не ошибся — здесь действительно потрясающе. Пока парень целовал меня, я вспомнила его слова: «Я — никто, и ты — никто. Вместе мы почти пейзаж». Возможно мы и выглядим красиво на стороне события с шаром, но пейзажем никогда не будем. Хотя…