«Семья» по-итальянски

      Студия, в которой очутились «избранные», казалась безграничной. Её тёмные оттенки не давали глазам привыкнуть к такому свету и разобраться, где есть что. Огромная двустворчатая дверь, закрывшись, потеряла все свои очертания и слилась с чёрным цветом огромной залы. Посреди неё резко выделялся подиум, к которому вела одна-единственная центральная лестница. И всё это предстало чёрным, едва переливаясь на свете прожекторов.       На подиуме стояло одиннадцать кресел, композицию которых каждый из присутствующих видел впервые. Они немного отличались от возвышения, на котором были установлены, по цвету; тёмно-серые кресла с некими проблесками тускло-алых деталей поддерживали странные механизмы, похожие на щупальца. Из них торчало множество проводов разной длины и толщины, каждый из которых не имел ни конца, ни начала.       Всю эту безумную композицию заканчивал огромных размеров шар чёрного цвета с постоянно прыгающими молниями внутри. Он был подвешен на похожие щупальца, что держали кресла, но ничего дальше этих больших канатов-щупалец не было видно. Во всей студии царила тьма, горели и прожектора, наводя ещё больший ужас на окружающих.       Оцепенение продолжалось несколько минут. Одиннадцать счастливчиков, в ужасе раскрыв рот и пытаясь что-то из себя выдавить, стояли, словно приклеенные к полу, прижимаясь к своим возлюбленным.       — Какого чёрта здесь происходит? — первым подал голос Павел, демонстративно выходя из толпы и направляясь к лестнице, — прекратите этот балаган, — снова прокричал тот, обращаясь во тьму.       — Это вы прекратите балаган, — откуда-то извне последовал сдержанный ответ.       Наверху что-то зашуршало, кажется, зазвенело, начало шипеть — и затихло. В помещение снова воцарился мрак, не нарушаемая тишина давила на виски, заставляя болезненно закрывать глаза.       — Все бумаги подписаны, до окончания шоу вы — мои марионетки и будете делать то, что я прикажу, — на этот раз голос точно принадлежал человеку, но всё так же оставалось непонятным — кому. — Поднимитесь вверх по лестнице и займите места, вам угодные, — сделав акцент на последнем слове и закончив предложение усмешкой, неизвестный замолк.       На секунду всё вновь погрузилось во тьму — но лишь на секунду. Среди одиннадцати странных счастливчиков стали проскальзывать вопросы, ответы на которые никто не знал и дать не мог.       — Да что происходит, это игра какая-то? — прошептала Настя, касаясь Костиной руки.       — Ага, на выживание, — совсем не весело произнёс Константин, притягивая жену к себе и заключая в сильные объятия.       — Дашка, Даш, Даша, — находясь на грани истерии, дёргала подругу за край футболки Комиссарова.       — Па-ша, — только и смогла проговорить девушка, встретившись взглядом с обеспокоенным сербом. Он медленно подошёл к ней и попытался обнять, стараясь не смотреть в её глаза и держа за руку уже трясущуюся Юлю.       — Всё будет… — он едва улыбнулся, смотря на девушек, — прорвёмся.       — Сонь, Соня, ты меня слышишь? — Михаил бережно держал под локоть Софию, заглядывая в её глаза, но она, кажется, потерялась в этом безумном омуте чёрных полотен и неизбежности.       Толстая смотрела вдаль, не моргая уже некоторое время и едва заметно дыша. Почувствовав рядом с собой Мишу, она только и смогла, что сжать его ладонь, продолжая вглядываться во мрак.       Чуть поодаль от них стоял Сеня, неизменно прижимая к себе жену и гладя ту по волосам, спине, рукам, словно боясь потерять навсегда. Так оно и было — во тьму войдут одиннадцать человек, выйдет — один. И каждый из присутствующих молил об одном: «Лишь бы этим «счастливчиком» стал не я».       В метре от злосчастной лестницы, держась за руки и едва сдерживая слёзы, стояли две женщины: мать и дочь. Они не проронили ни слова с того момента, как «ворота рая» закрылись за их спинами. Каждая понимала и принимала чувства другой. Отступать было некуда — механизм пришёл в движение.       Когда они вдвоём, синхронно взошли на первую ступень чёрной до одури лестницы, она на секунду загорелась белым светом и вновь потухла, а над тёмным сводом вдруг появилась такая чудная и жгучая сердце надпись: «Добро пожаловать».       Все стоящие в зале вскинули головы и молча смотрели, как двое поднимаются на подиум, как с болью размыкают руки, как исчезают в неизменно чёрной глубине кресел.       — Отлично, начало положено, — прозлорадствовал голос сверху.       Следующими быть никто не хотел. Не потому, что было страшно за себя, хотя и это чувство, конечно же, присутствовало. Никто не хотел повторить тот путь из-за одной не дающей покоя мысли: «Другие тоже пойдут следом». Там будут и те, с кем работаешь изо дня в день, с кем ходишь в баню, проводишь вечера, делишь обед. И даже те, кого любишь, кого когда-то клялся не дать в обиду. Шагни ты — шагнут и они, обрекая себя на верную гибель.       В голове каждого витало множество мыслей, они сменялись калейдоскопом, не давая понять ни одну, ни вторую, ни сотую. Было страшно. И это чувство затмевало разум, закрывало все мысли о том, что их ждёт дальше. Значение имеет только здесь и сейчас. Так они думали, но как ошибались.       — Что будет с вами дальше? — спроси любого из одиннадцати.       — Смерть, — не раздумывая, ответит каждый.       Они даже не думают о том, что один из них выживет. Выживет обязательно. Но за это придётся бороться. До конца, переступая через трупы друзей, коллег, собственной жены или мужа…       Пока все собирались с силами, продолжая обнимать и держать за руки дорогих сердцу людей, стараясь забыться, запустить временную петлю, которая позволит им стоять вот так вечно — ни туда, ни сюда, — по лестнице уже поднимались Арсений и Марина.       Плечи женщины едва заметно подрагивали, а на щеках виднелись дорожки от слёз. Она неотрывно смотрела в глаза любимого мужа, крепко сжимающего её ладонь в своей.       Как только все кресла были заняты, а ремни, больше напоминавшие паутину, закреплены, стальной голос снова раздался из ниоткуда, больше напоминая раскат грома:       — Правила игры просты: среди одиннадцати человек девять — мирные жители, двое — мафия. Каждый раз вам будет даваться время на то, чтобы коллективно решить, кто из вас мафия, — последние слова мужчина выговаривал, делая паузы, трепля нервы игрокам. — Каждый мирный житель — шаг к поражению. Ваша цель — убить всех мафиози до того, как они убьют вас, — с наслаждением хохотнув, оратор ехидно продолжил: — даже если это ваш любимый человек, жена или муж, — секундная пауза: — или даже дочь.       Пока он объяснял следующий ход событий, наверху зашевелились очередные щупальца, имеющие множество проводов, но своим видом напоминающие стоматологический инструмент. Только вот цвета они были глянцево-чёрного. Их было одиннадцать, они монотонно подъехали к каждому из участников.       — Наклоните голову вправо, уберите волосы, — отстранёно произнёс куратор, будто это дело его вообще никак не касалось.       Когда просьба была выполнена, все щупальца одновременно всадили каждому игроку в шею чип. Об этом и сообщил оратор в дальнейшем.       — Эти микрочипы служат картами для вас и для меня. Кто есть кто я знаю уже сейчас, а вы узнаете в начале игры. Сейчас вам будут поданы наушники, каждый из вас наденет его лишь на пару секунд, дабы узнать своё положение, — замолчав, мужчина сжал пальцы в замок и взглянул на одиннадцать человек, что сидели внизу, под стеклянным висящим над полом шаром, в котором он и находился. — Начнём игру, господа и дамы. Удачи вам, — проговорив последние слова со зловещей улыбкой, он сел в своё кресло, сложив руки на столе, и принялся с наслаждением смотреть на дальнейшее развитие событий.       Выждав минуту, пока игроки узнавали, кто из них мафиози, а кто мирные жители, загадочный мужчина в чёрном костюме, отливающим тёмно-синем при свете прожекторных фонарей, искоса попадающих в его укромное место, запустил таймер, не забыв сказать об этом участникам.       Внизу началась паника, все молчали, а напряжённая тишина и тиканье таймера давили на виски. Спустя три минуты полного молчания куратор оповестил:       — Если в течение оставшихся девяти минут никто не будет выбран, наш компьютер рандомно выберет человека, который отправится на погибель. Это может быть как ваш недруг, так и ваш друг, — на этот раз его голос был отчуждённо холодным, без жалящей ухмылки или наслаждения.       — Кто что думает? — не выдержала Элеонора, которая чувствовала неизгладимую вину за то, что согласилась на эту авантюру.       — Элеонора Андреевна, — вырываясь из своего кресла, заговорил Михаил, — да как вы можете, это же всё не по-настоящему, неправда, мы не будем ничего делать — нас отпустят, — мужчина в куполе усмехнулся, но не стал включать микрофон, дабы заверить заместителя управляющего в обратном.       — Нас всё равно всех убьют, — стараясь сдержать истерику, Катя закрыла лицо руками, часто дыша.       Все замолчали вновь. Сеня, словно не замечая ничего вокруг, печальным взглядом буравил Марину, она делала тоже самое. Юля с Дашей, сидевшие по обе стороны от Павла, смотрели на него, будто он мог спасти ситуацию — вытащить их. А он тем временем бралл пример с Катерины, закрывая рукой глаза.       Девять минут тянулись, словно это была нескончаемая вечность, и в то же время пролетели как две секунды. Время вышло. Об этом оповестил протяжный писк аппаратуры и стальной голос куратора, снова ехидно ухмыляющегося своим словам, сообщавшим о том, что компьютер уже в данный момент выбирает так называемого «счастливчика».       Прошло десять неистово долгих и ужасных секунд, прежде чем тот же голос оповестил:       — Выбор сделан. Этой ночью вы погубили одного из девяти мирных жителей. Анастасия Анисимова, — прожектора, напоминающие, что это обычная телепередача, дающие на это надежду, все как один уставились на кресло, в котором сидела девушка.       Костя тут же дёрнулся в её сторону, зло сжав зубы и кулаки, начал кричать и проклинать всё происходящее и его создателей, но «паутина», сковывающая все движения, не давала ему сделать никаких действий. Кресло Анастасии медленно, но верно поднималось навстречу чёрно-оранжевому шару, внутри которого грохотали молнии. Из глаз девушки лились слёзы, она руками вцепилась в подлокотники кресла и почти что вжалась в него. Молчаливый крик застыл на её губах, и она просто шептала имя сына:       — Стёпа, Степан, сыночек, Стёпочка, — будучи уже в полубредовом состоянии, она полностью погрузилась в шар. Закрыв глаза, Константин закусил губу, а по щекам скатились слёзы, через секунду на всю студию пронёсся оглушительный крик, Костя пытался вырваться из кресла: бил его руками, пытался раскачаться и стучал о его спинку головой.       Женщина лет пятидесяти с собранными в густой пучок рыжими волосами сидела в кресле у телевизора, с улыбкой просматривая детские фотографии своего сына Степана. Она умилялась каждому фото, останавливалась на нём по несколько минут и улыбалась. Её сын, её гордость, её печаль и беда.       Она не доглядела, не уберегла, не смогла предотвратить: её мальчик, бывший уже двадцатипятилетним парнем, не выдержал смерти отца и стал наркоманом. Сначала Степан бегло отшучивался, мол, лёгкая дрянь, просто расслабляет, если захотеть — можно избавить от привыкания. А потом вроде шуточное «покурить на крыше» переросло в «витамины для сна», а затем и в «уколы счастья», шприцы от которых Анастасия часто находила под кроватью сына.       Сидя в гостиной, женщина услышала щелчок входной двери. «Пришёл Стёпа», — догадалась она, с радостью идя его встречать. У неё был важный разговор, она нашла хорошую клинику, в которой обещали помочь парню избавиться от зависимости и начать новую жизнь. Настя была уверена, что её сын сам того хочет, но, к сожалению, Степан отреагировал на её предложения отрицательно агрессивно, занесся руку вверх, дабы ударить мать. Женщина, испугавшись, убежала вглубь квартиры, в ванную, заперевшись на щеколду.       В квартире послышалась возня, Степан что-то искал в серванте, в шкафах, слышались тяжёлые шаги и то, как вещи падали на пол. Спустя несколько минут возле двери ванной комнаты внезапно пугающе раздался громкий голос:       — Где деньги?       Настя, всхлипывая, сказала, что их нет, что все сбережения она уже перевела на счет той клиники, в которую Степан должен поехать уже завтра. Это ещё больше распалило парня: он начал ломиться в ванную, вышибать дверь и громко материться, покрывать мать самыми ужасными словами.       Кромешная тьма настигла Анастасию уже по прошествии десяти минут, когда парень выломал замок и открыл дверь. Накинувшись на мать, схватил её за горло и впечатал в стену, что-то крича и требуя денег. Она лишь держала руками руки сына, которые сжимали её горло, и твердила, что ей трудно дышать. Парню было невдомёк, что он делает больно самому дорогому человеку в его жизни. Он осознал это, когда руки матери опали вниз, а под его ладонью уже не прочувствовался пульс.

Она умерла.